Как стало известно источнику из верхушки генералитета, финны увеличили в три раза закупки оружия, боеприпасов, военной амуниции в Швеции. Разговоры о перемирии — это ширма, прикрывающая настоящие агрессивные силы Маннергейма и Рюти. Их можно принудить к переговорам о перемирии только разгромом основных сил финской армии, сказал в заключение встречи собеседник.

Придя в посольство, составил телеграмму в Москву, где изложил результаты встречи с источником. Замечаний из Москвы не поступило, но дальнейшие события показали, что эта информация была учтена…

В конце мая меня пригласила Коллонтай и рассказала, что журналист из социал-демократической газеты на целую полосу расписал, как женщины из высшего общества Швеции снимают дачи вокруг лагеря интернированных советских офицеров-моряков и под предлогом работы по дому приглашают их для любовных дел.

— Конечно, — сказал я, — черт с ними, с этими потаскухами, важно переговорить с офицерами и предупредить их от возможных провокаций. В этой связи мне бы стоило поехать в этот лагерь и по возможности разобраться на месте.

Коллонтай согласилась с этим, и на следующий день, как консул СССР в Швеции, я выехал в лагерь.

Принял меня начальник лагеря, морской офицер шведской армии, весьма настороженно. Я объяснил ему, что я советский консул и имею поручение посла ознакомиться с условиями содержания интернированных советских моряков, выслушать их претензии по поводу отношения к ним со стороны шведской администрации. Начальник лагеря не возражал против этого и разрешил встречу с нашими моряками в группе не больше трех человек. Тут же он распорядился пригласить ко мне трех старших офицеров, которые поддерживают распорядок в лагере. Вскоре эти три моряка появились. Они отрапортовали, что по званию являются капитанами третьего ранга, что по-сухопутному означает майор.

Я спросил их — знают ли они о шуме в стокгольмской прессе в отношении любовных проделок некоторых шведских женщин с советскими моряками, работающими вне предела лагеря? Задав вопрос, предложил выйти на свежий воздух, поскольку в помещении тяжело дышать. Офицеры поняли мой намек, и мы вышли на действительно благоухающую природу. Конечно, чужие уши нам были ни к чему.

Ответить на мой вопрос вызвался А. Б. Он сказал, что эти слухи известны каждому моряку лагеря. К несчастью, сообщения газет имеют некоторое отношение к ним, правда, не в таких масштабах, как сообщают газетчики. Нам известно всего три случая, имевшие место осенью прошлого года, сказал А. Б.

Одну из таких историй рассказал друзьям инженер-механик. Как-то под вечер он проходил мимо садовой клумбы, на которой сидела и ежилась от боли хозяйка дома. Она попросила ей помочь. Он поднял ее на руки, и, когда опустил на крыльце, то она потянула его на себя. Словом, он не устоял. Двух других моряков женщины столь же хитрой инициативой склонили к сближению., Одна из этих женщин просила у моряка сотворить ей ребенка из-за неспособности мужа сделать это. Моряк, кажется, успел в этом, но помалкивает. Во всех трех случаях женщины жаловались на своих мужей, обвиняя их в холодности.

— А как остальные моряки? Безгрешными ходят на работу, ежедневно, ежечасно встречаясь там с красивыми шведками? — спросил я.

— Признаний было всего три, — ответил капитан. — Возможно, их было и больше, но мы никого не понуждали к признанию по поводу их взаимоотношений с женщинами.

— Вы не допускаете, что вражеская разведка может специально подставлять женщин, чтобы последующим шантажом и угрозами вербовать наших моряков, особенно офицеров?

— На этот счет мы предупреждали, что такие попытки противник может предпринимать и чтобы они были бдительны. Мы верим, что наши моряки ведут себя достойно, — ответил А. Б.

Со своей стороны рассказал старшим по лагерю офицерам, что мой приезд вызван обращением журналиста буржуазной газеты к советскому послу Александре Михайловне Коллонтай с просьбой разрешить ему посетить лагерь моряков для встречи с ними.

