Она с вызовом уставилась на Морица.

Он вздохнул:

— Хорошо, хорошо! Только не слишком увлекайся.

Марлена растроганно обняла его и надо же — в тот самый момент, когда Давид Эриксон обернулся к ней. Ну и пусть! Может быть, на него произведет впечатление тот факт, что Мориц, который в принципе предпочитает мужчин, так сердечно обращается с ней. Это говорило если не о ее женских, то, по крайней мере, человеческих достоинствах, поскольку в фирме Винтерборна к Морицу относились с симпатией.

Вечер прошел отвратительно. Доктор Бенда отвел ее в ресторан в центре города. Сам он с видимым удовольствием ел венский шницель и яблочный струдель и, не замечая крошек, нависших на усах, рассказывал ей, как глубоко он несчастен. Его жена не понимает его. Его взрослые замужние дочери тоже далеки от него. Внучка его просто не переносит. Женщины его используют, обманывают и унижают. От стакана к стакану Бенда становился все сентиментальней.

Его голова опустилась на плечо Марлены, она чувствовала его кислое дыхание. Мужчина, резюмировал Бенда заплетающимся языком, работает для жены и детей, оставаясь сам абсолютно скромным и непритязательным. И какова же благодарность? Жена, которая благодаря ему никогда палец о палец не ударила, дерзит и насмехается, дочери просто выжимают из него деньги, внучка строит гримасы, завидев его. Естественно, что он стремится к женщине, обладающей добрым сердцем и интеллектом, — если такая женщина вообще существует.

При этих словах он передвинул руку с плеч Марлены на ее грудь. Видимо, с его мужской потенцией, несмотря на унылую речь, все было в порядке, потому что его губы вплотную приблизились к ее уху, и он стал дуть в него, как будто это был тест на алкоголь дорожного инспектора. Наверняка его мама, которая уж точно не входила в число эксплуатирующих его женщин, рассказывала сыну, что женская сексуальность, если она все же есть, запрятана в ушной раковине.

Конечно, Марлена понимала, что ни к чему заводить себе врага в лице Бенды. Она готова разделить его представления о бедных порабощенных мужчинах.

Марлена мило улыбнулась ему, мягко отодвинула его голову и сказала, что наверняка не все женщины такие уж глупые вымогательницы, что он видный мужчина, в самом расцвете, имеет достаточно шансов начать новую жизнь, а ей, к сожалению, уже пора домой.

Ее игра на его сентиментальных эмоциях и откровенные комплименты его мужественной внешности оживили Бенду чрезвычайно. Он заказал еще вина, схватил ее руку, прижал к своему бедру и заявил, что безмерно восхищается Марленой и готов предложить ей свою бескорыстную дружбу.

Марлена поблагодарила его за доверие, но сказала, что, как он, возможно, уже успел заметить, она женщина с принципами. Никогда она не сможет себе позволить никаких других отношений с начальником, кроме служебных. Даже несмотря на то, что находит его весьма импозантным и даже обольстительным.

Он тотчас все понял. Поскольку в профессиональном плане они сейчас непосредственно связаны, заявил он, он будет думать о том, как прекрасно все могло бы между ними быть. Бенда снова положил руку на ее плечо, а потом на грудь, и снова она печально и самоотверженно переложила эту любознательную ладонь на стол.

В такси он ее поцеловал. Марлена была так поражена этим обстоятельством, что на секунду предоставила ему свободу действий. Но тут же опомнилась и заявила, что это был единственный раз, когда она настолько потеряла голову, что позволила себе забыться. Ах, как тяжело ей это дается, горько вздохнула она, погладила его по пылающей щеке и выскочила из такси, едва увидела вдали свой дом.

На лестнице ей стало плохо. Открыв дверь трясущимися руками, она ворвалась в квартиру, промчалась мимо застывшего Морица в туалет и наклонилась над унитазом. Ее вырвало. Мориц заварил ромашковый чай, дал ей аспирин и уложил в постель.

— Ну, и зачем ты все это устроила?

— Потому что я несчастна, — сквозь рыдания призналась Марлена.

— Ты просто пьяна.

