Один посетитель начал отбивать на столе ритм руками, другой застучал ложечкой по блюдцу. Приободренная этим, Хедда, танцуя, стала убирать со столов тарелки. Дженифер, которая всегда любила танцевать, не смогла удержаться и присоединилась к Хедде, двигаясь в ритме танца от стола к нише и от ниши к столу, подхватывая по пути тарелки. Потом отскочила назад и закружилась, как это делала Хедда.

Пока официантки прыгали и скользили по залу, посетители с энтузиазмом отбивали ритм. Песня продолжалась минуты три, не больше, и, когда она закончилась, девушки поклонились и расхохотались. Небольшая аудитория зааплодировала.

– Ты хорошо танцуешь, Дорис, – сказала Хедда, а потом шепнула: – Как ты думаешь, кто-нибудь из этих хмырей подкинет нам лишний доллар?

В конце смены они подсчитали чаевые и разделили их. Улов был хорош – лицо Хедды светилось радостью, когда она засовывала в карман шестьдесят долларов.

– Да, пожалуй, я попаду на этот бал, – сказала она. – Мой дружок Макс говорит, что возьмет у старшего брата машину на всю ночь, чтобы отвезти меня туда.

– Вот, держи, – сказала Дженифер, протягивая ей двадцать долларов. – Ты работаешь в два раза быстрее, чем я.

– Нет, я не возьму, – отказалась Хедда. – Договорились пополам, значит, пополам. Кроме того, народу сегодня было больше, чем обычно. И я думаю, что нам добавили за танец.

– Да, наш оркестр не подкачал, – засмеялась Дженифер.

– Хедда, – раздался вдруг резкий женский голос.

Обе девушки обернулись и увидели мать Хедды, которая стояла в дверях, держа за руку семилетнего мальчика. Дженифер узнала ее не сразу – с того дня, когда она видела ее у двери в бунгало, ее внешний вид изменился к лучшему. Но этот резкий тон нельзя было спутать ни с чем; Дженифер поразило, что эта женщина была ее ровесницей – ну, может быть, на год младше или старше ее, должно быть, родила Хедду еще подростком. Это была довольно привлекательная блондинка, только немного бледная. Ее сильно портило выражение вечного недовольства на лице – улыбка сделала бы ее красивее.

– Ты ничего не забыла? – спросила она.

– Иду, мама. Мама, познакомься, это Дорис – наша новая официантка. Дорис, это моя мама, Сильвия.

– Привет, – коротко бросила Сильвия. – Хедда, из-за твоей болтовни я опоздаю на работу.

– Извини, мама. Я только налью Джоуи содовой воды и потом отведу его домой. – Хедда наклонилась к брату. – Чего тебе больше всего хочется, дружок? Вишневой кока-колы?

– Да! – сказал он, залезая на табурет.

– Хедда, выйдем-ка на минутку, мне надо с тобой поговорить, – сказала Сильвия и, повернувшись, направилась к двери.

– Иди, я налью мальчику кока-колы, – сказала Дженифер. – Приятно было с вами познакомиться, – крикнула она вслед Сильвии.

Сильвия обернулась и кивнула, но было видно, что она думает о другом. Опаздывает на работу, решила Дженифер. Она видела в окно, выходившее на улицу, как мать что-то говорит Хедде. Затем Хедда сунула руку в карман, вытащила свои чаевые и протянула матери две двадцатки. Но Сильвия не убрала руку, и Хедда отдала ей все, что у нее было.

У Дженифер сжалось сердце. Она надеялась, что Сильвия поцелует дочь, обнимет ее или как-нибудь по-другому продемонстрирует свою благодарность – ну, хотя бы улыбнется, – но Сильвия просто ушла, и сердце Дженифер упало.

Хедда немного постояла, глядя вслед матери. В закусочную она вернулась погрустневшей, но, к ее чести, не повесила носа. И никому не сказала, что отдала матери все свои деньги.

В мотеле «Закат» были стиральная машина и сушилка, в которую надо было бросать монеты. Дженифер надела хлопчатобумажный костюм, самую первую вещь, которую она купила после бегства из отеля МГМ, и постирала одежду и простыни. Ничто не давало ей большего ощущения роскоши – даже в своем форт-лодердейлском домике, – чем чистые простыни.

