— Не важно. Богами. Судьбой.

— Хорошо, если так, но меня волнует не это. Я очень беспокоюсь за свою жену; она индианка и осталась в английском лагере.

— Лагерь сожжен, — резко произнес Викрам.

В глазах Анри промелькнуло отчаяние. Конечно, его Тулси жива, она просто не могла умереть!

— Как мне ее отыскать?!

— Пока никак. Придется смириться с тем, что есть. Ваше положение не так уж плохо. Вы попали не к бесчестным, продажным людям. Раджа Бхарат очень богат, он без труда мог бы платить англичанам подати, но для него важнее гордость. Как и для вас.

— Почему вы мне верите? — помолчав, спросил Анри.

Викрам ответил без тени лести:

— Я разговаривал с вами, видел, как вы обращаетесь с индийскими наемниками, с английскими солдатами. Вы не воин, но вы честны и открыты, образованны и незаносчивы. И вы не предатель и не преступник. Я немало прожил на свете, а повидал еще больше, так что редко ошибаюсь в людях.

— Это вы посоветовали радже взять меня к себе? — спросил Анри.

— Да, я. Не так часто встретишь человека, который сумел снискать уважение не только местного населения, но и своих противников!

— Я стараюсь не забывать, что все мы люди, и только. Однажды моя мать сказала: «Если какой-либо человек придет к тебе со своей бедой или просьбой, отнесись к нему так, как если бы под видом этого несчастного к тебе явился Христос», — ответил Анри и добавил: — Простите, я плохо знаком с вашей религией…

Викрам улыбнулся.

— Индуизм куда сложнее христианства. У вас будет время познакомиться с нашими богами. Еще придется обучиться некоторым церемониям, но это потом. Поправляйтесь, отдыхайте и не думайте о плохом.

Анри выздоравливал медленно; некоторые ожоги оказались глубокими и плохо заживали. Раджа прислал опытного лекаря; тот прикладывал к ранам какие-то травы и протирал их неведомыми настоями. Могли остаться рубцы и шрамы, но это не волновало Анри. Лицо не пострадало, глаза были целы, а тело… Что может «украсить» его больше, чем позорное клеймо каторжника?!

Наконец повязки были сняты даже с тех мест, какие пострадали сильнее всего. Самый серьезный ожог был на левой руке и плече, от него остался след, но… это была уже не лилия! Анри принял случившееся как знак свыше. Мог ли он представить, что судьба освободит его от клейма — пусть даже таким жестоким и причудливым образом?!

Именно тогда молодой человек стал думать о Париже, о том, чтобы вернуться и все увидели, что он не умер, доказать, что его оклеветали! Чтобы снова обнять свою мать.

Вскоре Анри представили радже Бхарату. Это оказался немолодой, благородного вида человек с длинной седой бородой, облаченный в удобную и легкую, хотя и щедро усыпанную драгоценностями одежду. Анри держался просто, но уважительно и без лести, чем и понравился хозяину крепости. Раджа велел выделить молодому человеку средства на первоначальные расходы и назначил часы для бесед и занятий.

У Анри появился личный слуга по имени Аравинда, юноша лет восемнадцати. У него было тонкое, гибкое, удивительно красивое тело, блестящие черные волосы и огромные глаза, оттененные длинными густыми ресницами. Он был покладист, улыбчив и со всех ног бросался исполнять любое поручение нового господина. Покои, предоставленные в распоряжение Анри, были удобны и богаты и примыкали к дворцу раджи.

Сидя на покрытом дорогим ковром диване, молодой человек смотрел на подаренное ему золото и не понимал, почему оно его не радует. Из-за Тулси? Конечно, в первую очередь, из-за того, что он ничего не знал о ее судьбе и она тоже не ведала, что с ним случилось.

Если бы он был в Париже, как пригодились бы ему эти деньги! Что делать с ними в крепости, Анри не знал. В конце концов он сложил золото в мешок и спрятал. Даст бог, когда-нибудь оно пригодится!

Раджа Бхарат был занятым человеком и не слишком часто приглашал к себе Анри, потому у последнего оставалось много свободного времени. По вечерам он любил бродить по улочкам Киледара в сопровождении Аравинды. На одной из таких прогулок юный индиец рассказал новому хозяину свою историю.

