Паромы тоже уже причаливали к берегу. Хорошо было слышно, как трещат автоматные очереди. Генерал Морозко хотел было снова спрыгнуть в траншею, подумав, что, может быть, там увидит своих солдат, но, сделав шаг, ту же опустился на землю, гаснувшим сознанием уловив слова балкарца Куриева:

— Быстро надо, быстро! Положи вот сюда на плащпалатку и тяни. Я буду прикрывать.

И уже ничего больше не слышал и не видел генерал Морозко. Не видел, как медленно, надрываясь, потащили его на плащпалатке какой-то боец и связистка Даша Веселова, как пересекли им путь сразу пять или шесть мотоциклов, не слышал, как немецкий ефрейтор крикнул, чтобы никто из его солдат не задерживался и всех русских солдат и офицеров, встретившихся на пути, немедленно приканчивали, так как возиться с пленными нет времени. Правда, когда уже совсем уходила из него жизнь, Филипп Петрович вдруг поймал на себе полный смертельной тоски и боли взгляд связистки, хотел что-то ей сказать, но не успел, потому что маленький плюгавенький немец-автоматчик, бежавший рядом с мотоциклом, случайно взглянул в сторону лежавшего на плащпалатке русского и, увидав, что тот еще жив, разрядил в него свой автомат.

Урочище Соколовка, где должны были находиться истрепанные в скоротечных боях войска генерала Самойлова, представляло собой длинную цепь оврагов вдоль безымянной речки, местами переходящей в непролазные болота, через которые мог пройти лишь человек, отлично знающий эти забытые Богом, подчас гиблые места. Можно объяснить, как оказались здесь воинские части генерала Самойлова — и овраги, и речка вперемежку с болотами были удобным местом для обороны определенных рубежей. Но почему именно в этом направлении наступала механизированная часть генерала фон Бейкера — эту загадку решить было не так легко. Логика подсказывала, что для разгрома генерала Самойлова немцам выгоднее было использовать немеханизированные подразделения, которым, естественно, легче будет осуществлять маневры на подобной местности. Но решения военачальников, как известно, не всегда подчиняются логике, чем зачастую вводят противника в заблуждение.

Нечто подобное случилось и с генералом Самойловым. Понадеявшись на недоступность, по его мнению, занятых им оборонительных рубежей, генерал Самойлов (в недавнем прошлом мало кому известный подполковник, у которого «наверху» оказалась сильная «рука», протолкнувшая для него внеочередное звание генерал-майора, вследствие чего он тут же был назначен командиром крупного соединения) не стал особо утруждать себя такими элементарными вещами, как глубокая разведка, анализ обстановки, рекогносцировка, итак далее. «Для нас главное, — говорил он своим командирам, — это отдать все силы на укрепление оборонительных рубежей со стороны возможного удара этого полукретина Бейкера, который завязнет здесь со своей техникой, как баран в болоте. Мы перемелем его банду именно вот здесь, на своих оборонительных рубежах…»

Самойлову говорили:

— Во-первых — фон Бейкер умный и коварный вояка и напрасно ждать от него какой-нибудь авантюры. На авантюру он не пойдет. Во-вторых, урочище, где они находятся, не такая уж неприступная крепость, как генералу кажется: его можно окружить, речку можно легко перейти, положив гати там, где она заболочена. Наконец, нельзя не учитывать возможные бомбовые удары с воздуха. Если их не было до сих пор, это не значит, что их не будет и впредь…

Генерал Самойлов отмахивался от всех этих разговоров, как от надоедливых мух. И в конце концов случилось самое страшное. На рассвете хмурого дня, когда солдаты по заведенному порядку приступали к земляным работам, тишина урочища словно бы взорвалась от гула сотен мощных моторов немецких бомбардировщиков и истребителей. «Ю-88» шли волнами примерно на высоте тысячи метров, а чуть повыше и сбоку, то обгоняя их, то отставая, роем кружились «мессера» и «фокке-вульфы». Небо, и без того темное от еще не рассеявшихся сумерек, стало буквально черным от силуэтов машин, конца и края которым не было видно. Эшелон за эшелоном — они будто появлялись из небытия, из ниоткуда, но не уходили, а где-то за невидимым горизонтом делали разворот и замыкали над всем урочищем страшный крут, глядя на который стыла кровь в жилах.

Так проходили минуты за минутами — ни одной пулеметной очереди, ни одной сброшенной на землю бомбы. А на земле, забившись в окопы, в щели, упав в овражки, люди, задрав головы вверх, точно оцепенели, и даже со стороны небольшого перелеска, где расположилась зенитная батарея, не раздавалось ни одного выстрела, словно там все вымерли или от страха потеряли головы.

Да и что могла сделать одна и наполовину неукомплектованная батарея против такой армады!

Генерал Самойлов, наблюдая из своего блиндажа за небом, пораженный невиданным доселе зрелищем, и чувствуя, как в душу заползает великий страх, кричал стоявшему рядом какому-то капитану:

— Какого черта они не начинают бомбежку? Разве они не для этого сюда прилетели?

Капитан (он был из полковой разведки), как и многие, недолюбливающий генерала, пожимал плечами:

— Своеобразная психологическая атака. Генерал фон Бейкер умно рассчитал: несколько минут вот такой воздушной психической атаки измотают наших бойцов до предела, и когда на них посыпятся бомбы, они не в состоянии будут решать, в каком месте от них лучше спасаться. Генерал фон Бейкер, эта хитрая лисица, знает…

— Идите вы к черту со своим фон Бейкером! — заорал Самойлов. — Немедленно проверьте связь со всеми пунктами. Почему молчит зенитная артиллерия? Почему никто не стреляет по самолетам из пулеметов? Советские солдаты наложили в штаны? Я у вас спрашиваю, капитан? — После короткой паузы, во время которой генерал не отрывал глаз от неба, уже забыв, что сам же вызвал к себе разведчика, взглянул на капитана: — А вы почему здесь, капитан? Почему вы не среди солдат, которые, по вашим словам, измотаны до предела? Прячетесь?

И в это время первая девятка бомбардировщиков, чуть завалив на крылья, вошла в пикирование. Десятки, сотни бомб посыпались на землю, калеча ее, разрывая ее живые ткани, раскаленным металлом обрывая ей жилы, превращая в пепел каждую былинку, умерщвляя каждое божье существе), еще мгновение назад радующееся жизни. Солдаты, в начале бомбового удара затаившиеся в окопах, в щелях, в блиндажах, прикрыв головы руками, словно это могло каким-то образом спасти их от гибели, вдруг начали выскакивать из этих щелей и окопов, заметались по лугу, по оврагам, ища лучшего убежища, но как раз в это время «мессеры» и «фоккеры», снизившись до бреющего, открыли по солдатам пулеметный и пушечный огонь, настигая их и расстреливая почти в упор.

За первой волной штурма сразу же начался второй, затем третий, четвертый, отбомбившиеся «девятки», сделав над оврагами, лугом и речкой полукруг, — снова заходили в первые эшелоны и все начиналось сначала: было похоже, что настал конец света, и никому не уйти от смерти, подстерегающей человека в любом овражке, в любой дымящейся воронке.

Генерал Самойлов требовал от связистов вызвать тот или иной пункт, но связи никакой не было, и генерал, мечась по своему блиндажу, укрытому тремя накатами, матерно ругался, грозясь отдать начальника связи и его помощников под трибунал. Капитан из разведки решил было покинуть генеральский блиндаж, но Самойлов, явно растерянный, до неузнаваемости побледневший, буквально вцепился в него и закричал:

— Куда? Трусите? Боитесь здесь оставаться? Где начальник штаба? Где все командиры?

— Все на своих местах, — ответил капитан. — Разрешите, я отправлюсь к зенитчикам, посмотрю, что у них?

— Отправляйтесь, — разрешил генерал. — И немедленно доложите мне обстановку.

Говоря о том, что «все на своих местах», капитан-разведчик не предполагал, что ни начальника штаба, ни начальника разведки, ни многих командиров батальонов и рот нет не только на своих местах, их нет вообще, они минуту назад погибли в соседнем блиндаже, куда собрались обсудить положение и куда по несчастью угодила мощная бомба.