— Видимо, будет гроза, — предположила Марина. — Надеюсь, Варвара заморозила достаточно мороженого, а то оно просто разлетается из ваз.

— Не переживай, даже если его запасы и подойдут к концу, люди еще долго будут говорить, что у вас был поистине незабываемый вечер, — успокоила подругу Юленька и, заметив ее вопросительный взгляд, добавила. — Bien sûr [251], восхищаясь твоим талантом, как хозяйки. Уверена, наша мадам по домоводству гордилась бы сейчас тобой.

За разговором они неспешно дошли до половины Марины. Здесь было сумрачно, лишь одна единственная свеча горела в спальне, освещая спавшую на кушетке у окна Дуняшу, которая решила немного прикорнуть, пока барыня на бале.

— Тсс, — приложила палец к губам со смехом Марина и, взяв свечу со столика, направилась в свой кабинет. — Не будем ее будить, пусть поспит. С утра на ногах, а ночью где-то бродила с комердином Анатоля. Ох, чувствую, скоро менять мне горничную.

Она сама разлила по бокалам, стоявших на бюро, воду из хрустального графина и протянула один из них подруге. Свой же так ко рту и не поднесла — застыла в изумлении, заметив посторонний предмет в кабинете, еще вечером отсутствовавший.

У окна кабинета стояла позолоченная клетка на резных ножках. В ней, нахохлившись, сидела небольшая канарейка, внимательно наблюдавшая за передвижением по комнате незваных посетительниц.

— Мне еще один подарок нынче, — проговорила медленно Марина и, отставив в сторону свой бокал, подошла к клетке. Она провела пальчиком по прутьям клетки, при этом птичка сорвалась с места и перелетела на дальнее от Марины место на деревянной жердочке, недовольно вереща при этом.

Клетка. Позолоченная клетка. Как символично! Сначала тяжелый графский венец, а теперь эта клетка… Марина грустно улыбнулась своим мыслям.

— Что с тобой? — сзади к ней подошла, шурша шелком юбок, Юленька, обняла нежно за плечи. — Ты весь вечер сама не своя. Что-то случилось?

— Он — мой хозяин, Жюли, — проговорила Марина, не оборачиваясь, водя пальчикам по позолоченным прутьям клетки. — Я как эта птичка — посажена в красивую клетку для услаждения своего хозяина. Он делает все, чтобы его птичка приносила ему радость и вызывала восхищение и зависть у окружающих.

— Такова природа брака, ma chere, — ответила ей Жюли. — Тебе еще повезло, что он любит, уважает, ценит тебя. У многих нет и этого.

— Да, — согласилась с ней Марина. — Мне повезло.

В этот момент раздался стук в дверь. Им сообщили, что барин повсюду ищет барыню и просит ее вернуться в бальную залу, и женщины поспешили вон из хозяйской половины.

— Где вы пропадали, мой ангел? — сказал Анатоль, беря жену под руку. На людях он предпочитал официально обращаться к своей жене, придерживаясь правил этикета. — Я уж думал, что вам стало дурно.

— Не беспокойтесь, мой дорогой, — ответила, нервно улыбаясь, Марина. — Я в полном здравии. Мы выходили освежиться.

— У меня для вас сюрприз, мой ангел, — проговорил Анатоль, легко поглаживая ее пальчики, лежащие на рукаве его мундира. — Скоро вы увидите его.

— Если это тот сюрприз, что стоит в моей половине, то вынуждена разочаровать вас. Я уже видела его. Очаровательная клетка.

— О нет, это не совсем то, — Анатоль предпочел не заметить иронии в ее голосе. — Вы говорили, что вам нравится пение птиц, вот я и привез вам первую птичку для вашего зимнего сада. Иное ждет вас в конце бала, после котильона. Мы поведем сейчас этот последний танец. Должен же я потанцевать с женой?

Тем временем закончилась кадриль. Анатоль взял Марину за руку и вывел в центр зала. Он весь вечер наслаждался теми шепотками, что всякий раз встречали Маринино появление в танце в течение всего бала. Она действительно была изумительна, люди были правы в своих оценках ее красоты, ее стати. И она принадлежала ему.

