А комната выглядела так, словно ее обставляло незаконное дитя грешной любви Барби и клубничного пирожного. Здесь было просторнее, чем я ожидала, и все-таки тесновато. Места хватило на две кровати, два письменных стола, два комодика и один потрепанный футон. Занавески были из бежевого полотна, но Дженна задрапировала карниз ослепительно-розовым шарфом. Между двумя столами стояла такая, знаете, старинная китайская ширма, но и она не избежала общей участи: деревянная рама была покрашена… да, вы угадали – в розовый цвет. По верху ширмы шла рождественская гирлянда с розовыми фонариками. Кровать Дженны была застелена покрывалом, похожим на шкуру ярко-розового маппета.

Дженна заметила, как я на него уставилась.

– Шикарно, правда?

– Я… Я не знала, что бывают такие оттенки розового.

Дженна сбросила мокасины и растянулась на постели, свалив при этом на пол две расшитые блестками подушки и одного сильно потертого игрушечного льва.

– Называется «малиновый электрик».

– Очень подходящее называние, – улыбнулась я, подтаскивая чемодан к своей кровати, которая в этой комнате выглядела… ну, такой же невзрачной, как я – рядом с Дженной.

– А твоя предыдущая соседка тоже любила розовый?

Лицо Дженны на секунду застыло. Дженна перегнулась через край кровати, чтобы подобрать подушки и льва.

– Не, Холли обходилась тем, что здесь выдают – синим. Ты ведь свое привезла?

Я открыла чемодан и вытянула уголок покрывала цвета зеленой мяты. Дженна посмотрела на него немного разочарованно и вздохнула:

– По крайней мере лучше, чем казенный синий цвет. – Она снова плюхнулась на постель и принялась рыться в ящике прикроватной тумбочки. – Ну, рассказывай, Софи Мерсер, за что тебя отправили в Проклятую школу?

– В Проклятую школу? – переспросила я.

– Звучит похоже на «Геката-Холл», – объяснила Дженна, – а подходит лучше. Ее многие так зовут.

– А-а…

– Так за что? – повторила Дженна. – Ты наколдовала дождь из лягушек или превратила кого-нибудь в тритона?

Я попробовала скопировать непринужденную позу Дженны, раскинувшейся среди подушек, но на голом матрасе это оказалось довольно трудно сделать, так что я села прямо и начала разбирать вещи из чемодана.

– Я навела любовные чары для одной девчонки из нашего класса. Получилось неудачно.

– Чары не подействовали?

– Слишком хорошо подействовали.

Я коротко пересказала историю с Кевином и Фелицией.

– Ничего себе! – Дженна помотала головой. – Это жесть.

– Угу, – отозвалась я. – А ты, значит, вампир? Как это получилось?

Дженна отвела глаза и ответила небрежно:

– Как у всех: встретила вампира, меня укусили… Ничего интересного.

Ее можно понять – кому захочется выкладывать такую историю человеку, с которым знакома всего пятнадцать минут?

– А мама у тебя нормальная, да? – спросила Дженна.

Гм. Вот это как раз мне не слишком хотелось обсуждать в первый же день в новой школе. А что поделаешь? Нужно вписываться в коллектив! Так уж положено – делиться с соседкой по комнате одеждой, косметикой и мрачными тайнами.

Я прокашлялась.

– Ага, у меня папа колдун. Они уже давно расстались.

– А… – понимающе произнесла Дженна. – Можно дальше не объяснять. У нас многие из разведенных семей. Видно, даже магия не гарантирует счастливого брака.

– У тебя родители в разводе?

Она, наконец, нашла то, что искала в тумбочке – лак для ногтей.

– Нет, они счастливы до отвращения. Ну, то есть… Я так думаю. Я их не видела с тех пор, как изменилась… Ну, или как там это называется.

– Надо же, зараза какая!

– Надеюсь, ты не обо мне?

– Нет, конечно. – Я разгладила простыни на постели. – Слушай, раз ты вампир, я что, не должна открывать занавески по утрам?

– Да нет. Видишь? – Она потянула за серебряную цепочку у себя на шее и показала мне подвеску – темно-красную, размером с конфету драже и примерно такой же формы.

По виду можно принять за рубин, но я видела картинки с похожими камнями в маминых книжках.

