В силу то ли своего характера, то ли сложившегося стиля политической работы Микале имел привычку доверяться друзьям и знакомым, которые не работали в министерстве внутренних дел. Поэтому я мог очень близко наблюдать за развитием событий. Главным участником заговора был известный фашист полковник Марио Агеррондо. В конце 60–х годов он был произведен в генералы и стал инициатором превращения военного округа № 1 в бастион «горилл».

Агеррондо в то время был начальником полиции Монтевидео. Считалось, что его поддерживают высшие офицеры этого ведомства, в частности начальник столичной гвардии майор Альберто Бальестрино.

Мне не удалось точно узнать, какие политические силы, если они имелись, поддерживали заговор. Удалось только засечь собрания военных, которые имели явно заговорщицкие цели. Руководителями заговора были офицеры, члены партии «Бланко», но было совершенно очевидным, что Национальная партия полностью заговор не поддерживает.

Случай Микале был особый. Агеррондо принадлежал к эрреристской группе — такое общее название давали различным фракциям движения, вдохновителем которого был Луис Альберто де Эррера. Он возродил Национальную Партию и привел ее в 1958 году к первой победе на выборах после 90 лет правления колорадос. Симпатизировал Микале и группе Альберто Эбера (Титито).

Эбер стал последним президентом Правительственного совета при системе коллегиального руководства. Партийный вожак эрреристской группы был демагогом и непоследовательным человеком. Даже американцы с подозрением относились к нему. С его группировкой был связан Агеррондо. Это был личный враг Данило. Микале добился поста генерального директора министерства благодаря политической поддержке своего тестя Савиниано Нано Переса, влиятельного и колоритного каудильо из партии «Бланко» в департаменте Серро — Ларго, который занимал здесь должность мэра.

Полученный пост считался постом доверенного лица, и Микале всячески старался сохранить его за собой на протяжении всего правления правительства партии «Бланко». Министры сменялись. Но Микале оставался, и каждый новый министр все более нуждался в нем.

Если вначале Микале держался в министерстве только благодаря влиянию тестя, то со временем он сумел стать здесь нужным и знающим дело работником. Пост генерального директора делал его третьим человеком в иерархической лестнице министерства или даже вторым, поскольку заместители министров занимались только административными делами.

Однако то, что Данило вышел в отставку из военно — воздушных сил в чине лейтенанта, ставило его намного ниже полицейских начальников, имевших полковничьи чины. Они с олимпийским спокойствием игнорировали выскочку «лейтенанта», и это угнетало Данило. И если бы теперь выяснилось, что Агеррондо возглавлял заговор, Данило считал бы своим долгом разоблачить его. Для этого он вызвал в Монтевидео все патрули дорожной полиции, в общей сложности 300

патрульных групп, каждая из которых состояла из двух полицейских, и начал проводить операцию психологической войны.

«У дорожной полиции нет военной мощи, — говорил он, — зато у нее эффективная организация». Микале содействовал развитию этих частей, состоявших в основном из уроженцев департамента Серро — Ларго. «Нано их вербует, а я их использую», — говорил он нам.

Патрули дорожной полиции были размещены в различных пунктах города. Трое их них были поставлены на видном месте в квартале от дома Агеррондо. Два патруля неизменно следовали на близком расстоянии за Агеррондо, куда бы он ни направлялся.

Наконец, Микале и мы, группа его друзей, расположились в кафе «Поситос», находящемся в нескольких метрах от дома новоявленного гориллы. Это кафе помещалось в боковой улочке, отходившей от бульвара Испания, между улицами Эльяури и Либертад. У нас было два автомобиля; каждая из групп чередовала дежурство в кафе и в автомобиле.

Так прошло 36 часов. За три дня до этого была мобилизована дорожная полиция. Кафе, где мы находились, часто посещал Агеррондо или его друзья. Он не мог не знать, что за ним следят днем и ночью, и не мог не видеть трех патрулей около своего дома.

Пока Микале вел свою «приватную войну», на других уровнях также разыгрывались сильные партии. Многие сплетенные воедино факторы должны были сорвать планы заговорщиков. Между примкнувшими к Агеррондо военными и группой, возглавляемой отставным генералом Хуаном Педро Рибасом, который был как бы вечным шефом заговорщицких групп в партии «Колорадо», существовали контакты.

Совершенно очевидно, что должны были возникнуть трения относительно руководящей роли в заговоре. Однако военные, выступавшие против переворота, в защиту конституционной системы, также проявляли активность, по крайней мере, они уже провели одно совещание высших офицеров. Их насчитывалось около дюжины, и среди них был директор военного училища генерал Сантьяго Помоли, а также подполковник Пуртшер.

Микале знал, что мы с Помоли познакомились еще в посольстве в Гаване. Поэтому он попросил меня передать записку генералу. Помоли очень не понравилось, что я в курсе событий. Из вежливости он своего недовольства прямо мне не высказал, но с этого момента меня временно отстранили от этих дел.

Предполагалось, что, несмотря на некоторую двусмысленность своих действий, национальный советник Вашингтон Бельтран будет присутствовать на собрании сторонников защиты конституционной системы. Но я не смог установить, присутствовал он или нет. Бельтран в то время входил в большинство Национального правительственного совета. Он возглавлял «список 400» (Демократический союз «Бланко») Национальной партии. Кроме того, он был плейбой по образу жизни и аристократ по убеждениям. Не считая очевидного успеха нашей психологической войны, кажется, решающим фактором в срыве планов переворота явилась мобилизация курсантов военного училища, с которыми Помоли готов был сражаться до конца.

Такое благоприятное развитие событий, направленных на предупреждение военного переворота, стало возможным также из‑за нерешительности Агеррондо, который хотел иметь стопроцентные шансы на успех и все время откладывал осуществление своего плана.

В конце концов заговор распался, и, как казалось, навсегда. Некоторое время спустя, беседуя теперь уже с подполковником Бальестрино, я уловил в его интонациях некоторое презрение к Агеррондо. Я не уверен, но думаю, что это презрение было рождено явной трусостью главаря переворота. Младший сын генерала Рибаса позднее также в резких выражениях отзывался об отсутствии силы и мужества у Агеррондо.

Следует также рассказать немного о самом подполковнике Бальестрино. Четыре года спустя после связанных с переворотом событий я с ним близко познакомился. Неотъемлемой чертой его характера было стремление к насилию, с ним часто случались припадки гнева. Он слыл честным и невзыскательным человеком в личной жизни, и это в известной степени продвигало его по служебной лестнице в полицейском аппарате. Но какими идеалами и методами руководствовался этот человек! Такая «блестящая» идея, как дробить каблуками пальцы воришек — карманников, принадлежит ему.

Будучи поклонником Гитлера, Бальестрино повесил его портрет в своей спальне и коллекционировал различные фашистские реликвии и атрибуты. Он восхищался нацистским приветствием. Являясь постоянным участником планируемых военных путчей, он всегда мечтал восстановить «достоинство» страны на основе террора. Его назойливым желанием была должность начальника полиции Монтевидео, но даже самые бесчувственные представители олигархии приходили в ужас от этой мысли. Поэтому он стоит в стороне, но американцы держат его в качестве резерва на тот случай, когда маски будут сорваны и народ и его угнетатели окажутся лицом к лицу. Тогда зверь будет выпущен. Бальестрино забудет о своих ультранационалистских убеждениях и достойно выполнит роль «кровожадной марионетки».

Спокойствие продолжалось недолго. Только затих скандал, как заговорщики снова стали устраивать свои сборища, но теперь с большей осторожностью. К середине 1965 года кризис, казалось, снова должен был разразиться.