— Меня-то за что? — верещал Жучок.

— За то, что чуть чести не лишил деву невинную! — мяукнула «Василиса».

На устроенный ими шум в комнату ворвалась Лилия, разумеется, в образе Василисы.

— Двоих мы не выдержим, — испуганно сказал Дону Жучок.

— Ага, — кивнул Дон.

— Тикаем!

Дурной пример заразителен. Дон чуть не выпрыгнул вслед за Жучком в окно, но его вовремя перехватила Лилия.

— Третий лишний, — опомнилась «Василиса» и тоже сиганула в окно, на лету превращаясь в Ваську.

В спальню вбежал один из людей Дона.

— Детей в детской нет!

— Ушли! — взвыл Гордей.

— Зато теперь ты главный, — проворковала Лилия. — Янка в темнице сидит, остальные в бегах. Так что трон уже твой.

Бешеный гнев, охвативший при этих словах Виталика, заставил его отшвырнуть в сторону портьеру и выскочить на середину разгромленной спальни, выхватывая саблю на лету.

— Не надо! Ты с двумя не справишься, а Янка велела тебя спасти во что бы то ни стало!

Маленькая ручонка Грини вцепилась в его палец, втянула в стену, и картина перед глазами сплетника резко изменилась.

— Какого хрена! — Виталик чуть не грохнулся на пол, запнувшись о какой-то ящик, появившийся под ногами. — Черт! Темно, хоть глаз коли. Ты куда меня занес?

— В сарай, — откликнулся Гриня.

— Какой еще сарай?

— На подворье старшей дочери Тишайшего. Я только туда могу тебя переносить, где сам раньше бывал или куда вхож мой хозяин.

— Какой именно хозяин? — насторожился Виталик. — Никвас?

— Нет. Тишайший. Пока он глава рода…

— Понятно, — нетерпеливо перебил домового сплетник. — А в какие дома, кроме своего собственного, вхож твой хозяин?

— В палаты царские, в дома своих дочерей, — начал перечислять Гриня, — в бордель…

— Стоп! Это который в Лебяжьем переулке?

— Ну да. У нас в Великореченске только один бордель.

— Вот на этом пункте программы мы и остановимся. Быстро перетаскивай меня к мадам Нюре.

Домовой выполнил команду, поняв его буквально. Втащив сплетника за собой в стену сарая, он вытащил его из стены личных покоев содержательницы борделя, которая в это внеурочное время была не одна. Впрочем, почему внеурочное? Это было как раз самое рабочее время в заведении мадам Нюры, и одного из клиентов она обслуживала лично в своей комнате. Нет, пусть читатель не подумает чего плохого. Если она и занималась с клиентом тем, чем занимался Гордон с Василисой в своей спальне, когда Виталик их навестил, то это, как говорится, было до того как. В данный момент клиент сидел за столом пьяный в дым, с мрачной решимостью заряжая пистолеты, а пригорюнившаяся мадам Нюра сидела напротив, глядя на него грустными глазами.

— Может, передумаешь? Должность у тебя великая, а ты…

— Не-а, — упрямо мотнул головой Вилли Шварцкопф, заряжая очередной пистолет. — Я их усех, сволочей, сеебом нашпигую!

— Серебром?

— Сеебом. Я… ик!.. Ваньке Левше да-а-авно сеебяные пули заказал. Ик! Тут на всех хватит!

— Не подскажешь, на кого именно? — шагнул к столу Виталик.

— О! Тезка. Сдись. — Немецкий посол отложил в сторону пистолет, взялся за початую бутылку водки, разлил ее содержимое по стаканам.

— Что празднуем? — поинтересовался сплетник.

— Самоубивство.

— Чье?

— Мое.

— Тезка, ты с ума сошел?

— А разве с этой хренью идти на них, — кивнул Вилли на пистолеты, — не самоубивство?

— Да на кого ты идти-то собрался?

— На епис… ик!.. копа.

— Э, а ты не перебираешь? — заволновался юноша. — Насчет самоубийства не знаю, но, может, оставим теологические споры монахам? Пусть они сами между собой разбираются. Вот вернется патриарх с владыкой Сергием из моих земель…

— Не успеет… ик!

— В смысле?

— Его… ик! Кто-то вспоминает, зар-р-раза! Его… ик!.. епископ надолго в твои земли уехал… ик!.. шобы он под ногами не путался.

— Та-а-ак… — нахмурился сплетник. — А что еще епископ задумал? Ты, я смотрю, в курсе многого. Колись.

— А чё там колоться? Ик! Епископ сам… ик!.. раскололся. — Вилли вытащил из кармана смятый лист бумаги и кинул его на стол. — Вот… три часа назад раздали…

— Да тут не по-нашему писано, — смутился сплетник, увидев незнакомые буквы.

— Темнота… ик! — Вилли потряс головой, расправил бумагу и начал читать: — «Всем… ик!.. после… ик!»

— Да выпей ты воды! — не выдержал Виталик.

— А вот это пра… ик!.. вильно. Не чокаясь! — Посол залпом опорожнил свой стакан, похлопал мутными глазками на Виталика и продолжил чтение. Как ни странно, но очередная доза, вместо того чтобы окончательно увести в астрал, наоборот, слегка прояснила его сознание. — «Всем последователям веры истинной, — начал переводить Вилли, — повелеваю быть на публичной казни сожительницы государственного преступника Виталия Алексеевича Войко, именующего себя также царским сплетником, которая завтра в полдень силами святой инквизиции будет предана огню на центральной площади Великореченска. После сего деяния богоугодного приказываю всем пройти в костел посольской слободы, где произойдет торжественный молебен в честь Государя Всея Руси царя-батюшки Гордона, изъявившего желание принять веру католическую».

Мадам Нюра ухнула.

— Янку на костер? — зарычал Виталик.

— Ага, — отбросил в сторону инструкцию Вилли и кивнул на пистолеты. — Видишь, как я к их празднику готовлюсь?

— Вижу. Три часа назад, говоришь, инструкции раздали?

— Ага. А два часа назад ее и твоих людей на подворье Никваса повязали. Говорят, девчонка какая-то туда с Доном пришла, махнула рукой, они все и попадали.

— Ясно. Значит, к самоубийству готовишься?

— Ага. — Вилли налил себе еще один стакан. — Их же много, а я один.

Посол влил в себя очередную дозу и плюхнулся физиономией в тарелку с квашеной капустой, окончательно уйдя в астрал.

— И что мне с ним теперь делать? — глядя жалостливыми глазами на посла, спросила мадам Нюра.

— Постараться, чтоб к утру в себя пришел, — буркнул Виталик, накатил стакан и задумался…

Этот день выдался ненастным. Дождя еще не было, но небо хмурилось. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь серые облака, а на горизонте чернели тучи, предвещавшие грозу. Собравшийся на центральной площади Великореченска народ недовольно гудел, поглядывая на небо и суетящихся неподалеку от помоста с плахой монахов. Подручные Варфоломея Виссарионовича сооружали костер, обильно поливая маслом хворост, над которым возвышался деревянный крест. Им активно помогала группа молодчиков, одетых в иноземную одежду. (Они были без масок, и теперь в них трудно было опознать людей Дона Гордого.) За их действиями с нескрываемым удовольствием наблюдал Гордон. Для державного и его царственной супруги плотники в срочном порядке соорудили возвышение, где он в данный момент и восседал рядом с Василисой. В отличие от царя-батюшки, который буквально раздувался от гордости, любовно поглаживая подлокотники трона, Василиса сидела с каменным лицом, крепко поджав губы. Неподалеку клубилась боярская дума в полном составе, готовая грянуть дружное «одобрямс» любым действиям царя-батюшки. Около помоста с плахой стояла закованная в цепи команда Виталика, покорно ожидая своей участи. Вдоль шеренги арестантов прогуливался счастливый Малюта, нежно поглаживая рукоять топора.

— Ишь, присмирели, соколики.

— То-то и странно.

— Ой, чё-то тут не то, люди добрые! Они ить по пьяни малым числом Великореченск с ходу брали, а тут как опоенные стоят.

Сдерживаемая цепью стрельцов толпа откровенно недоумевала. Гомон толпы достиг ушей державного, и он понял, что пора начинать шоу. Царь поднялся. Над площадью сразу воцарилась тишина.

— Дети мои, — хорошо поставленным голосом начал вещать Гордон, — большая беда пришла на Русь Святую. Посланник сатаны проник в самое сердце ее, в царский дворец, и чарами черными околдовал разум вашего любимого царя-батюшки и царицы-матушки. Я думаю, вы уже поняли, о ком идет речь. Об антихристе, нарекшем себя царским сплетником. Этот злодей не только смутил мой разум, но и склонил ко греху прелюбодеяния одну из моих дальних родственниц Янку Вдовицу. Он околдовал ее злыми чарами, заставил заниматься чернокнижием и черным колдовством. Его беспредел не знает предела! — распаляясь все больше и больше, вопил Гордон.