—             

Спасибо! — сказал Гордон и протянул парню пару злотых. — Кстати, как имя милорда посла?

—

Сэр Ричард Бредшо, полномочный посол лорда-протектора.

Парень ушёл. А Гордон вернулся к своим.

—             

Дело сорвалось! — сказал он. — Это Ричард, а не Джон Бредшо. К тому же Генералиссимус только что прислал ему конвой: сорок дра­гун и четверых офицеров.

—             

Это брат Джона, — заметил Монтгомери. — Я о нем нём слы­шал.

Друзья развернули коней.

Данцигцы страшно злились на шотландцев за постоянные на­лёты, за неуловимость и грозились отомстить.

Капитан Форбс не раз приглашал Патрика приехать в Штум. На­конец, Гордон собрался. Стаса со всем имуществом отослал, на всякий случай, в Эльбинг.

И вовремя. На другой день, поздно вечером, сотня данцигских драгун и шестьдесят рейтар окружили деревню, рассчитывая застать шотландцев врасплох.

К счастью, друзья в этот вечер засиделись у лейтенанта за вы­пивкой. Врага встретили дружной пальбой. Обороняться трудно: окна большие. По команде Монтгомери друзья пробились в амбар. Там-то их было уже не взять.

Однако данцигцы увели всех коней и оружие. Да взяли в плен Кемпбелла и двух его слуг. В ту ночь он рано завалился спать.

«Должно быть, хозяйка, фрау Ванда, не без амурного интереса к своему постояльцу», — подумал Гордон, любуясь весьма щедро устав­ленным столом.

Кроме большого жбана пива, глаз радовал фигурный штоф от­менного данцигского шнапса. Впрочем, едва они собрались присту­пить к трапезе, за окном труба запела тревогу

Все бросились по своим местам. Заткнув за пояс пару пистоле­тов, капитан Форбс поспешил на плац-парад к своим драгунам. Гордон пошёл следом и встал рядом.

Подполковник Андерсон шагал вдоль шеренги, проверяя, в по­рядке ли фитиль на мушкете, достаточно ли у драгун пуль в подсумке, пороху в пороховницах.

Капитан отсалютовал ему палашом, как должно. Так же отсалю­товал и Гордон. Подполковник внимательно поглядел Патрику в лицо, взял капитана Форбса под руку и отвёл в сторону. Хоть он и старался говорить тихо, Гордон расслышал.

— Обязательно убеди его остаться в полку! — сказал полковник.

Совсем недавно здесь для Гордона не было ни одной вакансии прапорщика! Видно, слава шотландских удальцов дошла и досюда.

Скоро труба сыграла отбой, и друзья отправились на квартиру, допивать.

Уж как старался капитан Форбс уговорить Патрика! Щедро под­ливал в чарку, подкладывал вкусные заедки, соловьём разливался. Гор­дон, со всей учтивостью, отказывался. Ему нравилась свободная жизнь, да и добыл он за полтора месяца куда больше, чем за прошлый год. Форбс настаивал. Патрику было нелегко отказывать старому, доброму другу. Сколько раз выручал его Форбс в трудные дни!

К полуночи Гордон не выдержал и дал согласие. Утром, конечно, пожалел об этом. Но слово было дано. Теперь он прапорщик в роте Форбса. Единственно, что выговорил для себя, — поездку в Эльбинг за своей кладью.

Стас поведал хозяину о бедствиях лейтенанта Монтгомери и его друзей. И Патрик подумал: может, и не зря в очередной раз он решился поменять судьбу.

Так кончилась для Патрика вольная жизнь солдата удачи.

Вновь началась регулярная служба. Жалованье маленькое, а служба тяжёлая. В ночном дозоре через день, через два дня на третий — на работах. Прапорщику, как и лейтенанту, платили шесть и две трети рейхсталера в месяц. К тому ещё и на денщика немного. Капитан получал всё же двадцать.

Квартиры убогие. Горожане обнищали. Окрестности разорены, а на дальние вылазки нет сил. Немцы-офицеры с шотландцами учтивы, а исподтишка норовят сотворить какую-нибудь пакость.

И ещё подполковник! Гордон не встречал столь горячего и вспыльчивого человека, как их командир.

Чуть что не по нему, Андерсон приходил в ярость, кричал, рас­швыривал трость, шляпу, перчатки, рвал на себе волосы. Такое бывало даже на улице!

