И ему в голову пришло слово «чайник». Он так и написал и был очень доволен. Ему нравилось такое имя – Чайник. Что-то в нём было благородное, испанское. И когда стали имена из шапки тащить, этого Чайника и вытащили. Кот даже ахнул:

– Ничего себе имечко! Всё равно что бык Сковородка или Котелок. Ты бы его ещё Половником назвал.

– А ты что придумал, дядя Фёдор? – спрашивает Шарик.

– Я Гаврюшу придумал.

– А я – Стремительного, – сказал кот.

– А мне Гаврюша нравится! – говорит вдруг Шарик. – Пусть он будет Гаврюшей. Это я сгоряча его Чайником назвал.

Кот согласился:

– Пусть Гаврюшей будет. Очень хорошее имя. Редкое.

Так и стал телёнок Гаврюшей. И тут у них разговор интересный получился. Про то, чей телёнок. Ведь корову-то они напрокат взяли. Дядя Фёдор говорит:

– Корова государственная. Значит, и телёнок государственный.

А кот не согласен:

– Корова действительно государственная. Но всё, что она даёт – молоко там или телят, – это наше. Ты, дядя Фёдор, сам посуди. Вот если мы холодильник напрокат берём, он чей?

– Государственный.

– Правильно. А мороз, который он вырабатывает, чей?

– Мороз наш. Мы его для мороза и берём.

– Вот и здесь так же. Всё, что корова даёт, нам принадлежит. Для этого мы и брали её.

– Но брали-то мы одну корову. А теперь у нас две получилось! Раз корова не наша, значит, и телёнок не наш.

Матроскин рассердился даже:

– Брали. Но брали-то мы её по квитанции! – И квитанцию принёс: – Вот смотрите, что здесь написано: «Корова. Рыжая. Одна». Про телёнка ничего не написано. А раз мы корову взяли по квитанции, по квитанции и сдавать будем – одну.

И тут Шарик вмешался:

– Я не пойму, чего вы спорите. Ты же, Матроскин, собирался корову насовсем купить. Если она тебе понравится. Вот и покупай насовсем. И телёнок у нас останется.

– Я с моей Муркой ни за что не расстанусь, – говорит кот. – Я её обязательно насовсем куплю. Это я просто так спорил. Потому что дядя Фёдор не прав.

А пока у них весь этот спор шёл, телёнок времени не терял. Он два носовых платка съел у дяди Фёдора. Он был чёрненький, а мама – рыжая. Но по характеру он в маму пошёл: ел что ни попадя.

Когда появился телёнок Гаврюша, работы в хозяйстве ещё больше стало.

И тогда дядя Фёдор понял, что он совсем пропадёт без помощи Матроскина. Хоть совсем уезжай из деревни к родителям. И он решил поговорить с профессором Сёминым.

Он надел самую лучшую свою рубашку, самые лучшие штаны, причесался как следует и пошёл.

Вот он подошёл к даче, где жил профессор, и позвонил. И сразу к нему вышла бабушка с пылесосом:

– Тебе чего, мальчик?

– Я хочу с профессором поговорить.

– Хорошо, проходи, – сказала она. – Только ноги вытирай.

Дядя Фёдор вошёл и поразился, как чисто было вокруг.

Всё блестело, как в городской квартире. Кругом стояли шкафы с книгами, кресла и стулья. И кухня была вся белая.

Бабушка взяла дядю Фёдора за руку и повела в комнату профессора.

– Вот, – сказала она, – к тебе, Ваня, молодой человек.

Профессор поднял голову от стола и говорит:

– Здравствуй, мальчик. Ты зачем пришёл?

– Я хочу у вас про кота спросить.

– А что про кота?

– Допустим, у вас был кот, – говорит дядя Фёдор. – А теперь он живёт в другом месте и не хочет к вам идти. Можете вы его забрать или нет?

– Нет, – отвечает профессор. – Если он не хочет ко мне идти, как же я его заберу! Это будет неправильно. А про какого кота вы говорите?

– Про кота Матроскина. Он раньше у вас жил. А теперь у меня живёт.

– А откуда вы знаете, что он не хочет ко мне идти?

– Он мне сам сказал.

