Один человек, житель Гейдельберга, однажды куда-то ездил в другой город, и когда возвращался домой, то невдалеке от родного города встретил всадника. Они разговорились, и всадник предложил ему сесть сзади него на лошадь. Взобравшись на коня, путник хотел ухватиться за всадника, чтобы крепче держаться на спине лошади, но всадник вдруг мгновенно исчез у него из глаз. В ту же минуту конь взвился на воздух и, поднявшись на значительную высоту, сбросил человека на землю. Он упал и так расшибся, что несколько часов не мог двинуть ни рукой, ни ногой.

Жан Декорр рассказывает такого рода историю. В Сицилии жил однажды молодой человек, предававшийся всякого рода распутству. Он состоял на службе у вице-короля Сицилии, который однажды послал его куда-то и за чем-то. Но по дороге он вдруг был подхвачен какою-то невидимою силою, взвился на воздух и затем исчез. Спустя немного времени после того около тех мест проходило по морю судно. И вдруг с высоты раздался громкий голос, выкликавший имя хозяина того судна. Испуганный хозяин молчал, не отвечал на призыв, повторившийся уже дважды. Тогда голос окликнул его в третий раз и при этом прибавил, что если он не отзовется, то его судно будет потоплено. Тогда судовладелец с трепетом спросил, кто его зовет и чего от него хотят. Голос сверху отвечал: «Я дьявол. Скажи вице-королю, чтобы он не искал понапрасну такого-то (т. е. молодого человека, который был похищен). Я его унес, он теперь здесь с нами. Вот пояс его жены, который был с ним. Отдай его ей». И при этих словах на палубу судна упал сверху женский пояс. Происшествие это случилось у самой подошвы вулкана Этны, который в старые времена считался в народе отверстием адовым.

Превращаемость нечистой силы во все виды и формы должна была представиться воображению первобытного человека как совершенно необходимое свойство. Вообще вера в превращение, или оборотничество, принадлежит, несомненно, к глубочайшей древности. Источник этой веры, как полагает известный автор «Поэтических воззрений славян на природу» А. Афанасьев, таится в самом языке первобытных племен, полном иносказаний и переносных значений. Человек уподоблял явления природы различным животным, называл их одинаковыми именами, и с течением времени привык к этому смешению понятий и уверовал в действительность своих поэтических воззрений. Так, например, облака и тучи, игравшие столь важную роль в жизни первобытного человека, своим свойством беспрерывно самым причудливым образом менять свой вид навели человека на сравнения их с птицами, с быстроногими конями и оленями, охотничьими собаками, волками, медведями, кошками, козами, овцами и даже дойными коровами. Таким образом, народ с седой древности усвоил себе понятия о превращаемости таинственных сил и духов, о бесконечном разнообразии форм, какие могут быть ими приняты. Отсюда и вышло верование в оборотней. Но о них у нас еще речь впереди. Здесь же мы только укажем на существовавшие в Средние века россказни о превращениях дьявола. Самая профессия соблазнителя и искусителя заставляла нечистого духа прибегать к изменению своей внешней формы, выбирать ее сообразно обстоятельствам. Поэтому у наших предков и было принято, как один из основных догматов суеверия, что дьявол может принимать какую ему угодно форму.

Лелуайе, на которого мы уже не раз ссылались, говорит в своей книге: «Нет такого четвероногого зверя, вида которого не принимал бы дьявол, о чем могут служить свидетелями отшельники, жившие в пустынях и много претерпевшие от нечистой силы. Так, например, св. Августину, который жил в Фиваидской пустыне, демоны являлись в виде волков, львов, быков. Св. Иллариону во время молитвы беспрестанно являлся то воющий волк, то лающая лисица, то большая собака. Иногда демон являлся отшельникам даже в виде Левиафана, о котором упоминается в книге Иова. Но не довольствуясь формою четвероногих, дьявол является также в виде птиц, в виде мух, оводов и т. д. Буде же представляется надобность, враг рода человеческого с тою же легкостью может принять вид какого ему угодно неодушевленного предмета — травы, кустарника, дерева, золота, серебра, огня, воды, ветра, молнии и т. д. Сплошь и рядом в народных сказаниях и легендах дьявол меняет свою форму прямо на глазах тех, кому является, т. е., например, из гиганта превращается в карлика, из птицы — в зверя, из огня — в золото и т. д.

