Мы с Таней переглянулись. Видимо, Город уже охватила та радостная суматоха, которая обычно предшествует большим праздникам. И сейчас я чувствовал, что наконец-то возвращаюсь к привычной жизни, после стольких месяцев вынужденного затворничества.

Сев в скоростной лифт, мы с Таней стали спускаться со стометровой высоты башни вниз, к ее подножью. Сквозь прозрачные стенки кабины открывался вид на преобразившийся проспект Открытых Оранжерей. Ленты движущихся тротуаров несли потоки людей в разных направлениях, смыкаясь и расходясь по примыкающим к проспекту улицам. Солнце радостным потоком заливало все вокруг, и листва деревьев в аллеях между тротуарами казалась изумрудно-золотистой.

Выйдя со станции и попав в людской водоворот, мы миновали вместе с группой каких-то веселых ребят площадь Роз и через улицу Героев-Астронавтов выехали на площадь Независимости, к Дому искусств. Здесь нам пришлось расстаться с нашими новыми попутчиками: они ехали дальше, к площади Совета, намереваясь кратчайшим путем добраться до Большого Водного Стадиона. Мы же с Таней сошли с движущегося тротуара и углубились в аллею могучих вековых дубов, торжественно шелестевших на ветру густыми кронами. В конце ее, плавно изгибая линии белокаменного фасада, словно пытаясь оторваться от земли и устремиться в светлое небо в свободном птичьем полете, стоял наш дом.

Перед услужливо распахнувшимися дверцами лифта Таня остановилась, словно не решаясь войти в прозрачную кабину. Посмотрела на меня.

– Я так давно не была здесь, что, кажется, этот дом считает меня чужой.

– Ерунда!

Я нежно обнял ее за плечи и шагнул в кабину, легко взлетевшую на наш этаж. За дверью из желтоватого волокнистого стекла открылась знакомая до мельчайших деталей обстановка уютных комнат. Сердце забилось часто и радостно. Наверное, такие же чувства испытывали наши далекие предки, возвращавшиеся под сень своего жилища после долгих странствий, ища в нем защиту и тепло очага.

Таня подошла к боковой стене, нажала крохотный рычажок. Когда через десять минут бесшумные насосы, скрытые в стенах, полу и потолке комнат, втянули всю пыль, успевшую скопиться за время нашего отсутствия, Таня подошла к широкому окну, выходившему на открытую лоджию, и распахнула створки. Глубоко вдохнула ворвавшийся в комнату теплый ветер, обернулась ко мне. Глаза ее радостно улыбались.

– Ну, вот и дома!

– Нужно будет сделать перестановку. Все-таки мы начинаем новую жизнь. Как ты думаешь? – Я вопросительно посмотрел на нее.

Она взяла меня за руку и уткнулась лицом мне в грудь.

Разбудил меня шум чьих-то голосов. Я повернулся на бок, шаря спросонья рукой, – постель была необычно широкой, и мне чего-то не хватало. На Танином месте я нащупал лишь остывшую простыню.

И вдруг, словно выстрел из пушки, раздался радостный многоголосый вскрик. Я вскочил на постели, недоуменно тараща глаза и не понимая, что происходит. Стены комнаты напротив не было. Вместо нее открывался простор широкого проспекта, залитого солнцем. Шальной утренний ветер взбивал кудри деревьев, ровными рядами уходивших к горизонту; трепал волосы тысяч людей, шедших колоннами навстречу солнцу. Море радостных, счастливых лиц проходило передо мной в этом могучем живом потоке. Люди весело и возбужденно переговаривались, смеялись заразительно громко и открыто, крепко обнимались, выражая свою радость. Среди людских колонн яркими пятнами мелькали грозди цветов. От пестроты красок рябило в глазах.

Звуки мелодии неслись над колоннами людей, отзываясь многоголосым эхом в словах песни.