– Кровавый камень?

Кровавый камень – прозрачный, полый внутри, его можно наполнить кровью могущественной ведьмы или колдуна, и тогда камень станет служить защитой от множества разных вещей. Видимо, у Дженны он нейтрализовал всякие вампирские свойства. Ну и хорошо – по крайней мере, теперь я точно знала, что могу спокойно жевать при ней чеснок.

Дженна начала красить ногти на левой руке.

– А как ты обходишься с кровью? – спросила я.

Она тяжело вздохнула.

– Даже неловко рассказывать. Я хожу в медкабинет, у них там есть маленький холодильничек, а в нем – пластиковые пакеты с кровью, как в «Красном кресте» и так далее.

Я постаралась не передернуться слишком заметно. Не переношу крови! Если порежусь о лист бумаги, чуть в обморок не падаю. Хорошо, что Дженна подкрепляется не в нашей комнате. Никогда бы не смогла встречаться с парнем-вампиром. Как представлю себе запах крови изо рта… Брр!

Тут я заметила, как Дженна на меня смотрит. Черт! Неужели омерзение так и написано у меня на лице? На всякий случай я изобразила улыбку.

– Роскошно звучит! Как пакетики с детским питанием.

Дженна засмеялась.

– Класс!

Мы немного посидели в дружелюбном молчании. Потом Дженна спросила:

– А твои родители, значит, расстались со скандалом?

– Кажется, да. Я тогда еще не родилась.

Дженна на секунду оторвалась от раскрашивания ногтей.

– Ого!

Я подошла к столу. Кто-то – наверное, миссис Каснофф – оставил на нем расписание уроков. Обычное школьное расписание, только названия предметов нестандартные. Например: «9.15–10.00. История магии. Желтая гостиная».

– Да. Мама не любит об этом говорить. Не знаю уж, что там у них вышло, но она даже не позволяет ему со мной встречаться.

– Выходит, ты ни разу в жизни не видела родного папу?

– У меня есть фотография. А еще я с ним разговаривала по телефону, и по е-мейлу мы общаемся.

– Интересно, что он такое сделал? Может, он ее бил, или еще что?

– Да не знаю я!

Это прозвучало неожиданно резко. Дженна прошептала:

– Извини…

Я отвернулась и принялась расправлять одеяло. После того как я ликвидировала пять воображаемых складочек, а Дженна три раза покрасила лаком один и тот же ноготь, я снова повернулась к ней.

– Я не хотела на тебя орать…

– Да ничего, все нормально. Я понимаю, что сунулась не в свое дело.

Уютное ощущение дружеского понимания исчезло напрочь.

– Просто… я всю жизнь прожила вдвоем с мамой. Не привыкла откровенничать о себе. Мы почти ни с кем не общались.

Дженна кивнула, но она по-прежнему не смотрела на меня.

– Вы с прошлой соседкой, небось, все друг другу рассказывали?

Снова по ее лицу прошла тень. Дженна вдруг завинтила крышечку на пузырьке с лаком и тихо ответила:

– Нет, не все. – Сунула пузырек в ящик и вскочила на ноги. – До встречи за обедом!

Выходя из комнаты, она чуть не налетела на мою маму. Промямлила какие-то извинения и сбежала.

– Соф! – Мама уселась на кровать. – Уже успела поссориться?

Как хорошо мама понимает мои настроения, просто сил нет!

– Не знаю… Наверное, я просто не умею общаться с девчонками. У меня с шестого класса не было подруг. Довольно сложно с кем-нибудь подружиться, если нигде не задерживаешься дольше, чем на полгода… Ох, мам, я не хотела!

Она покачала головой и вытерла слезинку.

– Ничего, ничего, солнышко. Все хорошо. Просто… Мне самой обидно, что я не смогла тебе дать нормального детства.

Я села рядом и обняла ее.

– Ну что ты, мама! У меня было чудесное детство! Кому еще удавалось пожить в целых девятнадцати штатах? Представь, сколько я всего успела увидеть!

Зря я это сказала. Мама, кажется, еще больше расстроилась.

– И эта школа тоже замечательная! Комната просто шикарная, вся розовая… Мы с Дженной сразу поладили, даже поссорились – это тоже важная часть женской дружбы, правильно?