Потом, вечером, после того как объявляется дед Тене, – он обнаружил какой-то бар и разговорился там с французским цыганом, – а Иво с Кристо возвращаются из купальни, мы снова идем к гроту. В темноте он выглядит намного красивее: зажжены все свечи в большой штуке, похожей на люстру, и статую Марии озаряет мягкий свет, так что она больше не кажется пластмассовой, а становится почти похожей на живого человека – или на видение вроде того, что много лет назад явилось Бернадетте. Повсюду вокруг – по всему городу, на крутых лесистых холмах – горят огни, а на самом высоком, почти в поднебесье, светится огромный крест. Ночь безветренная и теп лая. На деревьях стрекочут насекомые, в темном небе мерцают миллионы звезд – их намного больше, и они намного ярче, чем дома.

Священник ведет какую-то службу. У него изумительный голос, которым он скорее выпевает слова, чем произносит их. Ба поминутно дергает меня дурацкими вопросами о том, что он говорит, но я не понимаю. Я разбираю одно слово из десяти, но это мне нравится; мои мысли уносятся куда-то вдаль, освобожденные от своих привычных скучных рамок. Я смотрю на подсвеченный крест и на звезды, на статую и на свечи. Люди вокруг вполголоса подхватывают слова священника. Где-то начинает играть музыка – негромкая, несущая в себе утешение, и вступает женский голос. Мне так хочется, чтобы чудо произошло, что я не осмеливаюсь больше смотреть на Кристо. Мне хочется плакать. Ба обнимает меня за плечи. Она тоже плачет.

И в этот миг я по-настоящему верю. Я верю во все это.

Однако же нам приходится уйти из грота, чтобы раздобыть чего-нибудь поесть. Ба толкает в гору кресло деда Тене, а Иво несет Кристо – малыш уснул у него на руках. Наверное, очень устал после всех этих святых дел. Иво протягивает мне сигарету. Он сейчас кажется намного спокойнее.

– Ну, как все прошло в купальне? Хорошо? – спрашиваю я.

Не представляю себе, что там должно было произойти.

– Да, все было хорошо.

– Здорово, что так тепло. Уверен, с Кристо все будет нормально.

– Угу.

– Все было так же, как когда ты приезжал сюда в прошлый раз?

– Да, почти. Теперь у них больше ассистентов.

Иво устремляет взгляд в кромешную темноту.

– А ты тогда почувствовал, – ну, когда был здесь в прошлый раз, – ты почувствовал, что исцеляешься?

– Тогда – нет. Была вода как вода. Самая обыкновенная. Довольно холодная.

– Так я и думал, – говорю я вслух, хотя в глубине души испытываю облегчение.

Мне всегда не давал покоя вопрос, сразу ли Иво понял, что исцелился.

– Бальтазар хотел, чтобы я вернулся и поговорил со священником о том, что со мной произошло.

– Да? Может, и стоило бы, – отвечаю я.

В глубине души меня гложут сомнения. А вдруг здесь решат, что, раз с тобой случилось чудо, ты теперь их с потрохами? Но по голосу Иво я понимаю, что он не станет ни с кем разговаривать – ни за какие коврижки.

– Чем ты, малыш, занимался весь день?

– Мы ели омлет с жареной картошкой. Было очень вкусно. Ой, а еще ведь… – У меня в голове не укладывается, что я вспомнил об этом только сейчас. – Я набрал четыре галлона святой воды!

Иво улыбается, а потом вдруг начинает смеяться – и это веселый смех, а не злой. Он по-настоящему развеселился. Я сто лет не слышал, чтобы он смеялся.

Рэй

– Миссис Хирн? Меня зовут Рэй Лавелл. Я пытаюсь связаться с вашим братом и племянником.

– С моим братом?

– Тене Янко. И с Иво.

В трубке повисает молчание.

– Это что, розыгрыш?

– Нет, ни в коем случае. Миссис Хирн…

– Янко. Мисс Янко.

– Прошу прощения. Мне сказали, что вы можете сообщить мне о местонахождении ваших родных.

– Мне придется вам перезвонить. Какой у вас телефон?

Я диктую ей номер офиса. Луэлла Янко – подозрительная женщина. Она перезванивает минут через десять; наверное, проверила номер по телефонной книге. Андреа соединяет ее со мной.

– Почему вы хотите с ними поговорить?

