– Сколько их?

– Я вижу семерых, – ответила Сула. – Полагаю, еще двоих или троих нам отсюда не видно. Скажем, десять. – Она показала на грузовик с открытым кузовом, чуть заехавший на тротуар. Там стоял наксид с пулеметом. На его черной чешуе плясали солнечные блики.

– Старлинг, возьми пулемет на прицел, – сказала она Макнамаре.

Во время обучения он был одним из лучших стрелков, поэтому она доверила ему главное: того наксида необходимо снять первым. Полицейскому было даже необязательно притрагиваться к оружию, надо лишь навести прицел на фургон и нажать на кнопку пуска, а пулемет всё доделает сам, изрешетив автомобиль парой тысяч пуль.

А потом следует убить водителя, потому что в кабине тоже есть система управления пулеметом.

Для Сулы заранее прихватили винтовку, которая сейчас может пригодиться. Запасного бронежилета не взяли, и она представила, как пули впиваются в грудь.

– К нам идут два полицейских. По одному с каждой стороны ряда. Вы двое, – она показала на водителя и сидящего рядом с ним боевика, – стреляйте, как только начнут приближаться. Остальные выходят через заднюю дверь. Первым идет Старлинг, чтобы у него было время снять пулеметчика. Остальные переходят в наступление – мы вооружены не хуже, и на нашей стороне неожиданность. Если не сработает, разделимся на группы. Со мной Старлинг и Арделион. Выбираемся на соседние улицы, угоняем машины и скрываемся.

У Сулы пересохло во рту, и она облизала губы жестким языком. Казимир улыбнулся ей.

– Может сработать.

"Полная жопа", – сказала себе Сула, но в ответ ободряюще кивнула. Она устроилась на резиновом полу и приготовила оружие.

– Включи маячок, – произнес Казимир, и водитель отдал команду компьютеру фургона.

Местонахождение всех транспортных средств империи отслеживалось и передавалось в центральную базу данных. В этом фургоне маячок был перенастроен и мог отключаться. Во время операции в Парке он не работал. Автомобиль без сигнала, конечно, рисковал привлечь внимание патрульных.

– Правильно, – выдохнула Сула.

– А вот и они. – Казимир пригнулся за спинкой сиденья. Его щеки горели, а глаза сверкали, как бриллианты. Улыбка тоже была ослепительной.

Сула почувствовала, что ее охватывает возбуждение. Она улыбнулась в ответ, но этого показалось мало, и она потянулась к нему, чтобы крепко поцеловать.

"Жизнь или смерть", – промелькнула в ее голове. Что бы ни случилось, она готова.

– Они прощупывают нас, – прорычал водитель. Один из полицейских поднял нарукавный коммуникатор, принимая сигнал маячка.

Фургон проехал вперед и встал. Сула услышала, как опускаются боковые стекла – там готовились стрелять.

От напряжения и табачного дыма першило в горле. Ей было видно, что водитель держит пистолет, сжимая рукоятку побелевшими пальцами. Сердце гремело, пытаясь вырваться из груди. В голове прокручивались варианты развития событий.

Она услышала шаги патрульного у самой кабины и уставилась на оружие. Как только он дернется, начнет действовать и она.

А потом водитель удивленно хмыкнул, и фургон проехал вперед. Рука, сжимавшая пистолет, расслабилась.

– Нас пропустили, – сказал шофер.

С секунду все ошарашенно молчали, а потом десять напряженных и перепуганных бойцов шумно перевели дух.

Фургон набрал скорость. Сула медленно выдохнула и аккуратно положила винтовку рядом с собой. По меньшей мере шестеро закурили, и она рассмеялась, бухнувшись на пол.

Казимир повернул к ней ошалевшее от неожиданности лицо.

– Вот так повезло, – сказал он.

Она не ответила, а только посмотрела на бьющуюся жилку на его шее, слегка блестящей от пота, и в его бешеные сверкающие глаза. Ее охватило сумасшедшее желание.

– Повезло, – повторил он.

Фургон прибыл в Риверсайд и остановился у отеля "Дары судьбы". Не беспокоясь об оружии, Сула покинула автомобиль вслед за Казимиром, стараясь не коснуться его, и поднялась в его люкс.