Лежа в кровати, пахнущей свежестью, и готовясь безмятежно уснуть, она слышала звуки, доносившиеся из-за тонких стен. У кого-то орало радио, из другого номера доносились голоса молодых людей. Иногда из окна доносились сигналы машин, рев двигателей и звук скейтборда, проносящегося мимо ее комнаты, который нельзя было спутать ни с чем.

«Что я здесь делаю?» – в сотый раз спрашивала она себя. Она много раз представляла себе свое будущее, но воображение никогда не заносило ее так далеко. Она думала о том, чтобы создать агентство по торговле недвижимостью или туристическое агентство.

Девушка не расстраивалась из-за того, что оставила в отеле все свои дорогие наряды, не тосковала она и по частым посещениям дорогих салонов красоты и курортов. Она не хотела всю свою жизнь быть подружкой богатых развратников, более того, чем раньше она с ними порвет, тем лучше. Но она никогда не думала о том, что вернется в те суровые жизненные условия, в которых прошли ее детство и юность.

Время летело быстро. Дженифер проработала в закусочной уже почти четыре недели. Ник, очевидно, оставил надежду найти ее. Она каждый день боялась увидеть машину с его шофером, медленно проезжающую по улице. Но машины не было, и Дженифер решила, что Ник вернулся во Флориду и, возможно, ищет ее там, где осталось все ее имущество. А здесь, в Неваде, он, может быть, поручил местной полиции найти ее?

Дженифер сказала себе — потерпи. Надо жить одним днем. Потом она придумает, как забрать свои сбережения и начать новую жизнь – заняться недвижимостью или создать туристическую фирму.

Перед тем как погрузиться в сон, Дженифер подумала, что в ее нынешней жизни есть много приятного. Приносить Луизе завтрак, а Алисе – печенье. Танцевать между столиками с Хеддой. Смотреть, как Баз заботится о соседях.

То, что ей приходилось ходить лысой, носить одежду из армейского магазина или питаться мясом по-мексикански, ее совершенно не волновало…

Дженифер наблюдала, как Луиза Барстоу осторожно ковыляет по разбитому тротуару, передвигая вперед сначала одну согнутую ногу, потом другую и опираясь скрюченными пальцами на палки, помогавшие ей держаться прямо. Ее седые волосы при каждом шаге медленно взлетали и опускались. Несомненно, ей было очень тяжело, но она говорила Дженифер, что если не будет как можно больше ходить, не обращая внимания на боль в суставах, то вскоре уже не сможет встать с постели. Ей предлагали ездить на скутере или в инвалидной коляске, но она отказалась.

– Я и так слишком быстро разрушаюсь, – сказала она. – Я видела своих ровесников, которые ездят в коляске, и знаю, во что они превратились. Они перестали ходить и угасают еще быстрее, чем я.

Для женщины восьмидесяти лет с сильным артритом она держалась очень хорошо. Рядом с ней, почти такая же старая и медлительная, шла Алиса. Собаке было четырнадцать лет, а для ее породы это очень много. Дженифер восхищалась ими обеими и думала о том, будет ли у нее в таком возрасте столько сил. Впрочем, вряд ли она вообще доживет до такого возраста.

Луиза раньше была преподавателем, профессором колледжа и приезжала в Лас-Вегас по работе, а Баз был единственным человеком в городе, закусочная которого открывалась в пять утра.

– Но я уже больше не преподаю, – сказала она как-то Дженифер. – Сначала после смерти моего мужа, Гарри, я ходила к Базу ради общения с людьми, потом стала ходить ради того, чтобы двигаться, а теперь это уже вопрос выживания. Но по утрам я уже не соскакиваю с постели.

Когда Луиза наконец дошла до кафе, Дженифер открыла ей дверь.

– Доброе утро, мадам профессор, – сказала она. Лицо Луизы сразу же засияло, и Дженифер поняла, что ей нравится, когда ее так называют. – Две палки свидетельствуют о том, что вам сегодня удалось укротить свой артрит, – заметила девушка.

– Ха. Это вы так думаете. Просто я сегодня особенно расхрабрилась.

– Так я и поняла. – Дженифер поставила миску с водой перед Алисой на тротуаре, а Луиза вошла в закусочную и уселась за стол.