– Это касается Розы Вуд. Розы Янко. Я пытаюсь найти ее след.

– Вы пытаетесь найти Розу? Это же было давным-давно.

– Да.

И снова затяжная пауза. Уклончивость Луэллы меня не удивляет; у цыган много причин с подозрением относиться к людям, которые задают вопросы об их родных. В конце концов мисс Янко соглашается встретиться со мной в кафе в центре города. Возможно, это ее очередная попытка оттянуть время, чтобы навести обо мне справки.

– Как я вас узнаю? – спрашиваю я.

– Я подойду к вам и представлюсь, – ядовито отвечает она. – Как вы выглядите?

– Темные волосы, карие глаза, рост – пять футов десять дюймов. Сорок лет. – Я делаю секундную паузу. – Я цыган.

В ответ – молчание, потом я слышу:

– Понятно. Я вас узнаю.

В кафе в центре Рейгейта я приезжаю на пятнадцать минут раньше условленного времени, но не вижу никого, кто мог бы оказаться Луэллой. Я заказываю кофе, который мне приносят в высоком стакане, – жидкую бурду, больше похожую по вкусу на горячий молочный коктейль, – и устраиваюсь в углу, откуда могу наблюдать за входом. Спиной к стене, не упуская из виду ни одного выхода. Этому я научился у Дока Холлидея[16] еще в возрасте семи лет, так что в азы ремесла моему первому работодателю меня посвящать не пришлось. Я захватил с собой фотографии Розы. В них проскальзывает что-то неуловимо старомодное, хотя напечатаны они менее десяти лет назад. Отчасти дело в фасонах и прическах семидесятых, отчасти в цвете снимков, которые словно сделаны на просроченной пленке и от этого кажутся осколком какой-то еще более далекой эпохи.

Я разглядываю свадебную фотографию, когда к моему столику подходит женщина.

– Мистер Лавелл.

Это не вопрос.

– Здравствуйте, мисс Янко. Присаживайтесь… Прошу прощения за вчерашнее. Я не был уверен, как вы предпочитаете, чтобы вас назы вали.

– Поскольку мистер Хирн помахал мне ручкой, я не особенно держусь за его фамилию.

Луэлла Янко. Во-первых, она оказывается моложе, чем я ее себе представлял. Тене сейчас должно быть под шестьдесят, Иво, его сыну, под тридцать. Луэлла, судя по всему, принадлежит к другой ветви большой семьи. На вид она примерно моего возраста. Все, что мне о ней известно, это что она развелась со своим мужем-кочевником, поселилась в доме и ни с кем из родных не общается. Она – самая ближняя родственница Янко из всех, до кого мне удалось добраться. Внешне Луэлла невысокая и худощавая. Ее иссиня-черные волосы своим цветом, скорее всего, обязаны краске; с косметикой у нее тоже перебор, учитывая белую, как мел, кожу и перламутровую красную помаду. В этом есть что-то от маски – это всего лишь фасад, почти как у гейши. Одета она скромно, но элегантно, в практичный серый брючный костюм, на плече – объемистая бесформенная сумка из тех, что выручают при любых жизненных обстоятельствах и в любую погоду. Выглядит моя собеседница вполне горджиообразно, как и я.

– Значит, вы разыскиваете Розу? – произносит Луэлла, когда я приношу ей кофе.

Она уже разглядывает фотографии.

– Можете мне что-нибудь о ней рассказать?

– Что, например? Я встречалась с ней всего однажды. На свадьбе.

– Ясно. Это был последний раз, когда вы ее видели?

– Первый и последний.

– Вы знаете, где она сейчас?

– Нет.

– Что вам известно о том, что произошло?

– Она сбежала. С другим мужчиной, надо полагать.

– Кто вам это сказал?

– Мои брат и сестра.

– Ваш брат – это Тене Янко?

– У меня всего один брат.

– А сестра?

– Кат. Кат Смит.

– Когда это случилось?

Она вздыхает, но, похоже, задумывается.

– Да где-то через год после свадьбы. Может, чуть позже. Я не очень спрашивала.

– Почему?

– А с чего бы мне интересоваться?

Она косится на меня, потом устремляет взгляд в окно. Глаза у нее светло-карие, паучьи лапки накрашенных ресниц подчеркивают уже наметившиеся морщинки в уголках. Голос у нее высокий и резкий, почти раздраженный, – впрочем, возможно, виной тому обстоятельства.