– В Стокгольме джентльмены никогда не возражают дамам, леди Эссекс, – ответил тот, поднимаясь с бревна, чтобы принять предложенный ему кубок, и улыбаясь ей поверх золоченого ободка.

– А что еще делают в Стокгольме? – спросила она с кокетливыми нотками в голосе.

Энтон рассмеялся и сделал большой глоток вина. Он повернулся, и Розамунда вынуждена была признать, что он в самом деле красив. Вовсе не павлин, очень уж простой костюм на нем и нет сверкающих драгоценностей, только жемчужина в ухе! И хотя совсем не такой, как Ричард, – тот светловолосый, румяный, мускулистый англичанин, – но, бесспорно, красив.

Ростом он был выше среднего, худощавый, черные как вороново крыло волосы обрамляли его лицо с высокими, резко очерченными скулами и сверкающими черными глазами. И в глазах этих отразилось изумление, когда он увидел Розамунду. Он вернул пустой кубок леди и решительно направился к ней. Розамунда хотела скрыться в деревьях, но ноги ее будто примерзли к земле. Она не могла ни пошевелиться, ни даже отвести от него взгляда.

– Так, так, – улыбнулся он уголками чувственного рта. – Кто это тут у нас?!

В полном смятении, чувствуя себя дурочкой, Розамунда наконец развернулась и побежала к своему экипажу, а изумленный смех Энтона летел за ней.

– Почти приехали, леди Розамунда, – крикнул капитан гвардейцев. – Впереди городские ворота!

Розамунда медленно вынырнула из полного оцепенения в смутное, полусонное состояние, в которое ее загнали холод, усталость и… мысли о таинственном Энтоне – черноволосом красавце, грациозно вращавшемся на льду пруда. Она его видела или он ей только пригрезился?!

Она раздвинула занавески кареты и всмотрелась в серый день. Пока она дремала да корила себя, они оставили позади сельскую местность и въехали в совершенно новый мир, беспокойный, переполненный толпами народа, шумный мир Лондона. Ее маленькая свита миновала ворота и влилась в безбрежный поток людей, которые куда-то торопились по своим делам. Телеги, кареты, лошади, мулы и пешеходы двигались по булыжной мостовой с криками, воплями, лязгом, которые слились в ее ушах в непонятную какофонию звуков.

Розамунда не была в Лондоне с детства. Ее родители предпочитали свое графство, а в тех редких случаях, когда отец должен был появиться при дворе, он ездил туда один. Но естественно, воспитывалась она в духе космополитического двора королевы Елизаветы и всего того, что касалось манер, танцев, светской беседы и музыки.

После уединенных аллей и рощ все, что она видела сейчас в Лондоне, было поразительно, и Розамунда зачарованно смотрела вокруг.

Они медленно продвигались по узким улочкам. Неяркий свет становился еще тусклее из-за высоких, стоящих вплотную зданий. Остроконечные крыши почти смыкались высоко над улочками. Окна магазинов в нижних этажах были открыты, а их прилавки завалены прекрасными товарами: лентами, перчатками, золотыми и серебряными украшениями, книгами в прекрасных кожаных переплетах, которые манили ее больше всего.

И запах! Розамунда прятала нос в меховой подкладке своего плаща. Сточная канава, тянувшаяся посреди улицы, почти замерзла, но оставались ядовитые испарения гнилых овощей, лошадиного помета, помойных ведер, которые выплескивали прямо из открытых окон. И все это смешивалось с ароматом жареного мяса, подслащенных орешков, сидра и печного дыма. Все толкались, прокладывая себе путь, торопясь по делам, скользя на булыжниках и замерзшей грязи. Путники слишком устали или замерзли, чтобы раздражаться на стайки нищих. Несколько оборванцев прильнули к карете Розамунды, но ее охрана отогнала их.

– Прочь, рвань! – прорычал капитан. – Леди из свиты королевы!

«Из свиты королевы… – улыбнулась про себя Розамунда, – а таращит глаза по сторонам, как молочница». Она плюхнулась назад на подушки, сразу же вспомнив, зачем она здесь. Уайтхолл приближался.

Она достала из расшитой дорожной сумки зеркальце. То, что она в нем увидела, вызвало в ней смятение. Ее волосы, прекрасные серебристые, почти платиновые локоны, которые никогда не хотели укладываться в прическу, выбились из-под сетки для волос.

Ее щеки были ярко-красными от мороза, а вокруг голубых глаз пролегли темные круги от многих бессонных ночей. Она выглядела как дикарка из леса, а не как утонченная леди!

– Да, тщетны надежды моих родителей, что я найду себе достойную пару при дворе, – пробормотала она, поправляя волосы. Она надела поверх сетки для волос бархатную шляпку с перьями, разгладила перчатки на руках.

Приведя себя в порядок, насколько было возможно, она снова выглянула наружу. Они наконец-то выехали к дворцу на Уайтхолл.

Большая часть обширного дворцового комплекса, спрятанная за стенами и передними галереями, была скрыта от глаз. Но из книг и рассказов отца Розамунда знала, что за ними – огромные залы для званых и торжественных обедов, пиршеств; дворцовые комнаты и кабинеты, роскошные спальни, живописные сады с лабиринтами аллей, фонтанами и ухоженными клумбами. И кругом роскошно одетые, подсматривающие, сплетничающие придворные.

Она дышала глубоко, пытаясь думать о Ричарде и хоть о чем-нибудь еще, лишь бы не о том, что ждет ее за этими стенами.

– Леди, мы прибыли, – сказал капитан.

Она открыла глаза, увидев его возле своего неподвижного экипажа, и Джейн рядом с ним. Она кивнула и протянула руку, позволяя ему помочь ей выйти из кареты.

В какой-то момент ей показалось, что земля качается под ногами, – расшатались тротуарные плиты. Ветер здесь, у подножия лестницы, которая вела от узкой аллеи парка Святого Джеймса к началу длинного скрытого портика королевской галереи, был холоднее. А вонь здесь была намного слабее, что уже воспринималось как благо.

– О, миледи, – суетилась Джейн, разглаживая плащ на Розамунде, – ваша одежда так помялась.

– Неудивительно, – отвечала Розамунда. – После такого путешествия.

С того момента, как она увидела Энтона на льду, у нее возникло ощущение, что она погружается в новую, незнакомую жизнь, которую совершенно не понимает.

Она услышала шаги – спокойные, неторопливые, – подняла глаза и увидела даму, спускающуюся по лестнице. Ее темно-зеленое шерстяное платье с миниатюрным желтым жабо вокруг шеи и желтым шелком, видневшимся в разрезах рукавов, было роскошным! Каштановые, с проседью волосы дамы были убраны под зеленый чепец, а бледное, морщинистое лицо настороженно, как у тех, кто долго находится при дворе.

«И мне надо быть такой же, – подумала Розамунда, – настороженной и бдительной».

Сейчас она чувствовала себя мышкой, но хорошо знала, как много при дворе мышеловок.

– Леди Розамунда Рамси? – спросила дама. – Я Бланш Перри, вторая камеристка ее величества. Добро пожаловать в Уайтхолл.

Теперь Розамунда заметила на поясе миссис Перри полированный кошель для ключей. Розамунда слышала, что Бланш Перри – фактически первая камеристка королевы, потому что Кэт Эшли, которая официально носила этот титул, очень стара и больна. Дамы Перри и Эшли были c королевой с самого ее детства и знали все, что происходило при дворе. Ни в коем случае нельзя было хоть чем-то заслужить их неблагосклонность.

Розамунда сделала глубокий реверанс, надеясь, что усталые ноги ее не подведут.

– Здравствуйте, миссис Перри. Для меня высочайшая честь быть здесь!

Бледные губы Бланш Перри тронула улыбка.

– Вы должны быть достойны ее. Мы вас изрядно загрузим, леди Розамунда, на рождественские торжества. Королева приказала, чтобы к празднику все было украшено.

– Я очень люблю Рождество, миссис Перри, и мечтаю о том, чтобы служить ее величеству.

– Ну и прекрасно. Я получила распоряжение представить вас ей прямо сейчас.

– Сейчас?! – испугалась Розамунда.

Она должна предстать перед королевой такой растрепанной! Она взглянула на Джейн, которую тоже охватил ужас. Джейн неделями планировала, в каком платье, с какими рукавами, с какой прической должна Розамунда предстать перед королевой Елизаветой.