А миру было объявлено, что император внезапно скончался от «прежестокой колики».

Что рассуждать! Печальна судьба тех, в ком видят соперника на престол. Не только Петр погиб в царствование Екатерины, но и убогий Иоанн, в двухмесячном возрасте провозглашенный императором, свергнутый Елизаветой Петровной и заточенный в Шлиссельбургскую крепость как «секретный узник». Императрица Екатерина послала в Шлиссельбург тайное предписание, по которому Иоанн должен быть убит, если его попытаются освободить.

И «освободитель» скоро нашелся. Это был некий Мирович, наведший пушку на крепость и потребовавший освободить «настоящего царя». Тюремщики тотчас закололи невинного Иоанна.

После этого многие задавались вопросом, почему «освободитель» явился именно в царствие Екатерины после того, как было отправлено в Шлиссельбург тайное предписанье? А до того, худо-бедно, Иоанн прожил на свете двадцать два года.

Наталья Кирилловна Загряжская передавала мне на старости лет разговор свой с доживающим век Алексеем Орловым. На престоле был уже наследник Екатерины император Павел Петрович, мало кому угодный властитель. «Отчего терпят такого урода?» — удивляется старый Орлов. «А что прикажешь с ним делать? Не задушить же его, батюшка?» — возражает Загряжская. «А почему же нет, матушка? — удивляется Алексей Орлов, нюхая табакерку. — В прежние времена без разговору душили». — «Это на кого ж ты намекаешь, батюшка?» — спрашивает Загряжская. «Да на того, кому я кушак нарочно припас», — ответил Орлов и громко чихнул.

Может быть, Екатерина и не давала прямых наказов, как поступать с соперниками на корону, но приближенные знали, чего она хочет. Не случайно и гвардейцы, покончившие с Петром, и комендант Шлиссельбургской крепости получили не наказание, а награды.

То, впрочем, мои вольные домыслы, которые я осмеливаюсь излагать по прошествии многих лет, а тогда, мальчишкой будучи, я только внимательно прислушивался к взрослым.

— Да, — сказал Петр Иванович, — мой отец служил в Преображенском полку и сразу встал на сторону императрицы.

Госпожа Черногорская молча смотрела некоторое время на графа. Наконец она проговорила:

— Я слышала, ваше семейство было очень дружно с княгиней Дашковой?

— О да, — ответил граф, — мы до сих пор в сношеньях. Вернувшись из-за границы, я навестил княгиню Екатерину Романовну. Она в полезных трудах. Как вы знаете, под ее рукой Российская Академия. Женщина во главе Академии, согласитесь, это необычно.

— Мне попадались вирши Хераскова, — сказала госпожа Черногорская:

— У вас отменная память, — сказал Петр Иванович.

— Что же развело княгиню с императрицей? — спросила госпожа Черногорская.

— О, это долгий разговор, — ответил граф.

— Нет ли в числе причин того, что ее родная сестра была наперсницей государя Петра Федоровича?

Петр Иванович смутился.

— Я не силен в разборе светских интриг, сударыня.

— Боюсь, что здесь больше, чем интрига, — сказала госпожа Черногорская. — Перед самой смертью в последнем письме к жене низложенный император умоляет отпустить его в Киль вместе с сестрой Дашковой Елизаветой.

— И любимой скрипкой, — добавил отец Евгений.

— Да, скрипка — это все, что он просил из имущества, — сказала госпожа Черногорская.

— Вы любопытствуете до судьбы Петра Третьего? — спросил Осоргин.

— Я любознательна, — ответила госпожа Черногорская. — Я много слышала. Я знаю, например, что пока Елизавета не вышла замуж, ей было запрещено показываться при дворе. Сам отец, канцлер Воронцов, относился к ней с небрежением, прочие сторонились, и только граф Осоргин осмелился приютить несчастную изгнанницу.

— Это верно, — ответил Петр Иванович. — Отец мой добр, он не мог видеть страданий несчастной женщины, тем более что ее сестра, княгиня Дашкова, просила за Елизавету.

