Одна из «катюш» (их стояло несколько штук на западном, обращенном к нам, склоне холма, ближе к хутору) задрала к небу свою раму и дала залп по нахально кружащимся над хутором немецким бомбардировщикам. Яркие звездочки разрывов аккуратно разместились внутри треугольника «Хейнкелей», но никто из них, несмотря на наше страстное желание, не упал. Однако после такого горячего «привета» стервятники сразу же куда-то улетучились, и наступила тишина, если не считать автоматной трескотни где-то позади нас, левее хутора.

Через несколько минут после нашей остановки возле брошенных немцами двух дальнобойных орудий, которые стояли слева от нас, на возвышении, хищно вытянув свои длинные стволы над самой землей, появились наши солдаты, должно [93] быть артиллеристы. Они расторопно повернули пушки в противоположную сторону, вдоль балки, и начали палить без перерыва: видимо, снарядов фашисты оставили предостаточно. Кузнецов усмехнулся: «А палка-то, на поверку, всегда о двух концах бывает!» Тут он решительно стянул с себя прилипшую к спине потную гимнастерку и подошел к речке. Мы по очереди моемся до пояса, держим взопревшие ноги в тепловатой воде. Она кажется прохладной и приятно щекочет подошвы. Петров достал из открытого трансмиссионного люка и разломил на пять частей большущий диск подсолнечника, туго набитый крупными семечками. Они оказались почти сухими. Предусмотрительный наводчик сунул подсолнечный круг на горячую КПП еще наверху, в Редине, когда пережидали бомбежку. Некоторое время, блаженствуя, лузгаем семечки и неослабно глазеем по сторонам, что на языке тактики означает «вести круговое наблюдение». Снимать сгоревшую ленту нельзя: вдруг придется двигаться дальше.

Очень интересно и не менее приятно наблюдать, как после каждой серии выстрелов стволы трофейных орудий, поначалу протянутые почти параллельно земле, постепенно задираются все круче. Но автоматная и пулеметная стрельба на левом фланге, явно в тылу у нас, не только не прекратилась, но делается все сильнее. Особенно отчетливо стал слышен бой, когда артиллеристы, в поте лица трудившиеся у захваченных пушек, устроили перекур. Мы все еще не решаемся снимать ленту, но вскоре обстановка прояснилась. Откуда-то справа появились, идя «на рысях», взмокшие минометчики, таща на себе тяжелые длинные трубы и широкие плиты 120-миллиметровых дивизионных минометов.

— Куда это вы, хлопцы, со своими самоварами? — окликнул Петров.

— Да фрицев наши в соседней балке окружили... Батальона два. А они, сволочи, не сдаются. Не иначе — смертники. Вот идем уговаривать, — отвечал русый здоровенный парень, приостановившись на минуту, чтобы отдышаться, и, движением могучих плеч поправив на спине свою грузную ношу, спорым, но экономным шагом начал зигзагами подниматься по крутому зеленому откосу, забирая левее трофейных пушек, которые снова открыли огонь.

Прорыв завершен, армия наша стремительно идет вперед, углубляя и расширяя его с каждым часом. Справа от нашей [94] вынужденной стоянки непрерывным потоком, хорошо видимым на возвышенностях, спешат на запад по извивающемуся шоссе автомашины с мотопехотой, с орудиями и минометами на прицепах, танки, короткоствольные СУ-122, броневички, зачехленные любимицы солдат — «катюши». Быстро идут! А здесь, внизу, по проселкам, нестройно бредет, загребая сапогами пыль, уставшая за долгий день пехота, тащатся сорокапятки в конных упряжках, ползут обозные подводы.

Мы уже снимали тормозные ленты, когда подоспел с новыми наш помпотех (он теперь старший на батарее). Корженков подтвердил, что оба экипажа во главе с комбатом нашим Франчуком погибли полностью, сгорели и водители Павел Снегирев и Идесман — мои товарищи по училищу. От помпотеха мы узнали, что Полянсков на противотанковой мине потерял не только левую гусеницу, но и два передних опорных катка. При этом взрывная волна, ударившая в днище самоходки, отшибла водителю пятку, и он прыгает на одной ноге, опираясь на палку. А с опушки рощи Журавлиная били по нашим бортам фашистские танки, зарытые по башню в землю. Тут наш техрук, приняв важный вид, похвально отозвался о моем удачном маневре со «щитом» в ложбинке перед рощей и добавил, что наша машина продвинулась вперед дальше всех из полка и находится недалеко от пункта сбора.

