Время близилось к Блодсомбру, когда они очутились на поросшем осокой берегу темно-зеленого озера, что лежало под Пулингдредом.

Панаве сидел на темном камне и ждал их.

Муж поднялся, чтобы поприветствовать свою жену и гостя. Панаве был одет в белое. У него было безбородое лицо с бреве и пойгнами. Кожа на его лице и теле была такой белой, свежей и мягкой, что напоминала некую новую разновидность чистой, снежной плоти, одевавшей кости. Она не имела ничего общего с искусственно отбеленной кожей современных женщин. Ее белизна и нежность не вызывали похотливых мыслей; очевидно, это было проявление холодного, почти жестокого целомудрия натуры. Волосы Панаве, падавшие на затылок, тоже были белыми, но от силы, не от немощи. Его глаза были черными, спокойными и бездонными. Он был еще молод, однако его черты были столь суровыми, что, вопреки их красоте и соразмерности, он походил на законодателя.

На мгновение магн Панаве переплелся с магном Джойуинд, и Маскалл увидел, как его лицо смягчилось от любви, а ее – расцвело ликованием. Она мягко подтолкнула Маскалла в объятия супруга и отстранилась, с улыбкой наблюдая. Маскалл испытывал неловкость от мужских объятий, но не сопротивлялся; чувство прохладной, приятной апатии охватило его.

– Значит, у чужака красная кровь?

Маскалла поразило, что Панаве говорит по-английски. Его голос тоже был удивительным, абсолютно безмятежным, однако безмятежность эта странным образом казалась иллюзией, результатом мыслей и чувств столь стремительных, что их движения не удавалось заметить. Как такое возможно, Маскалл не знал.

– Почему ты говоришь на языке, которого никогда прежде не слышал? – спросил он.

– Мысль – богатая, сложная субстанция. Не могу сказать, я ли инстинктивно говорю на твоем языке – или ты сам переводишь мои мысли на свой язык, стоит мне их сформулировать.

– Сам видишь, Панаве мудрее меня, – весело заметила Джойуинд.

– Как тебя зовут? – спросил ее супруг.

– Маскалл.

– У этого имени должно быть значение, но, повторю, мысль – субстанция сложная. Это имя связано с чем-то – но с чем?

– Попробуй догадаться, – сказала Джойуинд.

– Существовал ли в твоем мире человек, похитивший что-то у Творца Вселенной, чтобы возвысить себе подобных?

– У нас есть такой миф. Его героя звали Прометей.

– Что ж, в моем сознании ты ассоциируешься с этим поступком, но что это значит, Маскалл, я сказать не могу.

– Считай это добрым знаком, ведь Панаве никогда не лжет и никогда не говорит, не подумав.

– Должно быть, это недоразумение. Подобные вершины мне недоступны, – тихо, но задумчиво произнес Маскалл.

– Откуда ты?

– С планеты далекого солнца. Она называется Земля.

– Зачем ты здесь?

– Я устал от вульгарности, – лаконично ответил Маскалл, намеренно умолчав о своих спутниках, чтобы не упоминать имени Крэга.

– Это благородный мотив, – сказал Панаве. – Более того, он может быть истинным, пусть ты и использовал его, чтобы уйти от ответа.

– До известной степени он вполне истинен, – сообщил Маскалл, с раздраженным изумлением глядя на Панаве.

От того места, где они стояли, заболоченное озеро тянулось на полмили к отрогам горы. Здесь и там на мелководье росли пушистые пурпурные камыши. Вода была темно-зеленой. Маскалл не понимал, как они собираются ее пересечь.

Джойуинд взяла его за руку.

– Возможно, ты не знаешь, что озеро нас удержит?

Панаве зашагал по воде; она была такой тяжелой, что выдерживала его вес. Джойуинд с Маскаллом последовали за ним. Маскалл сразу поскользнулся, однако движение было приятным, и он так быстро научился подражать Панаве, что вскоре смог сохранять равновесие без посторонней помощи и счел эту забаву прекрасной.

По той же причине, по которой женщины лучше танцуют, полупадения и подъемы Джойуинд были намного изящней и уверенней, чем движения мужчин. Ее задрапированный стройный силуэт нырял, склонялся, выпрямлялся, покачивался, изгибался над поверхностью темной воды – Маскалл не мог отвести глаз от этого зрелища.