— Где ж она укрывалась, пока не была прощена?

— Сначала в нашем смоленском, а потом в подмосковном имении.

— А вам доводилось видеть Елизавету Романовну?

— Я видывал ее мальчиком в подмосковном, а потом уж кадетом корпуса в Петербурге, когда она вышла за Полянского.

— А часто ли бывали в смоленском именье? — спросила госпожа Черногорская. — Пусть не удивляет вас настойчивость вопросов, я ведь призналась, что весьма любопытна, к тому же тут есть один интерес.

— Наезжал временами, — ответил граф. — Чудесные места, дикий лес, ягоды и сны о страшных разбойниках.

— Помните Кукушкин дом? — внезапно спросила госпожа Черногорская.

— Кукушкин дом? — Петр Иванович задумался. — Но это ведь наше лесное владенье. Отчего вы спрашиваете?

— Проезжала когда-то мимо, — задумчиво ответила госпожа Черногорская.

— Про Кукушкин дом вам Митя расскажет, — сказал Петр Иванович, — он там провел свои детские годы.

Госпожа Черногорская обернулась ко мне и внимательно посмотрела. Какие все же черные у нее глаза, какой пристальный взгляд!

— С кем же ты жил там? — спросила она.

— С матушкой, — отвечал я. — Жил и отец, да погиб на турецкой, когда я был малолеткой. Матушка после него пожила да и померла тоже.

— Как звали ее? — спросила госпожа Черногорская.

— Марья Васильевна Почивалова, — отвечал я.

Взор госпожи Черногорской внезапно увлажнился, она коснулась рукой моего плеча.

— Верно, с этим краем вас связывают воспоминанья, — произнес Петр Иванович.

— Я родилась в тех краях, — сказала госпожа Черногорская.

Тут уместно мне будет снова прервать рассказ и поведать историю, которую я слышал от матушки. Хоть я и был тогда малолеткой, но история так поразила воображение, что я запомнил ее навсегда.

Было это в те поры, когда матушке только исполнилось десять лет и жила она в Кукушкином доме вместе со своей бабкой Ариной. Родители померли во время чумы, а бабка Арина осталась жива и ходила за внучкой.

Кукушкин дом представлял собой небольшое подворье посреди векового леса. Осоргины наезжали сюда во время охоты. Стоял крепкий рубленый дом из трех комнат, а рядом избушка для слуг, сарай и конюшня.

Про жизнь в лесу матушка рассказывала много чудес. Однажды пришел в избу Леший, весь зеленый, с пустыми глазами. Леший потребовал молока и брусники, поел и, никого не обидев, ушел. Когда потерялась в лесу корова, Леший ее привел и погрозил бабке Арине пальцем. На Ивана Купалу видела мать горящий цветочек, а под ним, как и полагалось, раскопала серебряную монету.

Эта история случилась вьюжной зимой. Заскрипели полозья саней, застучали в окно кулаки. Бабка Арина, накинув зипун, выскочила на мороз. Сам Иван Матвеевич Осоргин пожаловал в закрытом возке. Он приказал бабке Арине быстро идти в дом, топить печи и греть воду.

Бабка вернулась только под утро, и не одна. В руках у нее что-то пищало и шевелилось. Это было крошечное дитя. Бабка, смеясь, сказала, что подкидыша принес косолапый Мишка и наказал звать Анастасией. Так в избе появилось еще одно живое созданье. Доставило оно много хлопот, но и много радости. Летом девочка уже встала на свои крохотные ножки и стала резво бегать по всему подворью.

Мать моя очень с ней забавлялась и полюбила, как свою сестру. Приезжал несколько раз старый граф, привозил девочке господские одежки и хвалил бабку Арину.

Так минуло лето, и желтый лист полетел с дерев. В один из еще теплых дней мать моя пошла с Настей по ягоды. Возвращаясь домой, она заметила многолюдство на подворье, но это были не графские, а чужие люди. Мать моя почему-то испугалась и спряталась за кустом.