Как выяснилось, ранил его сообщник, с которым они пытались сторговаться. Поначалу они вдвоем напали на какого-то неизвестного человека — тот прятался в квартире, однако внезапно захлопнувшееся окно выдало его присутствие. Незнакомцу, а также сообщнику директора — крупному международному шпиону Адамсу — удалось бежать, но, как следует из показаний умирающего, в квартире находилась также и некая дама. Во время потасовки хозяин квартиры успел заметить, как из соседней комнаты выбежала эта дама, схватила с письменного стола конверт и исчезла. В этот момент его и настигла пуля, так что о дальнейшем он ничего не знает. Но женщина эта с утра явилась к нему в контору, назвалась Эвелин Вестон и поинтересовалась судьбою некой статуэтки. Следствием установлено, что Эвелин Вестон пересекла Ла-Манш на пароходе «Кингсбей». Во второй половине дня (это выяснилось из показаний женщины, убиравшей квартиру) Эвелин Вестон под видом служащей гастрономического магазина проникла в квартиру и, вероятно, тогда же спряталась там.

Эвелин Вестон среднего роста, блондинка, на редкость хороша собой… и так далее.

Профессор полагает, будто все понял, но это не так. Свадьбу невозможно отпраздновать, поскольку канализационные работы застопорились. Сэр Артур готов оплатить услуги даже несуществующего подсобного инженера. На ресторане вывешивают национальный флаг, но выступление хорового общества не состоится. Эдди узнает, что все потеряно, и отказывается от своего счастья в пользу дяди. От Холлера нет спасения. Газетчик приступом берет грозную крепость Марокко, затем делает покупки для Эвелин, и при этом его не убивают. Взаимосвязь между американским оркестром и пустыней Сахарой.

Профессор поднял глаза от газеты. Теперь ему все стало понятно. Холлер между тем поспешно прошел вперед и сел двумя рядами ближе к кабине самолета; там находились кресла, оборудованные для пассажиров, которых укачивает, и газетчик, зная свой организм, предпочел держаться подальше от дамского общества. Похоже, ему так и не привыкнуть к самолетам, думал Холлер, склонившись над пакетом из пергаментной бумаги, а ведь он не новичок в этом виде транспорта. Пассажиров в самолете почти не было: пожилая супружеская пара впереди, за ними Холлер и, отделенные несколькими свободными рядами, лорд Баннистер с Эвелин. Так что разговор их никому не был слышен.

— Простите меня… — прошептала Эвелин.

— Не могу, — ответил лорд.

— События в газете изложены правильно, и тем не менее все перевернуто с ног на голову. Я не шпионка.

— Не трудитесь оправдываться, мисс. Вы слишком умны, а я безгранично глуп. Вы очень некрасиво поступили со мною, и все же меня огорчает, что я вынужден передать вас в руки полиции.

— Вы намерены выдать меня полиции? — У Эвелин дрогнули губы.

— Неужели вы думали, что я соглашусь стать вашим сообщником?

— Но я не совершила никакого преступления. Напротив, я спасаю честь совершенно незнакомого мне человека. Выдать меня полиции?.. Что же, себя мне не жалко. Жаль только, что из-за меня арестуют и вас, лорд Баннистер!

— Меня?!

— В конечном счете вас безусловно оправдают, но в настоящий момент факты против вас: вы провезли меня через Канал в своей каюте, представили в обществе как свою супругу и помогли мне бежать с места драматических событий. Вам нелегко будет убедить полицию, что вы при этом ни о чем не догадывались и ваши поступки всецело объясняются рассеянностью ученого… Не так ли, милорд?

Баннистер задумался. Действительно, он с самого начала выступал как бы партнером этой дамы. Кто же поверит, что всему виной случайное стечение обстоятельств? А если даже ему и поверят, все равно грандиозного скандала не избежать.

— Да, — признал лорд, — вы правы. Положение мое будет ужасным. Но репутация для меня — не фетиш. Все мои поступки по сегодняшний день были честными, пусть даже они навлекут на меня беду. Однако если я теперь не передам вас в руки полиции, я совершу бесчестный поступок, хотя лично буду в выигрыше.

Какое-то время оба молчали. Частый дождь барабанил в стекло иллюминатора.

