— Да ну, папа!.. Кофе с цикорием я терпеть не могу!
— Ну, значит, чай, — весело ответил из кухни отец. Марианна надела носок шиворот-навыворот и теперь опять стянула его с ноги.
«Да ещё дырка на пальце! — думала она. — И вообще они грязные…»
Она вытащила из шкафчика чистые носки, а эти бросила на пол.
— Что ты хочешь к чаю? — спросил отец через щёлку в двери. — Бутерброд? Сдобную булку? Мама напомнила мне сегодня про паштет. Просила, чтобы мы не оставляли его на завтра.
Марианна застыла на месте. «Мама… сегодня?..»
Она выбежала из комнаты и ворвалась в кухню:
— Когда мама сказала про паштет?
— Как — когда? Сегодня!
— Значит, ты уже был… ты уже был сегодня у мамы?
— Рано утром!
Отец высыпал на тарелку чай из коробочки и поставил тарелку рядом с плитой.
— Тебя это удивляет? — спросил он. — Ты этого не понимаешь?
— Нет, нет… Понимаю!.. — сказала Марианна.
— А почему у тебя последнее время всегда какое-то кислое выражение лица?
— Кислое?..
Отец насыпал в чайник столовую ложку чая.
— Ну да. Почему, собственно? — спросил он.
— По-моему, хватит чаю… — сказала Марианна. Губы её дрожали.
— У тебя какое-нибудь горе? Что-нибудь случилось?
— Не знаю, папа…
Она прислонилась к дверному косяку и, в упор глядя на отца, быстро проговорила:
— Иногда мне так грустно… Иногда я думаю, что вы меня уже не любите так, как раньше. Особенно мама… Она теперь всё только для малыша вяжет. И вообще… Я не знаю, как это сказать… Всё стало как-то по-другому… — И, помолчав, она добавила: — Ну вязать-то, конечно, для него надо. Я не про то говорю. Маленького ребёнка ведь надо во что-нибудь одеть… а у меня и так довольно свитеров в шкафу…
— Марианна… — тихонько сказал отец. — Ах, Марианна, Марианна!..
Наконец-то она это выговорила. А ведь ещё несколько минут назад она думала, что и рта раскрыть не сможет. Она подскочила к отцу и обхватила его руками за шею.
А отец, собравшийся было намазать хлеб паштетом, осторожно отложил в сторону нож и погладил её по голове.
— Хорошо, что ты всё мне рассказала. Только тебе бы надо было сделать это раньше. Гораздо раньше. Тогда бы всё давно разъяснилось. Ведь это настоящее недоразумение, что ты решила, будто бы мы теперь тебя уже не так любим. Сегодня, как только я пришёл, мама раньше всего спросила о тебе. Как ты… Что ты сказала… Долго ли ждала перед запертой дверью. Хорошо ли вчера поужинала. А потом ещё спросила, не может ли быть, что ты ревнуешь. А я ответил: «Не думаю. Разве только ей трудновато привыкнуть к мысли, что она уже у нас не одна». А мама тогда сказала: «Марианна, когда родилась, была ну точь-в-точь такая же, как Эрих… Только голова у Эриха немного побольше».
— У какого Эриха? — спросила Марианна звенящим голосом.
— У твоего брата!
— У моего брата?
— Ну да, мы так его назовём.
— Эрих?
— А что, разве Эрих — плохое имя? — Марианна высвободилась из рук отца. Теперь он мог снова намазывать хлеб паштетом. — По-моему, хорошее имя. Правда?
— Правда, — сказала Марианна. — Неллиного брата тоже так зовут.
— Это меня успокаивает, — улыбнулся отец.
— А ты его видел?
— Кого?
— Ну… его… Эриха!
— Какого Эриха — брата этой Хелли или…
— Не Хелли, а Нелли. Да нет, не его… нашего Эриха!
— Пока нет. Сегодня с двух до четырёх приёмные часы. Вот я и посмотрю на него в первый раз. И он на меня тоже. Конечно, если не будет спать.
— Папа… а я?..
— Гм…
— А-а-а… Значит, мне нельзя? Жалко…
— А знаешь, что нам советует мама, Марианна? Может быть, это тебя утешит. Она говорит: бросьте-ка вы сегодня все дела и отправляйтесь в парк Румельдорф!..
— Правда? — радостно спросила Марианна.