Профессор так и подпрыгнул:

– Кто сказал?

– Кот Матроскин.

– Послушайте, молодой человек, – удивился профессор, – где это вы видели говорящих котов?

– У себя дома.

– Не может быть, – говорит профессор Сёмин. – Я всю жизнь язык зверей изучаю и сам кошачьим владею чуть-чуть, но говорящих котов никогда не встречал. Не можете вы меня с ним познакомить?

– А вы его не заберёте? Ведь это же ваш кот.

– Да нет же, не заберу. Знаете что, приходите-ка вы ко мне в гости с этим котом! Обедать. У меня сегодня очень вкусный суп.

Дядя Фёдор согласился и пошёл кота звать. Он и Шарика хотел пригласить, только Шарик наотрез отказался:

– Я и за столом сидеть не умею, и вообще боюсь и стесняюсь.

– Чего боишься?

– Что меня заберут.

– Чудак. Он же сказал, что забирать нельзя, если зверь не хочет.

– Это он про котов говорил. А про собак ещё неизвестно. Уж лучше я дома останусь фотографии проявлять.

И они пошли вдвоём с Матроскиным. Когда они пришли, стол для них был уже накрыт. Очень хорошо накрыт. И вилки лежали, и ложки, и хлеб порезанный. И суп был действительно очень вкусный – борщ со сметаной. А профессор всё с котом разговаривал. Он спрашивал:

– Вот я уточнить хочу. Как будет на кошачьем языке: «Не подходите ко мне, я вас оцарапаю?»

Матроскин отвечает:

– Это не на языке, это на когтях будет. Надо спину выгнуть, правую лапу поднять и когти вперёд выпустить.

– А если «ш-ш-ш-ш-ш-ш» добавить? – спрашивает профессор.

– Тогда, – говорит кот, – это уже ругательство получается кошачье. Что-то вроде: «Не подходите ко мне, я вас оцарапаю. А идите лучше к собачьей бабушке».

И профессор всё за ним записывал. А потом он им очень много конфет подарил и банку сметаны для кота.

– Да, – говорит, – не кот был у меня, а золото. А я этого не понимал. А то бы я давно академиком был.

Ещё он дяде Фёдору свою книжку дал про язык зверей и всё время в гости приглашал. И сам обещал приходить. Вообще он оказался очень хорошим.

И кот Матроскин с тех пор перестал в подполе сидеть и, чуть что, с печки в подпол прыгать.

А папа с мамой совсем уж соскучились без дяди Фёдора. И жизнь им не мила стала. Раньше у них всё не было времени дядей Фёдором заниматься: хозяйство их заедало, телевизор и газеты вечерние. А теперь у них столько времени объявилось, что на двух дядей Фёдоров хватило бы. Не знали, куда это время девать. Они всё время про дядю Фёдора говорили и в почтовый ящик заглядывали – нет ли писем из деревень Простоквашино.

Мама говорит:

– Я теперь многое поняла. Если дядя Фёдор найдётся, я для него няню заведу. Чтобы ни на шаг от него не отходила. Он тогда никуда не убежит.

– И ни капельки ты не права, – говорит папа. – Он же мальчик. Ему нужны приятели, чердаки, шалаши разные. А ты из него барышню кисельную делаешь.

– Не кисельную, а кисейную, – поправляет мама.

– Да хоть клюквенную! – кричит папа. – Он же мальчик! Сейчас даже девочки пошли шурум-бурумные! Я вот мимо детского сада проходил, когда там ребят спать укладывали. Так они на кроватях чуть не до потолка прыгали. Как кузнечики! Из штанишек выскакивали. Мне и самому так прыгать захотелось!

– Давай, давай! – говорит мама. – Прыгай до потолка! Выскакивай из штанишек! Только сына я тебе портить не позволю! И никаких собак у нас дома не будет! И никаких кошек! Уж в крайнем случае я на черепаху соглашусь в коробочке.

И так они каждый день разговаривали. И мама всё строже и строже становилась. Она решила ни папе, ни дяде Фёдору воли не давать. А тут письма стали приходить от почтальонов. Сначала одно. Потом ещё одно. Потом сразу десять. Но хороших новостей не было. Письма были такие: