Уже не говорю о родителях. Те отдалились от меня — не в физическом, но в эмоциональном отношении. Я точно знал, что на следующую неделю Грин запланировал собрание, на котором должна будет присутствовать вся наша семья; однако папа с мамой ни словом мне об этом не обмолвились, как молчали и о том, чтó им про меня наговаривал Грин. И это пугало больше всего. Должно быть, мои родители извелись до такой степени, что предпочли зарыть голову в песок и прекратили всякое общение со мной. Вы понимаете, что я хочу сказать: а если бы я и впрямь был замешан в каких-то ужасных делах? Как могли они не взволноваться, не забить тревогу при виде моего поведения? Почему не затерзали меня допросами? Это мне было бы куда легче простить, чем их странную безучастность.

В конце первой недели моего МТВ-эксперимента, в пятницу, наш дом посетила Джоди. Просто прошествовала сквозь дверь, словно к себе домой. Поделом мне, потому что это я оставил дверь открытой.

Я валялся на кровати, стараясь ни о чём не думать. Ещё недавно я был по этой части мастером, но в последнее время мысли меня просто замучили — причём по преимуществу о вещах, которые мне были совсем не по нутру. Я лежал и подбрасывал свою любимую раковину: интересно, как высоко она сможет взлететь, не ударившись при этом о потолок? Мама когда-то сказала мне, что это очень «по-дзэнски», правда, я без понятия, что бы это значило. В наушниках гремела музыка — сквозь дом мог бы проехать товарняк, а я бы и не заметил. Так что, невзначай подняв глаза и обнаружив у себя на пороге Джоди, я вздрогнул, потерял фокус, и раковина, упав, угодила мне прямо в глаз. Я сорвал с себя наушники, и рёв музыки превратился в далёкий комариный писк.

— Я Тайсона ищу, — сообщила Джоди.

— Его нет. Я передам, что ты заглядывала.

Но гостья пока не собиралась уходить. Она бросила взгляд на раковину, которая, сделав своё коварное дело, невинно покоилась на моей постели.

— По-моему, для этого используют бейсбольный мяч, — сказала Джоди. — Ну, ты знаешь — подбрасывают вверх-вниз.

Я пожал плечами.

— Мячу же ничего не делается, он не бьётся.

— Ну да. Разве не в этом всё дело?

— Н-не знаю... — протянул я. — А какой же тогда интерес, если ничем не рискуешь?

— Ух ты, — промолвила Джоди. — Глубоко.

Она окинула взглядом мою комнату, не переступая, однако, порога. Я опять почувствовал себя словно под микроскопом.

— Видишь что-нибудь интересное? — осведомился я.

— Твоя комната совсем не такая, как я себе представляла.

Я тоже осмотрелся. На столе бесформенной кучей громоздились книжки и тетрадки, а в остальном комната была в порядке. Стены украшали плакаты: один с олимпийским чемпионом Карлом Льюисом, пересекающим финишную линию — я же как-никак бегун; другой с Ferrari Testarosa — потому что я люблю автомобили; и ещё один с супермоделью Лорной Лебланк — потому что... потому, что кончается на «у». Словом, комната как комната, ничего особенного.

— А ты чего ожидала? — спросил я. — Что у меня тут склад самодельных бомб и неофашистской литературы?

— Нет, ты для этого слишком умён, — сказала Джоди и серьёзно (по-моему, чересчур серьёзно) добавила: — Такие вещи ты наверняка не держал бы на виду. — Она посмотрела на ракушку, которая к этому моменту перекочевала обратно в мои беспокойные руки. — И что ты слышишь, когда прикладываешь её к уху? Неужто море?

— Слышу голоса ребят, которых пришлось убить за то, что они видели мою резиденцию.

Я думал, Джоди засмеётся, но она даже не улыбнулась. Тогда я признался:

— Да, я и правда слышу море, и оно напоминает мне обо всех тех гнусностях, что я натворил в октябре.

— На твоём месте, — сказала моя гостья, — я бы держала её подальше от своих ушей.

— Предпочитаю напоминать себе, — произнёс я. — Чтобы мне никогда больше не пришло в голову сотворить что-нибудь подобное. — Чувствовалось, что Джоди не совсем мне поверила, но меня больше не волновало, верят мне или нет. — Слушай, Джоди, если вы с Тайсоном встречаетесь, то с чего это ты так интересуешься моей персоной?

Она пожала плечами.

— Несколько месяцев назад ты его чуть не убил, и всё равно он на тебя чуть ли не молиться готов. Ну, вот я и заинтересовалась. — Джоди повернулась, собравшись уходить. — Скажи Тайсону, что я заглядывала, и... — она указала на мой глаз, который всё ещё ныл после ракушки, — лёд, что ли, приложи... если только подбитый глаз — не часть твоего нового имиджа.

Она ушла, а я положил раковину в ящик комода — не на полку, где она обычно лежала.

«На твоём месте я бы держала её подальше от своих ушей».

Скорей всего, Джоди права. Для напоминания о тех событиях ракушка мне не нужна. Достаточно и людей — уж они-то не дадут забыть.

За мою роль в дальнейших событиях меня следовало бы объявить героем нашего городка, но... Если на тебе поставили клеймо, то будь покоен — оно никуда не денется. При желании люди даже в самых благородных поступках могут увидеть самые низменные побуждения.

Очередную большую перемену я проводил не в столовой, а в библиотеке, в одиночестве. Денёк выдался отвратный — ветреный, холодный; мало кому из моих соучеников хватило отваги тащиться к Солерно. Все набились в столовку, поэтому мне туда совсем не хотелось. Я не желал видеть Алека, не желал даже думать о нём; вот и сидел в библиотеке, погрузившись в мировую историю в напрасной надежде почерпнуть из неё что-нибудь полезное — например, как не вляпываться в неприятности. К сожалению, история наглядно показывала мне, что неприятности имеют тенденцию накапливаться, становясь при этом всё хуже и хуже, пока не превращаются в трагедии, чреватые гибелью невообразимого количества людей.

И тут в библиотеку вошла О_о. Беспокойство читалось на её лице так же явственно, как если бы было написано большими буквами наподобие предвыборных плакатов в школьных коридорах. Не сказав ни слова, она опустилась на стул напротив меня и застыла в ожидании, когда же я задам очевидный вопрос.

— Кто-то подкинул мне это в рюкзак, — сообщила она и протянула мне какую-то бумажку. На клочке было накарябано незнакомым почерком:

Мы на вашей стороне.

— Кто это — «мы»? — осведомился я.

Она покачала головой.

— Не знаю... но это ещё не всё.

Она огляделась вокруг, словно шпион, собирающийся вручить резиденту важный микрофильм, и перевернула бумажку. Оказалось, загадочное сообщение было написано на обороте медицинской карточки — у школьной медсестры имелась такая для каждого ученика. На этой карточке значилось имя Алека Смартца.

— Кто-то выдал тебе сведения о состоянии здоровья Алека? — спросил я, не въезжая.

— Да я вообще ума не приложу, что всё это значит, — ответила она. Вид у неё был ещё более встревоженный, чем тогда, когда она забыла про экзамен по естествознанию и явилась на него неподготовленная. — Прихожу к мысли, что ты был прав — кошмар повторяется. И эта записка адресована не только мне, а всему Теневому клубу.

— Но причём тут медицинская карточка Алека?

О_о лишь плечами пожала.

Я три раза проштудировал карточку — как уже упоминалось, важные подробности вечно проскальзывают мимо меня — и только на третий раз заметил кое-что существенное.

Сперва я не поверил — неужели кто-то способен на такую низость?! Но чем больше я думал об этом, тем яснее мне становилось, зачем нам подбросили эту записку. В карточке значился один пункт, который мог быть использован Алеку во вред. Наверно, О_о увидела по моему лицу, что я о чём-то догадался.

— Что? Что это?!

Я вернул ей бумажку. Волоски на моих руках встали дыбом, хотя в библиотеке было до умопомрачения жарко.

— У Алека аллергия на пенициллин!

Не дожидаясь реакции О_о, я выскочил из библиотеки, промчался по коридору, загремел вниз по лестнице, перескакивая через четыре ступеньки. Влетев в холл первого этажа, сбил с ног какого-то парнишку. Столовая находится в дальнем конце холла; и пока я бежал туда, выжимая из своих ног всю скорость, на которую они были способны, мною всё больше овладевало осознание тщетности своих усилий — похожее чувство я испытал четыре месяца назад, когда смотрел, как Остин Пэйс прямым ходом несётся на острые камни. Тогда я был беспомощен — мне не хватало скорости, чтобы перехватить Остина на его пути к коварной ловушке. Вот точно так же я чувствовал себя сейчас.