Иоганн Вир рассказывает, как в одном монастыре дьявол очень долго мучил монахинь разными своими штуками. Он, например, врывался к ним в опочивальню в виде вихря, а потом начинал наигрывать на лютнях или на арфах такие задорные плясовые мотивы, что у монахинь сами собой начинали ходить ноги и они не могли удержаться, чтобы не пуститься в пляс. А в самый разгар этого адского бала внезапно появлялся откуда-то огромный пес и кидался на тех монахинь, которые перед тем впадали в какие-нибудь особенно зазорные прегрешения. В другом монастыре, тоже женском, около Кёльна, дьяволы принимали вид собачонок, которые старались забраться к монахиням под одежду. В третьем, тоже женском монастыре, дьяволы делали ту же проделку, но уже под видом кошек.

Любимая форма черта, когда он является людям, которыми уже овладел, т. е. колдунам и ведьмам, это вид козла.

В случае надобности дьявол принимает образ умерших людей. По этой части мы находим у Лелуайе рассказ о том, как дьявол соблазнял женщину, муж которой только что перед тем был повешен. С той целью он и принял внешность повешенного. Однако происшествие это изложено у Лелуайе до такой степени запутанно и сбивчиво, что его нет возможности удобопонятно пересказать. Автор, должно быть, и сам это чувствует, и потому, кончив этот рассказ, немедленно сообщает другой такой же факт для того, чтобы разъяснить на примере, что он хочет сказать. Он рассказывает историю некоей Николь Обри, одержимой демоном, с которою пришлось немало повозиться опытным заклинателям. Дьявол первоначально явился этой особе под видом ее отца, скоропостижно скончавшегося. Покойник убеждал ее за упокой его души отслужить несколько месс и совершить богомольное странствование. Все это время он неотступно следовал за ней повсюду. Простодушная женщина, не сомневавшаяся в том, что видит перед собою действительно дух своего покойного родителя, добросовестно исполнила все подвиги благочестия, какие дьявол от нее потребовал. Ему же только и нужно было заставить ее слушаться себя. Когда же ему показалось, что он уже вполне завладел ее послушанием, он вдруг переменил свой вид и явился перед нею в виде отвратительного и безобразного призрака, и тут уже резко изменил смысл своих внушений, начал побуждать ее то к самоубийству, то к разным смертным грехам.

У Бодена записан такой случай. В одном доме, перед целым кружком людей, бывших там, вдруг появился злой дух в виде женщины. Он плакал и стонал, и на вопрос, кто он и что ему надо, он отвечал, что он душа умершей женщины, которой не будет на том свете покоя, пока ревнители благочестия не отслужат по ней несколько обеден и не сходят на богомолье. При этом словоохотливый демон рассказал множество разных случаев и событий, совершенно верных и действительных, чем немало удивил присутствовавших и склонил их поверить тому, что перед ними действительно находится душа той самой женщины. Но одному из компании, по счастью, пришло в голову сделать испытание, весьма серьезное и доказательное.

— Если ты хочешь, чтобы мы тебе поверили, — сказал он привидению, — то прочти вслух псалом: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей»…

Но привидение оказалось не в силах сделать это, и тогда все присутствующие увидели, что это был не покойник* а просто дьявол, задумавший сыграть штуку.

Лафатер рассказывает, например, что супруга императора Генриха II, Кунигунда, была заподозрена в измене; распустили слух о том, что она вошла в преступную связь с одним из придворных. Слухи эти основывались на том, что много раз видели, как этот самый придворный выходил по ночам из покоев императрицы. А между тем это был вовсе не подозреваемый придворный, а дьявол, который принимал его вид, чтобы погубить императрицу. Впоследствии она это блистательно доказала посредством ордалии, т. е. суда Божьего, который так широко практиковался в Средние века. Она прошла босиком по раскаленной железной решетке, не причинив себе никакого вреда.