В номере она разорвала на нем рубашку и страстно впилась в разгоряченную адреналином кожу.

Он ответил с тем же пылом. Кровь кипела от пережитой опасности, и единственным способом погасить жар было разделить его.

Они смеялись. Кричали. Рычали. Кувыркались, как резвящиеся львята. Прижимались друг к другу так сильно, что, казалось, сольются в единое существо.

Их яростное пламя начало стихать уже глубокой ночью. Казимир заказал в номер еду. Суле безумно хотелось шоколада, но его не оказалось. Ей даже пришла идея съездить на свой склад, лишь бы утолить желание.

– А вот теперь, – сказал Казимир, деля омлет и перекладывая половину в тарелку Сулы, – ты говорила не как риверсайдская девчонка.

– Разве? – Она подняла бровь.

– И не как леди Сула. А совершенно с другим акцентом. Я такого и не слышал.

– Значит, он только для тебя, – ответила она.

На самом деле, так говорили на Спэнии. Так говорила настоящая Гредель.

***

Леди Мицуко подписала приказ о переводе утром. Днем искали транспорт, и Жюльена с одиннадцатью другими заключенными привезли в Риверсайдский полицейский участок лишь под вечер, около шести.

Сергий Бакши давно сотрудничал с капитаном местной полиции. Свобода Жюльена стоила отцу двести зенитов. Веронику отпустили за пятьдесят, а крея-повара всего за пятнадцать.

Жюльен был бы на воле уже к семи, но пришлось ждать, пока из участка не уйдет наксид, следящий за оформлением продовольственных карточек.

Пострадавший на допросах Жюльен, прихрамывая, вышел из изолятора той самой ночью, когда наксиды объявили, что их правительство, Комитет по спасению Праксиса, уже летит с Наксаса на Заншаа, чтобы продолжить управлять Империей из Верхнего города. Готовился к созыву и новый парламент, состоявший из наксидов и представителей других рас.

– Надеюсь, мы подготовим им теплую встречу, – сказала Сула. Она как раз была в гостях у Бакши, дававшего званый ужин в честь возвращения Жюльена. Там же была и жена Сергия, высокая тощая женщина, холодная, как статуя, но разрыдавшаяся при виде сына.

Вероники не было. На допросе ей сломали скулу и повредили глаз, и Жюльен вызвал хирурга и теперь пытался достать обезболивающие.

– Уж я их встречу, – мрачно твердил он опухшими и разбитыми губами. – Разорву сволочей на части.

Сула посмотрела на Сергия, сидящего на другом конце стола, и беззвучно произнесла: "Десять". Он ответил улыбкой и перевел взгляд на Жюльена. Улыбка превратилась в оскал.

– Десять, – повторил он. – Но зачем на этом останавливаться?

Сула снова улыбнулась. Наконец-то у нее есть армия. Трое в ее команде плюс жестокие дисциплинированные головорезы, которые в конце концов, после должного сопротивления, решили воевать – ради любви.

Шло время. В последующие дни Мартинес обедал в компании Хуссейна и Мерсенна, и были восемь часов проведенных в рубке, когда "Прославленный" совершал пространственно-временной прыжок в Оссер. Впереди эскадры запустили ракеты-приманки, в надежде отклонить возможную вражескую атаку. Рядом с ними летели катера, прочесывавшие пространство поисковыми лазерами. Все противоракетные установки были наготове и нацелены вперед.

За час до момента перехода корабли скорректировали курс, чтобы в Оссере выйти не совсем на прямой траектории к Архан-до, следующей точке их маршрута.

Мартинес лежал в амортизационном ложе, стараясь не кусать губы, пока вглядывался в экраны в ожидании вспышки, предупреждающей о появлении вражеских ракет. Напряжение постепенно спадало по мере того, как радары и лазеры показывали, что впереди чисто, но потом его охватила новая тревога.

Наксидов должна насторожить неожиданная смена тактики, тем более настоящего сопротивления после Протипана эскадра не встречала. Если наксиды проанализируют все изменения и задумаются об их причине, то догадаются, что Миши Чен опасается ракетной атаки на релятивистских скоростях.