— У моих родителей было тринадцать детей, мы жили на окраине Баласора и погибали от нищеты. Иногда мать приносила кашу из гнилого неочищенного риса — люди, что побогаче, дают такое скоту — и кормила нас. Позже она призналась, что воровала эту «еду» из свиных кормушек. Когда мне исполнилось двенадцать лет, родители продали меня каким-то людям. Дело в том, что я родился светлокожим и был красивее всех своих братьев. Недаром меня назвали Аравиндой [14]! Так вот, эти люди привезли меня в Киледар. Зачем, я не знал, пока они не стали привязывать мои руки и ноги к особому приспособлению и точить нож. Мои новые хозяева были мусульманами, они хотели сделать из меня евнуха и выгодно продать одному из своих правителей. Я напрасно молил о пощаде. Это происходило в людном месте, на базаре, и именно в тот момент мимо проезжал раджа Бхарат. Я ничего не знал о радже, понял только, что едет богатый и влиятельный человек со своей свитой. Не знаю, какая сила позволила мне вырваться из рук палачей и броситься вперед, прямо под копыта коня. От неожиданности раджа придержал свою лошадь, а его люди кинулись ко мне, обрушив на меня удары. Не представляю, что могло бы случиться дальше, но тот, кто ехал рядом с раджей, что-то шепнул ему, и тогда правитель спросил, кто я, из какой касты и что мне надобно. Скажу тебе по секрету, человек, которому я обязан своим спасением, — господин Викрам. Подбежали мои хозяева; господин Викрам бросил им кошелек, а раджа велел своим слугам отвести меня во дворец. Меня определили к учителю танцев, который похвалил мое тело, и уже спустя год я мог развлекать раджу и его гостей.

— Ты был доволен? — спросил Анри.

Аравинда улыбнулся.

— Конечно! Тот человек, что обучал меня искусству, сломал о мою спину немало палок, но зато теперь я способен делать то, что умеют немногие. — И с гордостью добавил: — Отныне мой покровитель не кто-нибудь, а Натараджа, владыка танца!

— А господин Викрам?

— Его я почти не видел, и он никогда не разговаривал со мной.

— Тебе платили жалованье или ты был рабом раджи?

— Жалованье не платили, да и зачем? Еды было вдоволь, красивой одежды — тоже. Случалось, женщины-танцовщицы дарили мне свои ласки. Я предпочитаю быть рабом здесь, чем свободным в родном Баласоре. Я шудра; наша судьба — служить людям из высших каст.

— Чего бы ты хотел для себя? — задумчиво произнес Анри, и Аравинда легко и беспечно произнес:

— Ничего. Навсегда остаться в Киледаре, у хороших людей.

— Ты боишься перемен?

— Да. Потому что большие перемены, господин, чаще всего означают большое горе.

— Говоришь, раджа был доволен твоим искусством, почему же он отдал тебя мне?

— Потому что я стал взрослым, а раджа не любит смотреть на танцовщиков-мужчин. Ему нравится, когда выступают женщины и мальчики, — ответил юноша и осторожно спросил: — Ты не прогонишь меня, господин? Я послушен, умею хорошо прислуживать и легко учусь новым порядкам.

Анри вздохнул.

— Прогнать не прогоню, только я не собираюсь оставаться здесь навсегда!

— Тебе не нравится в Киледаре?

— Нравится, — ответил Анри. — Но мое место не в крепости.

Киледар был велик; настоящий город с узкими, нагретыми солнцем улицами, величественными дворцами и огромными пальмами, над которыми витали пряные запахи. Повсюду расхаживали солдаты в раззолоченных мундирах, часто встречались боевые слоны. Здесь было вдоволь солнца, золота и драгоценных камней.

Но это был не Париж. В этом мире Анри не чувствовал себя свободным. А главное — рядом не было Тулси.

В том году весна выдалась ранней. Сена сверкала лазурным глянцем, а листва деревьев, омытая теплыми дождями, весело трепетала на ветру. Несколько десятков одинаковых трехэтажных домов с серебристо-серой облицовкой, изящными арками и островерхими крышами, крутые скаты которых были прорезаны слуховыми оконцами, выстроились на правом берегу реки в окружении пышных зеленых садов, точно стражи вечного благополучия и богатства обитателей квартала Марэ.