— Нет, я несчастна.

— У тебя нет к этому никаких причин.

— Никто меня не любит.

— Все тебя любят. Андреа, Иоганна, я…

Под это перечисление Марлена зарыдала еще горше.

Мориц хлопнул себя по лбу:

— Ну вот, теперь до меня дошло. Ты мечтаешь о сказочном принце.

Она высморкалась в носовой платок.

— А я-то всегда думал, что ты эмансипированная дама.

— А при чем здесь это? — Эмансипированные женщины знают, что никаких сказочных принцев не бывает.

— Они просто делают вид, что знают это.

— Ты хочешь сказать, что эмансипированных женщин на самом деле не существует?

Марлена закрыла глаза:

— А ты разве не мечтаешь о сказочном принце?

Если она не постеснялась под воздействием шампанского отправиться куда-то с малознакомым и малоприятным ей мужчиной, значит, дело плохо. Однажды, забирая Андреа от родителей, она даже решила поговорить об этом с матерью. Но Тилли Шуберт, глядя на все с весьма практической стороны, заявила, что без мужчины жизнь гораздо легче. Марлена и так очень занята, зачем ей вешать себе на шею лишнюю обузу?

— Но в конце концов должна же я подумать о своих физиологических потребностях?

Тут Тилли смутилась. Герои ее любовных романчиков безостановочно припадали к мужской груди, целовали с закрытыми глазами мужские губы, но дальнейшее было скрыто за пресловутым многоточием. Не лишенная фантазии, романтичная Тилли представляла себе в такие моменты сильную и нежную мужскую руку, дрожащую от волнения и восторга, и ласковые слова, которые ее собственный супруг ни разу не решился произнести, из страха поступиться мужской гордостью. Тилли удовлетворялась видениями. Реальные подробности любовной жизни ее не интересовали. В ее собственной жизненной книге за волнующим многоточием скрывалась одна и та же из года в год повторяющаяся процедура: герой задирал на героине ночную рубашку, получал свое удовлетворение, не произнося при этом ни слова, испускал довольный стон и отворачивался, уже почти уснув, к стене. Кому это нужно?

— Но ты ведь разведенная женщина, тебе надо думать о своей репутации, — робко сказала она дочери.

Марлена хмыкнула:

— Ах, мама, мама! Давно прошли те времена, когда менять мужчин считалось зазорным. Теперь скорее наоборот.

— Но у тебя ведь есть Андреа. И хорошая должность…

— А оргазм? — брякнула, разозлившись, Марлена. — В конце концов, каждая женщина должна хотя бы раз в неделю… — Но, заметив, как болезненно реагирует мать на этот разговор, умолкла.

Тилли вздохнула с облегчением. Оргазм! Марлене бы ее заботы! Она находилась в ссоре со своим сыном Гейнцем, который переехал к подружке и заезжал домой лишь сменить белье.

— А ты запакуй белье снова и отдай ему, — посоветовала Марлена. — Он вполне в состоянии сам засунуть его в стиральную машину своей подружки.

— Конечно, в состоянии. Но она отказывается гладить.

— Браво!

— Но, Ленни, он все же мужчина.

Только теперь до Марлены дошло, в чем причина ссоры матери с братом. Дело не в том, что она не хотела гладить рубашки сына, а в том, что он связался с женщиной, демонстрирующей здравое отношение к жизни.

— А с какой стати она должна гладить его рубашки?

— Так положено.

— А что он для нее делает?

— Всю тяжелую работу.

— Какую именно? Тащит бутылки с пивом от кухни до комнаты?

— Вбивает гвозди, когда надо, электричество чинит. И с машиной…

— Гвоздь в стенку может вбить любая девчонка. Колесо сменить в автомобиле? Дай Бог, если это требуется раз в год.

— Но она не собирается гладить его вещи, даже если они поженятся.

— Неужели наконец появится поколение умных женщин?

Тилли разгневалась. С Марленой абсолютно нельзя нормально разговаривать. Она будто все время ищет повода для спора.

— Ты становишься такой нетерпимой, Марлена! Так ты никогда не найдешь мужчины для своего… оргазма.