Озеро стало глубже. Вода нол приобрела черно-зеленый цвет. Теперь можно было подробно разглядеть скалы, вымоины и обрывы на берегу. Водопад обрушивался в озеро с высоты нескольких сотен футов. Вода пошла рябью, и Маскалл с трудом удерживал равновесие, а потому лег и поплыл. Джойуинд обернулась и весело рассмеялась, сверкнув зубами на солнце.

Несколько минут спустя они выбрались на черный скалистый мыс. Вода на одежде и теле Маскалла очень быстро испарилась. Он посмотрел вверх, на величественную гору, но в этот момент его внимание привлекли странные движения Панаве. Лицо мужчины судорожно исказилось, он начал спотыкаться. Затем поднес руку ко рту и извлек оттуда что-то вроде яркого камешка. Несколько секунд внимательно изучал его. Джойуинд тоже смотрела через плечо мужа, быстро меняя цвет. Наконец Панаве уронил предмет – чем бы он ни был – на землю и словно забыл про него.

– Можно взглянуть? – спросил Маскалл и, не дожидаясь разрешения, поднял предмет. Это был изящный, прекрасный бледно-зеленый кристалл в форме яйца.

– Откуда он взялся? – с подозрением спросил Маскалл.

Панаве отвернулся, но Джойуинд ответила за него:

– Из моего супруга.

– Я так и подумал, но засомневался. Что это такое?

– Не знаю, есть ли у него название или предназначение. Это просто избыток красоты.

– Красоты?

Джойуинд улыбнулась.

– Если бы ты счел природу мужем, а Панаве – женой, возможно, это бы все объяснило.

Маскалл задумался.

– На Земле, – произнес он минуту спустя, – людей вроде Панаве называют художниками, поэтами и музыкантами. Красота переполняет их и выходит наружу. Различие лишь в том, что их творения более мирские и понятные.

– От этого нет проку, лишь одно тщеславие, – произнес Панаве и, забрав кристалл из руки Маскалла, швырнул его в озеро.

Им предстояло вскарабкаться на скалу высотой несколько сотен футов. Маскалл больше тревожился за Джойуинд, чем за себя. Она явно устала, но не захотела принять помощь и действительно оказалась более ловкой и проворной, чем он. Джойуинд скорчила Маскаллу насмешливую гримасу. Панаве погрузился в тихую задумчивость. Камень был крепким и не крошился под их весом. Однако жар Бранчспелла стал почти невыносимым, его белое сияние ослепляло, и боль Маскалла неуклонно набирала силу.

Поднявшись на вершину, они оказались на плато из темного камня, лишенном растительности, протянувшемся в обе стороны настолько далеко, насколько хватало глаз. Его ширина почти не менялась и составляла пять сотен ярдов от обрыва до нижних склонов цепи холмов различной высоты. Чашеобразный Пулингдред находился примерно в тысяче футов над ними. Верхнюю его часть покрывала блестящая растительность, какая именно – Маскалл понять не мог.

Джойуинд положила руку ему на плечо и показала вверх.

– Это высочайший пик во всей стране – разумеется, не считая Ифдоун Марест.

При звуках этого странного названия он испытал мгновенное, необъяснимое чувство бешеной силы и нетерпения, однако оно быстро прошло.

Не теряя времени даром, Панаве повел их вверх по склону, чья нижняя половина представляла собой голую скалу, по которой было нетрудно вскарабкаться. Однако дальше склон становился круче, и начинались кусты и низкие деревца. По мере подъема растительность густела, а возле вершины уже росли высокие лесные деревья.

Эти кусты и деревья обладали бледными стеклянистыми стволами и ветвями, а мелкие веточки и листья были полупрозрачными и хрустальными. Они не затеняли, но все же под их сенью было прохладно. Листья и ветви имели фантастические очертания. Однако больше всего Маскалла поразило то, что, насколько он видел, здесь едва ли нашлись бы два растения одного вида.

– Ты не разрешишь проблему Маскалла? – спросила Джойуинд, беря мужа за руку.

Тот улыбнулся.

– Если он простит мне очередное вторжение в его сознание. Однако проблема невелика. Жизнь на новой планете, Маскалл, всегда энергична и хаотична, а не спокойна и подражательна. Природа еще текуча, не косна, а материя – пластична. Воля непрерывно ветвится и мутирует, и потому все создания различаются.