Что ж, умные люди говорят: о чем думаешь, то и случится.

– Нет, я не манси, – сказала Рита, укладывая на полке глубокого стенного шкафа свои вещи.

Она привезла немного – три пары джинсов, теплые брюки, футболки, свитера. В интернате на занятия все ходят в форме. Она понравилась Рите – брюки в зеленовато-бежевую клетку, бледно-зеленый пиджак и… Вот эта вещь нравилась Рите больше всего – галстук. Настоящий мужской галстук, с рыхлым узлом, чуть небрежно завязанный на бежевой рубашке. К костюму полагались черные лодочки, кожаные, на школьном каблучке.

Рита была высокая девушка – метр семьдесят пять, ей подобрали костюм точно по росту. Портниха осталась довольна – ничего не надо переделывать.

– Ты просто модель, – похвалила она, оглядев новенькую.

Люба, ее соседка по комнате, тоже оглядела Риту. Потом процедила сквозь зубы:

– Неплохо.

В комнате их четверо, Люба – самая близкая соседка Риты. Две другие обитательницы отделены от них деревянной резной ширмой. Директриса считает, что так удобней: и вместе, и в то же время нет.

– Если ты не манси, не ханты, почему ты здесь? – не отставала от новенькой Люба. – Чего тебе здесь надо? – Черные глаза смотрели недружелюбно. – Можно подумать, твой отец пасет оленей в тундре, поэтому тебя сюда прислали. – Она постаралась скривить губы так, чтобы новенькая не сомневалась в ее неодобрительном отношении.

Рита окинула взглядом свою соседку. Тоненькая, невысокая, с черными прямыми волосами до плеч. Волосы такие густые, что кажется, обычная расческа застрянет в них навсегда. Но самое удивительное, у нее синие глаза. Такие яркие, что хочется зажмуриться, потом снова взглянуть и проверить – не померещилось?

– Можно подумать, – фыркнула Рита, – твой отец пасет оленей.

– Конечно, – усмехнулась Люба.

– Не ври, – бросила Рита и снова отвернулась к шкафу, чтобы закрыть полированную дверцу.

– Я не вру, – Люба покачала головой.

– Ты сама-то видела оленя когда-нибудь? – спросила Рита.

– Они везде, – она захихикала. – Рогатые. А мой отец у них начальник.

Рита пожала плечами.

– Не поняла, – Люба нарочито шумно вздохнула. – У моего отца работает стадо разных мужчин, они все рогатые. Как олени. Поняла? Ха-ха!

Рита снова пожала плечами.

– Вообще-то ты сама не манси и не ханты, если то, что я вижу, правда.

– Ты про что? – Люба наклонила голову набок, с интересом посмотрела на Риту.

– У тебя синие глаза или синие линзы? – спросила Рита.

– А-а, вот ты про что. Глаза. Настоящие. – Люба вытаращила их изо всех сил. – Смотри. Отцовский подарок.

Рита молча ждала, что еще скажет Люба.

И она сказала:

– А ты догадливая. Я полукровка. Мой отец русский, а мать – манси. Таких, как я, здесь много. Теперь понимаешь, почему у моего отца рогатое стадо подчиненных? Ха-ха-ха! Но не у всех получаются такие красивые дети. – Она вскинула подбородок, приглашая любоваться на самом деле прелестным лицом. – Я взяла самое лучшее у обоих родителей, как все говорят. Я красивая, правда?

Рита уставилась на свою соседку. Такой самоуверенной девчонки она еще не встречала.

– Мой отец покупает все, что я хочу, – хвасталась Люба.

– Интересно, чего такого необыкновенного ты хочешь? – фыркнула Рита, поворачивая ключ в замке шкафа.

– Ну… Например, вот это. – Люба сунула руку под подушку. – Ты нюхала когда-нибудь такие духи?

– Какие? Покажи? – Рита отошла от шкафа, потянулась за коробочкой.

– Это духи, в которых есть особенные… Ну как их там?…

– Особенные вещества, – поспешила на помощь Рита. Она сразу заметила, что ее соседка, как говорила бабушка о своей приятельнице, не оратор.

– Ну да. Как только ими подушишься, на тебя все оборачиваются. Принюхиваются. – Люба захихикала.

– Тебе привез их отец? – Рита удивилась.

– Конечно, отец. Маме. Я у нее взяла.

Рита вертела флакон, похожий на яблоко.

– Нажми на хвостик, – сказала Люба.