Таким образом, в нашей батарее в строю осталось только две самоходки, считая и мою, а сколько исправных машин в полку — точно пока неизвестно. Боевое крещение принято, но, кажется, нашему экипажу сильно повезло... 4 августа

Установив за ночь вдвоем с Петровым новые тормозные ленты и кое-как отрегулировав их, на рассвете привожу машину в пункт сбора, где мы застали ровно половину своего полка, готового двинуться в преследование.

Кто-то с другой уцелевшей машины нашей батареи, вспоминая вчерашний бой и нашего комбата, грустно пошутил: «А ведь он, наверно, когда машина их загорелась, успел все-таки крикнуть экипажу: «Не дрейфь, хлопцы! За Родину смерть принимаем!» Эта шутка, хотя и беззлобная, показалась мне неуместной. Смерть смерти рознь, несмотря на то что перед нею все мы равны. Мне страшно жаль и веселого Франчука, и Павку [95] Снегирева (ему и девятнадцати нет). И никто из наших не видел, как сгорел Павел...

Идя по пятам за отступающим противником, настигли большую танковую колонну немцев. Полк с ходу развернулся в линию и открыл огонь, но в ответ не раздалось ни одного выстрела и ни одна из вражеских машин не сдвинулась с места. Оказывается, танки брошены своими экипажами из-за отсутствия горючего. Проезжая вдоль полуторакилометровой вереницы боевых машин (штабисты наши говорили потом, что там было около двухсот танков и самоходок различных систем), я невольно поежился, представив себе, чем закончилась бы наша встреча с этим «бронезверьем», особенно с длинноствольными «Тиграми» и «Пантерами», будь они на ходу.

5—11 августа

5-го числа удалось по своей рации послушать ночной выпуск последних известий: войсками Воронежского и нашего Степного фронта освобожден Белгород, Брянский фронт вышиб немцев из Орла; в ликвидации Орловского выступа ему помогли удары Западного (на севере) и Центрального (на юге) фронтов. В Москве сегодня был произведен салют в честь пяти фронтов-освободителей. С начала войны такой салют дан впервые, и всем нам чертовски приятно чувствовать себя в какой-то мере виновниками этого радостного для всего нашего народа события.

Пятый день полк в наступлении. Во второй половине дня случилась непредвиденная задержка (как будто на войне можно все предвидеть!). В сырой низине, перед узкой поврежденной гатью через болото, скопилось десятка три танков, самоходок и разных автомашин. Вскоре пролетавшие мимо Пе-2 засекли эту соблазнительную цель, описали круг и стали разворачиваться для бомбометания. Целая эскадрилья. Никто в тесно сбившейся колонне не знал опознавательного знака на сегодня. И главное — ни рассредоточиться, ни укрыться негде: кругом открытая местность и в сторону от дороги не свернешь. Махали шлемами и пилотками, поминая господа бога вместе с матерью, как будто летчики с высоты более тысячи метров могли это видеть или слышать. Несколько машин нашего полка вел начштаба капитан Стегленко, который уснул в штабном фургоне во время вынужденной остановки. Разбуженный [96] ревом самолетов и громкими криками, он высунулся из распахнутой двери своего штаба на колесах, посмотрел в небо и, мгновенно оценив обстановку, выхватил из-за голенища сапога ракетницу. Две красные ракеты одна за другой взвились над колонной.

Ведущий самолет в эту минуту уже выходил из пике, успев бросить две бомбы, но они, на наше счастье, упали с перелетом и взорвались на болоте, не причинив никому вреда. Второй «Петляков» тотчас выровнялся и пронесся над колонной, замершей в ожидании новых взрывов, приветственно покачав нам крыльями. Затем восемь бомбардировщиков пристроились к своему командиру, и тот увел краснозвездную эскадрилью дальше, на запад. Бурный восторг овладел людьми, еще минуту назад лежавшими ничком на земле и гадавшими, кому же из них влепит в зад бомба. Никто не заметил, как их спаситель, убедившись, что сигнал летчиками понят, сунул ракетницу назад в сапог и исчез в фургоне. А эти пикировщики не из того ли самого полка, что помогал нам при прорыве 3 августа? Ну и дали бы они нам здесь прикурить! Тогда летчикам сверху не видно было, что вдоль опушки рощи Журавлиная зарыты по башню в землю немецкие танки, которые крепко нам и всыпали, а сегодня все как на ладони.