— Милорд, я навлекла на вас беду, я же постараюсь и исправить ошибку. Все будет сделано так, как вы желаете, и при этом на вас не падет и тени подозрения. В Марселе я на ваших глазах пойду в полицейский участок при аэродроме. Сдам конверт и признаюсь, что я Эвелин Вестон. Тогда мой арест будет обставлен так, что вы останетесь непричастны к этому делу.

— Принимаю ваше предложение. Но учтите: я буду начеку, так что не пытайтесь провести меня. Моя честь зависит от того, сбежите вы или отдадитесь в руки правосудия.

— Сэр, в целом мире нет человека, который бы дорожил вашей честью больше, чем я, — сдавленным, дрожащим голосом промолвила девушка, и лорд бросил на нее удивленный взгляд.

В марсельском аэропорту пассажиры вышли из самолета чуть поразмяться, так что никому не бросилось в глаза, что Эвелин и Баннистер отделились от остальных. Девушка, не глядя на профессора, решительной походкой направилась к двери с табличкой «Полиция». Лорд шел следом, шагах в десяти от нее; вот он с изумлением увидел, что девушка достает из сумочки большой оранжевый конверт и, ускорив шаг, продолжает путь.

Лорд Баннистер и сам не мог бы объяснить дальнейшее, но он схватил Эвелин за руку у самой двери.

— Постойте! — задыхаясь, проговорил он. — Я не хочу… Мне безразлично, что вы там натворили. Но стоит подумать, что с вами будут грубо обращаться… Я не могу допустить… Спрячьте конверт!

Девушка испуганно повиновалась.

— Слушайте внимательно, — продолжал лорд. — Улетайте в Марокко, а там бегите, скрывайтесь, поступайте как вам заблагорассудится, но я не желаю быть причастным к вашему аресту. Понятно?

— Но… почему?

— Глупая прихоть! Не хочу — и все тут!

Когда самолет снова поднялся в воздух, оба сидели рядом, грустные и молчаливые. Лорд Баннистер был очень бледен.

— Вы такие милые… Прямо не знаю, кого бы я предпочла, вздумай вы оба просить моей руки, — кокетливо произнесла Грета с улыбкой от уха до уха, и Артур Рэнсинг проникся глубочайшим почтением к племяннику, согласившемуся взять в жены эту каракатицу ради жалкого миллиона фунтов стерлингов. Поистине мизерная компенсация!

Чуть позже у Рэнсинга-старшего состоялись переговоры с господином Воллишофом. Беседа проходила с глазу на глаз, без участия добровольных помощников-крикунов, поскольку мистер Артур выписал из Цюриха слуховой аппарат. В подарок хозяину дома и себе во спасение: чтобы не спятить от крика.

— Девица рода Воллишоф должна получить такое приданое, чтобы дом супруга был полной чашей, — заявил отец невесты.

— Иного я и не ждал! — радостно воскликнул Рэнсинг-старший. — Сразу видно, что вы истинный патриций Гельвеции и технический советник! У нас, в Англии, технические советники пользуются всеобщим уважением.

— Я же, со своей стороны, желаю лишь одного: чтобы мистер Рэнсинг любил мою дочь.

— В этом, сударь, порукой моя честь! Эдди без ума от вашей дочери, от любви он даже лишился сна.

— Как же, знаю, доктор упоминал в разговоре. Но это пройдет. Ему надо принимать желудочные капли.

— Когда же, по-вашему, может состояться свадьба?

Воллишоф призадумался.

— Пожалуй, на Троицу… если вас устроит…

До Троицы оставалось недели три.

— Разумеется, устроит. Троица — праздник цветов и любящих сердец, — поэтически развил мысль советника Рэнсинг-старший. — Мне кажется, это самый подходящий день.

— Я тоже так считаю. Значит, решено: через два года на Троицу сыграем свадьбу.

У Рэнсинга челюсть отвисла от удивления.

— Раньше никак не получится, — решительно заявил советник. — И если срок отодвинется еще на полгода, опять же беды в том не вижу.

— В уме ли вы, опомнитесь! Ведь это невозможно!

— Отчего же, вполне возможно. Кажется, я объяснил, что моей дочери не пристало входить в дом жениха с пустыми руками. К сожалению, в технические расчеты по прокладке канализации вкралась ошибка. Видите ли, я отвечаю за исправность канализации…