Я все еще пытался понять, что происходит и где я, когда лица отдельных людей сменились величественной панорамой всего Города, и моя растерянность сразу же ушла. Я понял, что это Таня развернула голографическую проекцию экрана визиофона во всю стену, и я, неожиданно для себя, перенесся на праздничные улицы – шел утренний выпуск общеземных новостей, и эйдопластический проектор отображал у нас в доме то, что сейчас творилось в различных уголках планеты.

Ай да проказница! Она хотела удивить меня, сонного, и ей это удалось. Но где же она сама?

Я огляделся и увидел ее: она стояла у входа в соседнюю комнату, прислонившись к стене, и слабо улыбалась. Волосы ее были небрежно собраны на затылке, а на обнаженные плечи накинута легкая шелковая рубашка.

Я долго, совершенно спокойно рассматривал ее – от пристальных серых глаз, в которых играли озорные смешливые чертики, до сильных, стройных ног, обутых в странную, сверкающую огоньками обувь. Под тонким шелком проступали все изгибы ее тела, дразня воображение и маня своей доступностью. Мне нестерпимо захотелось ее обнять, но я поборол в себе это желание.

Святое небо! Как же я медленно просыпаюсь! Она же обворожительно прекрасна сегодня, как никогда раньше! Знакомые мне до малейшей линии, черты ее лица таили сейчас в себе какую-то неуловимую перемену. Я ломал голову, пытаясь понять, что же изменилось в ее облике. Может быть, в глазах появилась какая-то сияющая глубина, оттененная густыми черными ресницами?.. И губы стали немного ярче и чувственнее?.. Кажется, она воспользовалась биокосметикой, «углубив» взгляд специальным гормональным «воспламенителем» и наложив на губы «огненный блеск».

Таня все еще внимательно смотрела на меня, и было видно, что она довольна произведенным на меня эффектом.

– Ну, ты и спишь! – наконец сказала она, подходя к постели. – В санатории ты вставал гораздо раньше!

– Неужели все проспал? – Я вскочил с постели, пытаясь окончательно стряхнуть с себя остатки сна.

– Не пугайся, – успокоила меня Таня. – Еще не все… Ты здоров?

– Вполне. А почему ты спрашиваешь?

Она подошла ко мне, внимательно вглядываясь в мое лицо.

– Ночью ты бредил, кричал во сне. У тебя был жар, и я делала тебе компресс.

– Да?.. Ничего не помню.

– Как ты себя чувствуешь? – Таня все так же внимательно наблюдала за мной.

– Нормально. Только вот голова немного болит… Мне снился какой-то кошмар?

– Наверное… Влад! – Она взяла меня за руку, крепко сжала мои пальцы. – Давай вернемся в санаторий? Ты, верно, не совсем еще здоров.

Я заглянул в ее глаза и увидел в них знакомое мне с некоторых пор выражение, от которого мне хотелось бить себя кулаками в грудь, рвать на себе волосы и кричать. При виде испуга в ее глазах мне становилось невыносимо от сознания, что я причиняю ей страдания.

– Ерунда! – Я нежно погладил ее по плечу. – Обычный кошмар. Наверное, немного устал с дороги. Слишком много впечатлений для первого раза. Не стоит придавать этому такого значения.

– Правда? – Она подняла на меня глаза. Некоторое время в них еще стоял страх, смешанный с жалостью. Потом она улыбнулась.

– Ну, хорошо. Тогда иди умывайся, а потом поможешь выбрать мне платье.

Я послушно отправился в ванную комнату, а когда вернулся, она сидела в кресле перед экраном визиофона, на котором, медленно сменяя друг друга, проходили различные модели платьев.

– Я вызвала ближайший Дом моды, – сообщила она, взглянув на меня. – Как тебе вот эта модель?

Она расширила стереопроекцию, перенеся ее на середину комнаты, и в воздухе повисли полупрозрачные контуры сразу нескольких платьев. Таня легко соскочила с кресла и нырнула в одну из проекций, словно действительно одевшись в иллюзорное изображение.

– Очень неплохо, – кивнул я.

– Да? – Она критически осмотрела себя в зеркале, но осталась чем-то недовольна. – Нет, пожалуй, лучше вот это! Оно больше подходит к цвету моих глаз. Ты не находишь?