Глава пятьдесят вторая, повествующая о наших мучительных попытках доискаться до истинной причины неожиданного поступка нашего Председателя
Глава пятьдесят третья, в которой рассказывается, как мне устраивают побег и я навещаю Софью Герардовну Яблонскую
Глава пятьдесят четвертая: меня снова вызывает следователь Скляр
Глава пятьдесят пятая: мы ищем ответ на ультиматум и принимаем решение
Глава пятьдесят шестая, в которой вдруг обнаруживается нечто и все выходит совсем не так, как мы ждали
Глава пятьдесят седьмая. Нас навещают хорошопогодники и с подробностями рассказывают о случившемся
Глава пятьдесят восьмая, повествующая о том, как мы получили письмо от Вацлава Вацловича
Глава пятьдесят девятая. В ней рассказывается, как мы готовились к дальнему путешествию и как наши собратья по несчастью снова превратились в хорошопогодников
Глава шестидесятая, заменяющая эпилог, который заканчивается шуткой
ПРИВАТНЫЙ НАБЛЮДАТЕЛЬ
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IХ
Х
ХI
ХII
ХIII
ХIV
ХV
ХVI
ОСТРОВ ДОЛЖНИКОВ
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
ЧАРЫ
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
СМЕРТЬ ОТЦА АЛЕКСАНДРА
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Глава десятая
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
Глава шестнадцатая
Глава семнадцатая
Глава восемнадцатая
Глава девятнадцатая
Глава двадцатая
Глава двадцать первая
Глава двадцать вторая
Глава двадцать третья
Глава двадцать четвертая
Глава двадцать четвертая
ЭПИЛОГ
РУФЬ
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
ЧЕРДАЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК С ВОСПАЛЕННЫМ ВООБРАЖЕНИЕМ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
СЦЕНА ВТОРАЯ
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
СЦЕНА ВТОРАЯ
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
СЦЕНА ПЯТАЯ
ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ
(роман, повести и рассказы)
Тайное общество любителей плохой погоды (роман)
Приватный наблюдатель (повесть)
Остров должников
Чары
Смерть отца Александра (повесть)
Руфь
Чердачный человек с воспаленным воображением
ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ
РОМАН
Пролог, похожий на черновик неотправленного письма (многое в нем зачеркнуто). Читатель узнает из него о кресле с выгнутыми ножками, о похожей на кардинальскую шапочке и о том, как случайно оброненное слово отзывается воспоминаниями
Я поднимаюсь сюда на башню при первых сполохах рассветного зарева(зачеркнуто) ранним утром – триста тридцать ступеней по винтовой лестнице (перила сохранились отнюдь не везде), суживающейся кверху до штопора в бутылочном горлышке. Затем - невысокий порог и железная дверь с вздувшейся местами, отогнувшейся по углам, позеленевшей от времени обшивкой, намертво вросшими шляпками болтов и классически заржавленной скобой. Разумеется, дверь душераздирающе протяжно скрипит, когда ее открываешь (отрываешь от дверного косяка), но этот звук для меня мелодичен и приятен, словно звон колокольчика, созывающего на кормление красных китайских рыбок с овальцами открытых ртов, зачарованным взором прекрасных глаз и вздымающимися опахалами плавников.
Мое безотчетное стремление – сразу сесть за стол, захватить его как законную добычу(зачеркнуто), завладеть им как законной добычей, вплотную придвинуть к себе, подложить под ножку камушек, чтобы не раскачивался, окунуть в чернильницу перо и приняться за это письмо. Хотя, признаться, я не знаю, кому оно адресовано, – возможно, мне самому(зачеркнуто), и будет ли отправлено, поскольку сомневаюсь, что в округе есть почта (может быть, голубиная), и я ни разу не встречал здесь почтальона на велосипеде с клаксоном, почтительно приподнимающего фуражку перед знакомыми фермерами, их женами, гувернантками и кухарками.
Но стремление на то и стремление, что ему лучше не противиться и не сопротивляться… да, безотчетное, как только что было сказано, хотя я во многом прекрасно отдаю себе отчет. О, уверяю, прекрасно! Например, в том, как все вокруг удивительно соответствует моим потребностям и представлениям об удобстве. Соответствует и поскрипывающее кресло с выгнутыми ножками, бархатным врезом в высокой спинке, обитыми таким же красным бархатом подлокотниками и похожая на кардинальскую шапочка, надеваемая мною во время служения… музам, ревнительницам моего эпистолярного стиля.
Отдаю отчет я и в том, как все отвечает моим вкусам, как радует мой взор любая мелочь – даже серебряная подставка для спичечного коробка с выгравированным кленовым листом(зачеркнуто) и как мне хорошо на этой открытой, обласканной утренней свежестью террасе.
Террасе с немного осевшим полом, выложенным каменными, кое-где потрескавшимися плитами, прихотливо обвивающими столбы цветочными гирляндами и шарами вечнозеленых подстриженных кустов в глиняных кадках, поставленных на дубовые табуреты.
Лишь одно смутно беспокоит и тревожит меня здесь, в этой горной, недоступной для жителей долин стране с покрытыми опаловыми снегами вершинами(зачеркнуто). Отчет! Да, это случайно употребленное слово отозвалось во мне тревожными и воспоминаниями, навязчивыми, как ночное наваждение, кошмар или галлюцинация. Мне почудилось, что я снова принимаюсь за некий отчет…гм… Отчет, который я никак не могу закончить, хотя тороплюсь, подстегиваю и взвинчиваю себя всеми возможными способами. Завариваю на спиртовке иссиня-черный, с фиолетовым отливом, кофе, слегка подернутый бурой, цвета жженого сахара пенкой. И под самый золотистый ободок, опоясывающий поверху рюмку, наливаю тяжелого маслянистого коньяка, в котором раскачивается изогнутое отражение оконной рамы, зажженной свечи и меня, склонившегося над рюмкой…
Часть первая
ТАЙНЫЙ УЧЕНИК
Глава первая, рассказывающая о падении со стола ручки, о косточке в винограде и о том, что я за чучело и почему… впрочем, об этом далее
Принимаясь за отчет об очередном заседании нашего общества, я как его бессменный секретарь и летописец испытываю чувство некоей прискорбной обреченности, смешанное с досадой, негодованием и желанием крепко выругаться. Увы, я вынужден нарушить обычный порядок повествования, все смешать и скомкать, досадливо чертыхнувшись и разгладив зеленое сукно на моем письменном столе с такой приторной и плотоядной умильностью, словно лишь она удерживает меня от соблазна грохнуть по столу кулаком. Да, грохнуть так, чтобы выплеснулся чай из стакана, звякнул на блюдце ножичек для резки лимона, дрогнули милые сердцу фотографии в бамбуковых рамках, подпрыгнула наполненная доверху бронзовая чернильница, грозя фиолетовой кляксой cафьяновому бювару, и из ложбинки мраморного письменного прибора выкатилась ребристая ручка, роняя брызги с пера.