— Она полагает, что допускать кого бы то ни было из шведов в лагерь советских моряков не следует без ее на то согласия, и просила, чтобы вы имели это в виду при любой попытке проникнуть к вам. Если лагерная шведская администрация будет навязывать вам такую встречу, требуйте приезда представителя советского посольства в лагерь для урегулирования конфликта.

Мои собеседники были довольны таким решением Коллонтай.

Перед отъездом встретился с начальником лагеря, шведом, и просил его, чтобы он пресекал всякие попытки посещения советских моряков без согласия на это советского посла.

— Так есть, так будет и впредь, — сказал он.

Поблагодарил его за соблюдение международного закона о лагерях для интернированных и пожелал соблюдения их и в дальнейшем. Затем я встретился со многими моряками. У них было хорошее настроение и высокий моральный дух. Все они жаждали скорейшей победы и возвращения на Родину.

Провожать меня до автомобиля вышли все моряки лагеря, скандируя: «Смерть фашизму! Да здравствует Советский Союз!»

По возвращении я пошел на доклад к Коллонтай.

Коллонтай не осуждала советских моряков за их интимную связь с женщинами, считая последних виновниками в этом. Мои действия в лагере она одобрила.

На лагерной истории, раздутой газетами, можно было бы поставить и точку, если бы это событие не аукнулось в Стокгольме.

Месяца через полтора после тех событий ко мне зашел военный разведчик и рассказал, что бывая на дружеских встречах в шведских семьях, он обратил внимание на предпочтительное к нему внимание жен своих коллег. Еще до танцев соседка по столу обращала свое внимание к нему до такой меры, что ему было неудобно перед собравшимися. Когда начались танцы, то и другие женщины не оставляли его своим вниманием. Что касается соседки, то она в танце вешалась ему на шею до неприличия.

Вскоре после этой беседы ко мне пришел разведчик нашей резидентуры и тоже рассказал, что с недавних пор знакомые ему шведки начали проявлять к нему повышенный интерес, хотя раньше он не вызывал у них никаких эмоций. Он тоже считал, что это эхо событий в лагере моряков…

На одном из докладов у Коллонтай она сообщила мне, что через неделю в посольстве она дает обед некоторым промышленникам и банкирам, которые принимали участие в займе Советскому Союзу. На этот обед она приглашает и меня, чтобы я постарался познакомиться с представителями делового мира. При этом рассказала историю получения этого займа.

Месяц тому назад от Молотова пришло указание о желательности получить у шведов заем в размере не менее половины миллиарда крон. Конечно, это задача сложная, но выполнимая, если использовать для этого все возможности и волю.

Для начала она решила пригласить к себе крупного промышленника и банкира Акселя Юнссона, с которым с давних пор имела контакт по экономическим проблемам. Если он согласится принять участие в займе, думала она, то его наверняка можно будет получить.

С первых минут встречи Юнссон поздравил ее с большими победами Красной Армии на фронтах войны и высказал уверенность в скором разгроме Германии. Коллонтай сказала ему, что эта победа стоит России многих жертв, разрушения промышленного потенциала, и поэтому Советский Союз нуждается в финансовой помощи со стороны Швеции. После таких слов Юнссон стал серьезен, перестал улыбаться и спросил, какую сумму хочет получить СССР?

— Я, конечно, взволновалась, — рассказывала Александра Михайловна, — но спокойно, прямо глядя на него, сказала: — один миллиард крон!

Юнссон крякнул и, минуту подумав, ответил:

— Многовато.

Потом он замолчал.

Коллонтай нарушила его молчание заявлением, что победа над гитлеровской Германией — это освобождение Европы от фашизма. В том числе и Швеции.

— Ну что ж, — прервав свое молчание, сказал Юнссон, — Советскому Союзу надо помочь. Из своего кармана я могу выложить полмиллиарда. В отношении же других банкиров и промышленников затрудняюсь сказать, но попробую потрясти их карманы на вторую половину суммы. Что касается срока кредита и процента годовых, то постараюсь сделать их необременительными для СССР.