Рита нажала. Аромат оказался нежный, хотелось вдыхать его снова и снова.

Люба уже сняла блузку, брюки, собираясь надеть ночную рубашку.

– Я всегда душусь на ночь, – продолжала Люба. – Давай. – Она протянула руку. Рита отдала флакон.

– Зачем? – Рита пожала плечами. – Я на ночь умываюсь и чищу зубы.

– Ты глупая, – фыркнула Люба. – Ты, как все.

– Ага, а ты не как все?

– Я, как мама.

– А что твоя мама? Она душится на ночь? – спросила Рита.

– Конечно. Если бы нет, то меня бы не было на свете.

– Не понимаю, – Рита округлила глаза. – При чем тут…

– Притом, что мой отец – мамин любовник. Ему нравилось, как от нее пахло. – Люба засмеялась. – Я дитя аромата, так называет меня отец.

Рита молчала, ошарашенная признанием, она не знала, что сказать. Но ей незачем было напрягаться.

– Любой мужчина западает на запахи, – говорила Люба. – Разве на такой не западешь? – Она щедро полилась духами. – Нравится?

– Нравится, – сказала Рита. – Но ты уж слишком поливаешься.

– Не-а, отец еще привезет. Он вообще привозит все-все-все. Он ничего, – продолжала Люба. – Не дал мне свою фамилию, но отчества не пожалел. Я Любовь Валерьевна. У него другая семья. Но мама говорит, что нам тоже всего хватит. – Люба засмеялась. – Отец богатый, у него своя нефть. А мама очень красивая.

– Ты тоже, – не удержалась Рита. – Ты очень красивая.

– Я знаю, – Люба снова утопила в прозрачное яблоко металлический хвостик серебристого цвета. – Мама говорит, что это – наше все, – она засмеялась.

– Красота?

– Ну да. Мы получим за нее все, что хотим.

Свет погас ровно в одиннадцать, Рита и Люба затихли. В эту ночь, овеянная Любиными духами, Рита видела летние сны. В них все не так, как за окном. Никакой слякоти. Райский остров, на котором она собиралась… печь блины. Единственное, что ее мучило – куда вставить вилку электрической блинницы, если, кроме пальмовых стволов, нет никаких столбов?

В интернате Рите нравилось все, даже дежурства – ничего похожего на лагерные страдания. Наводить чистоту – проще простого: легкие пылесосы для ковров, свежие мохнатые щетки для пола, а для мебели – самые лучшие полироли. Провел один раз салфеткой – блеск!

Но первое дежурство ее удивило. Точнее, соседка Люба. Они должны были привести в порядок свою комнату, а потом пропылесосить половину коридора.

Рита взялась за тряпку, вставила ее в лентяйку и принялась тереть между кроватями. Мама оказалась права – пол покрыт линолеумом, никакой краски рыжего цвета. В коридоре – ковровые дорожки теплого желтовато-оранжевого цвета. На самом деле, корпус, в котором она жила, новый, светлый, с удобной мебелью, сверкающими раковинами и кафелем в душевых.

– Ты скоро? – спросила Рита из-под кровати. – Бери пылесос и…

– Никогда, – услышала она голос Любы, – не убирала и не буду.

– Как это? – Рита чуть не стукнулась головой об угол кровати.

– Обыкновенно, – отвечала Люба ленивым голосом. – Всегда найдется тот, кто за меня уберет. – Рита вынырнула из-под кровати, как выныривают из океана неосторожные пловцы, за которыми гонится акула. – Ты такая быстрая. Вон, уже сделала половину работы за меня. Давай до конца, а?

Рита уставилась на нее.

– Это еще почему? – Внутри вспыхнул огонь.

– А я тебе за это что-нибудь подарю, – продолжала Люба.

– Поищи дураков в другом месте, – прошипела Рита. – Я сделала свою половину, вот и все.

– Ладно, пойду поищу кого-нибудь. – Люба встала с кровати, накинула на себя белоснежный махровый халат и вышла из комнаты.

Очень скоро она вернулась с худенькой девочкой, наверное, класса на два ниже, чем они с Любой.

– Она уберет за меня, – Люба широко улыбалась Рите в лицо.

Рита перевела взгляд на девочку, которая быстро включила пылесос и принялась водить щеткой по короткому ворсу ковра. «В конце концов, ее никто не принуждал, она сама согласилась», – решила Рита. Она пожала плечами и молча отвернулась.