Заиграла музыка, и он сначала начал с фигур кадрили. Окружающие пары согласно правилам котильона повторял за их парой все движения. Затем Анатоль завершил фигуру кадрили и повел Марину, слегка придерживая за талию, в полонезе по зале, кружа ту через каждые пять шагов вкруг себя. Он смотрел на нее, как горят ее глаза, как разрумянились щеки от танца, а может быть от жары. Он касался ее руки, ее стана, и это доставляло ему несказанное удовольствие.

Еще пара шагов, поворот, и Анатоль вывел жену из залы сквозь французские окна в парк, и танец продолжился уже на свежем воздухе на площадке перед домом. Он поднял ее за талию вверх и покружил, затем поставил, несколько фигур кадрили и снова дальше неспешным полонезом в парк по широкой дорожке. Удивленные танцующие повторяли за ним все движения, остальные гости буквально хлынули вон из дома по знаку дворецкого, смеясь и гадая, что их ждет в парке.

Так, за разными па из разных танцев (даже были несколько движений, словно в игре «ручеек») Анатоль довел свою супругу до пруда. Музыка уже едва доносилась из дома до этого места, но танцующие уже двигались, повинуясь слышному только ведомой паре такту, копируя все их движения. Наконец Анатоль в танце развернул Марину лицом к пруду, и вдруг ночь взорвалась огнем — на острове дворовые подпалили фитили фейерверков. Несколько замысловатых фигур по бокам, а в центре одна единственная композиция — все те же переплетенные буквы М и В, как и на бриллиантовой броши, подаренной Анатолем.

Гости засмеялись, загомонили, восхищенно наблюдая за зрелищем.

— Adorable, divin, délicieux! [252]— слышалось со всех сторон. Анатоль, довольным произведенным эффектом, радостно улыбался, прижимая к себе стоявшую спиной Марину настолько близко, насколько позволяли ее юбки. Если бы он видел в этот момент лицо Марины, то верно огорчился бы — на нем не было никаких эмоций. Вообще. Словно оно заледенело, заморозив способность выражать любые эмоции.

Марине эти горящие китайским огнем буквы, казалось, в самом сердце выжигали клеймо МВ. Она только сейчас вдруг осознала, что до конца своих дней ей суждено принадлежать этому человеку, что-то радостно шепчущему в ее ухо, целующему ее волосы. Она будет ему полностью подчинена, даже в общении с окружающими (он уже сейчас следил коршуном за каждым письмом из Киреевки). Он будет за нее решать, что ей одеть, чьи приглашения принимать, что читать, о чем думать. Да, он был внимателен и заботлив, но его внимание тяготило ее, душило ее. Тяжела она, тяжесть графского венца…

— Пойдемте, уже пора ужинать, — отвлек ее от своих грустных мыслей Анатоль, взяв под руку. — Вам понравилось?

— Очень красиво, — честно ответила Марина. — Я не ожидала подобного. Благодарю вас.

Гости потянулись широким ручейком в дом, где их встречали лакеи и провожали в парадную столовую дома, где Воронины намеревались дать ужин. Двигались с шумом стулья, звенели бокалы и серебро столовых приборов. Рассаживались за столом по французскому порядку [253], ставшему весьма популярным в недавнее время.

Подали первую перемену блюд — холодные закуски: сыры, ветчину, пироги, и за столом неспешно потекли разговоры, обсуждались последние события в политике, рассказывались анекдоты. Марина сидела за противоположным концом стола. За стоявшими на нем жирандолями со свечами и пышными букетами из цветов и фруктов она совсем не видела его, и ей сейчас это было лишь на руку. Она неимоверно вымоталась за этот день и физически, и морально. Последний раз на балу она была почти год назад и попросту отвыкла от подобных нагрузок. Тем паче, что живя в деревне, Марина приучила себя ложиться рано, а сейчас было уже за два часа ночи.

Она перевела взгляд на суетящегося у двери, покрикивающего на лакеев чуть слышно Игната и улыбнулась, настолько необычен был его вид для нее сейчас. Напудренный, в шелковых чулках, башмаках с пряжками и золотым широким галуном по камзолу, он выглядел очень важным. Но Марина не могла не признать, что в столовой благодаря его работе царили точность и порядок — вовремя менялись приборы и бокалы, разливались вина и другие напитки.