Приглядевшись, Патрик заметил, что тот и не пытался сдержать свой гнев, а даже распалял себя. Нагонял страх.

Притом подполковник держал хороший стол, всегда приглашал к обеду нескольких офицеров и был с ними отменно любезен и обхо­дителен. На службе — весьма строг и суров. Дело знал. Андерсон был из шотландцев, но родился и вырос в Гамбурге. Семью — жену и пять дочерей — он поселил в Померании и очень о них заботится.

Ежемесячно в гарнизон доставляли 408 талеров. Сотню из них подполковник откладывал себе. Он брал деньги за все вакантные, про­тив полкового комплекта, должности в четырёх ротах и в штабе. Впро­чем, на шведской службе сие вошло в обычай. Да какой ни есть, а командир полка. И с ним надо было уживаться.

Поляки, задумав выжить шведов с большого вердера, перепра­вились через Вислу, укрепили Лиссаушанц, поставили мост.

Генералиссимус, собрав все свободные силы, двинулся им на­встречу. Гордон с двумя десятками драгун был послан в разведку. Зада­ние выполнил успешно и был удостоен особливой благодарности.

Шведы выстроили у Лиссаушанца мощную батарею, разбили мост и отрезали его защитников. Через несколько дней поляки сда­лись. Принц Адольф Иоганн сформировал из пленных полк и отослал их в Данию. Сказывали, дрались солдаты там вполне прилично. Взамен король прислал сюда полк пленных датчан.

До Пасхи жили спокойно. Тут на вердер перебрался со своим полком некий Михалко. Сей мужик, сын прусского крестьянина, знал все тропки и овраги в округе. Он выказал в боях редкостную доблесть и воинское искусство. Его люди хватали фуражиров, перерезали до­роги и принесли

вельми

много вреда. Шведы никак не могли изловить Михалко. Польский король даже пожаловал ему дворянский герб и фа­милию Михальский, что для Польши великая редкость.

На третий день Пасхи капитан Форбс с Гордоном затеяли боль­шой пир и ждали гостей. Однако начать не успели: дозорный на шпиле закричал:

— Поляки угоняют драгунских лошадей!

Бросились в погоню. Гордон с капитаном держались вдоль гребня холмов, опасаясь окружения. Наконец, в лощине заметили три десятка поляков и табунок коней. Нагнав их, принялись стрелять из пистолетов по конокрадам.

При каждом залпе поляки отпускали нескольких лошадей и не преследовали офицеров, когда те отъезжали, дабы перезарядить пи­столеты.

—             

Нас заманивают! — молвил Гордон. — Их лошади свежие. Впе­реди засада.

Отчаянный капитан Форбс никак не хотел остановиться. От го­рода драгуны удалились уже на полмили. Подъехал Стас, и Патрик тут же отправил его с отбитыми лошадьми в город.

Наконец, капитан придержал коня. Заметив это, поляки броси­лись в атаку. Пришлось уходить. Из леса к ним наперерез вылетели две сотни поляков. Пустив коней быстрым галопом, друзья какое-то время сохраняли отрыв. Не было времени даже перезарядить пистолет! Ле­тели, не разбирая дороги. И тут Гордон угодил в болото! Вытащив пи­столи, он спрыгнул и повёл коня в поводу. Скоро жеребец совсем увяз.

«Болото не велико, — подумал Патрик. — Отдохнёт, я его вы­веду..».

Форбс успел свернуть налево, но его нагнали, загнали в болото, ранили, взяли в плен.

Тем временем жеребец отдышался, и Гордон потихоньку вывел его на сушу. Тут Патрика встретили трое, но, отпугнув их разряженным пистолетом, он прорвался.

Гордон гнал жеребца к городу, на скаку заряжая пистолет. На дамбе его поджидали ещё два десятка шляхтичей.

«В плен взять решили, — подумал Патрик и взмолился: — Пресвя­тая Дева, спаси!».

Он летел прямо на врагов, низко пригнувшись к шее коня. Со всех сторон стреляли. Повезло. Три стрелы застряли в мундире, чет­вёртая впилась в бедро. Пули прошли мимо. Выпалил почти в упор в преградивших дорогу. Шляхтичи шарахнулись, и конь пролетел! Кто- то схватил за гарду его палаш, висевший на руке. Ремешок лопнул, Пат­рик лишился клинка. Другой ухватил шляпу и сорвал её, выдрав попутно клок волос. Плевать!