В пятнадцатой главе Марианна выигрывает длинную конфету в жёлтую и красную полоску и видит возле «комнаты ужасов» человека, который кажется ей знакомым
Они совсем было собрались выходить.
Отец начал открывать ключом дверь.
И вдруг он опустил руку.
— Всё-таки мне как-то не по себе, — сказал он. — Может, не надо принимать мамины слова так уж всерьёз.
— Как так? — не поняла Марианна.
— Нет, ты только погляди вокруг, — сказал отец. — Что тут делается!.. Нет, вон туда погляди… и вон туда!
Марианна, пожав плечами, огляделась по сторонам.
— Как после взрыва, — сказал отец.
— Похоже, — сказала Марианна.
— А мама только вчера уехала!
— Но ведь у нас пока ещё нет опыта, папа!
— А ну-ка, пошли на кухню! Ведь мы с тобой, кажется, решили делать всё вместе…
— Ладно, давай уж быстро наведём порядок!
И они попробовали быстро навести порядок. Но это оказалось не так-то просто.
Повсюду стояла грязная посуда. В обгоревшую кастрюльку из-под какао не была даже налита вода. На полу был рассыпан сахарный песок, повсюду валялись хлебные крошки и всякие вещи. Тут одна зубная щётка, там другая; тут банка с ваксой, там мочалка для мытья посуды. В раковине плавала крышка от коробочки с чаем. Конечно, совершенно случайно. И так же случайно остатки паштета лежали на стуле. Одно полотенце висело на ключе посудного шкафа, а второе было накручено на ручку двери. Ящик кухонного стола был так сильно выдвинут, что казалось, он вот-вот с грохотом полетит на пол. Через открытую дверь комнаты было видно, как на незастеленных кроватях сугробами лежат одеяла. Марианнины носки красовались на полу. Из перевернувшегося кверху дном портфеля вывалились книжки и тетрадки. Занавеска застряла между створками окна. Земля в цветочных горшках была тверда как камень.
Отец с дочерью трудились в поте лица.
— Только теперь понимаешь, сколько дел успевает переделать мама за день! — сказал отец.
— Мама, наверно, знает какой-нибудь секрет, — сказала Марианна. — А вот мы ничего не знаем!
Без четверти девять всё у них было готово. И вот они спустились по лестнице, очень гордые своими успехами.
В парадном Марианна сказала:
— Знаешь, папа, давай вернёмся домой и удивимся, какой там порядок. Как будто мы мама.
— Давай, — сказал отец. — Поднимаемся!
Потом он снова запер дверь, и они сбежали вниз по лестнице.
Держась за руки, они шагали по улицам.
— Только сейчас мне и вправду стало весело, — сказала Марианна.
До парка было недалеко.
Они пришли как раз к его пробуждению. Он словно ещё зевал спросонья. В кафе под открытым небом толпились под большими зонтами — будто стадо овец — разноцветные стулья. С медленным скрипом открылись раскрашенные ставни киоска. За кассой появилась какая-то женщина. Качели ещё стояли — только одна лодка раскачивалась вверх и вниз. Какой-то человек расставлял олеандры в зелёных бочках у входа в «комнату смеха». А самые усердные карусели со скрежетом крутились порожняком по кругу. Окошки будок теперь раскрывались одно за другим.
— Подходите поближе, — сказала женщина в одном окошке.
— Будете сегодня первыми! Первыми что-нибудь выиграете!
Она сказала это совершенно спокойно. Громко кричать ей придётся потом, когда тут начнётся давка.
— Попробуем, папа? — спросила Марианна.
Она бросила жёсткий матерчатый мячик в длинный ряд жестяных пузатых кеглей. Шесть мячиков, ещё шесть и ещё шесть! Только восемнадцатый мячик попал в цель, и она выиграла длинную-предлинную конфету, завёрнутую в яркую бумажку. Сама конфета была в красную и жёлтую полоску и походила на мачту, по которой взлетает флаг.
— Откусывай, папа, — сказала Марианна.
— Да нет уж, ешь сама, — сказал отец.
— Я лучше пока её спрячу. Для Эриха. Как ты думаешь, он такие любит?
— Конечно, — сказал отец. — Только у него пока ещё нет зубов. Но этак примерно через годик они уже вырастут.
— Ну, до тех пор она запылится, — сказала Марианна.
Она стала с увлечением грызть конфету. Когда от конфеты осталось примерно две трети, пыл её немного остыл. А когда осталась половина, она сказала:
