Но у нас имелась возможность показать кинопленку сразу миллионам зрителей. Неужели среди них не найдется хотя бы одного, знавшего Володю?
Первая весточка пришла на другой же день после телепередачи. Письмо прислал тов. Прокопенко:
«Мне думается, что Володя родом из Старооскольского района Белгородской области. В кинокадрах показаны отдельные места, очень похожие на те, в которых я бывал во время войны, в районе Старого Оскола. Может быть, там следует искать Володю. К тому же в этом районе Бажанов — очень распространенная фамилия».
А вот второе письмо:
«Пишут вам из деревни Городно Витебской области дети Ходыко Ивана Ефимовича — Лариса и Леонид. Наш отец — партизан, он знает Володю. Вернее, предполагает, что знает. В их партизанском отряде тоже был мальчик лет двенадцати, по имени Володя. Он родился в Городокском районе Витебской области, был в отряде разведчиков, тоже играл на баяне или на гармошке».
О мальчике Володе, служившем в 907-м истребительном полку и награжденном медалью «За отвагу», сообщил тов. Кургамов со станции Планерная. Надежда Сергеевна Мелихова прислала фронтовую фотографию юного разведчика, которого тоже звали Володей.
Письма шли и шли. Мы связывались с нашими корреспондентами, посылали запросы в исполкомы местных Советов, в архивы. Мы узнали о многих юных патриотах, сынах полков, сражавшихся в действующей армии, в партизанских отрядах, комсомольском подполье. Но о том Володе, который нас интересовал, пока ничего нового не узнали.
И вот пришло письмо от Клавдии Григорьевны Дроздовой.
«У меня есть племянник Бажанов Владимир, 1932 года рождения, участник Великой Отечественной войны. Вместе с отцом, Бажановым Павлом Григорьевичем, он был в тех местах, о которых говорилось в телепередаче. Сейчас Владимир живет в городе Астрахани, имеет семью и работает шофером».
Клавдия Григорьевна прислала фотографию: Володя в солдатской форме, с медалями на груди, а рядом — отец, тоже в военной форме. И мальчик похож на того Володю, которого мы видели на кинопленке. Да и остальное совпадало: фамилия, имя, возраст… Вот только среди наград не было ордена Славы. Но ведь фотография могла быть сделана раньше, чем он его получил.
Редакторы уже связались с Астраханью по телефону, туда готовилась выехать киногруппа. И в это время пришло еще одно письмо.
«Пишет вам товарищ Владимира Бажанова. Помню, как он не уходил, а просто рвался на фронт. Первый раз удача обошла его, он не доехал до фронта, зато второй раз удалось. Он уехал и пропал. Долго о нем ничего не знали, а потом прошел слух о его смерти. Жаль было друга, но что делать — война. 1941 год — тяжелый, враг рвался к Москве…
А потом я встретил Володю. Шел я на работу, гляжу — идет мальчуган в серой солдатской шинели, хромает на одну ногу и опирается ни палку. Я узнал Володю.
О дальнейшем пусть вам расскажет сам Володя. Он работает на Балашихинском литейно-механическом заводе слесарем-обрубщиком. Живет в Балашихе, на 2-й Советской улице, дом 4. Евгений Лисицын».
И пошли письма из Балашихи: от соседей, от друзей, от товарищей Владимира Алексеевича Бажанова по работе. И все указывали один адрес: Балашиха, 2-я Советская, 4.
Побег
Дом по 2-й Советской, 4 — огромный, казарменного типа. Строили его англичане, владельцы хлопкопрядильной фабрики. Длинный, через все здание, коридор всегда был наполнен детским гвалтом. Тут завязывались первые знакомства, происходили веселые игры и шумные драки. Заводилами игр и драк было неразлучное трио: Володя Бажанов, Женя Лисицын и Женя Маркин. Их и побаивались и уважали: Володю уважали за то, что он умел хорошо рисовать и сочинял стихи; Женю Лисицына за то, что он стал помогать старшей сестре воспитывать младших братишек, когда умерли его отец и мать. Уж как он там их воспитывал, неизвестно, но ребятишки были сыты, одеты и умыты. Пришлось Жене пойти работать, хотя не было в ту пору ему и четырнадцати.
Но они все как-то сразу повзрослели, когда началась война. Отец Володи ушел в армию, старший брат Николай работал на заводе, дома почти не бывал. Мать сутками дежурила в госпитале, и Володя хозяйничал в доме один.
В коридоре по-прежнему стоял гвалт, но теперь там играли не в Чапаева и Анку-пулеметчицу, а в наших и фашистов. И драки возникали лишь потому, что никто не хотел быть фашистом.
Но и эти игры перестали увлекать Володю. Гораздо интереснее было, удрав с уроков, пойти в кино посмотреть фронтовую кинохронику, а еще интереснее — побежать на железнодорожную станцию смотреть, как уходят на фронт воинские эшелоны. Чаще всего на станцию они бегали с Феликсом Охлопковым. Они с завистью смотрели на проходящие мимо теплушки и неподвижно стоявших на платформе с пушками часовых, будто навеки застывших в обнимку с винтовкой.
А потом эшелоны перестали уходить: враг настолько близко подошел к столице, что бойцы отправлялись на фронт пешком. Они шли молча, слышен был только хруст сапог, да изредка позвякивали котелки и маленькие саперные лопаты в брезентовых чехлах. Потом в строю шли даже без котелков и лопат и уже не красноармейцы, а штатские, кто в чем — кто в ватнике, кто в дохе, — то совсем молоденькие, лет по шестнадцати, ребята, то совсем пожилые люди с седыми волосами и дряблыми темными, как прошлогодняя картошка, лицами. Их называли странным, будто взятым из сказок, словом «ополченцы».
Укрепленный на фанерном щите красноармеец в буденовке, тыча пальцем в улицу, все более грозно спрашивал с плаката: «Ты записался добровольцем?» А с другого такого же щита усталая женщина в темном платье сурово спрашивала: «Чем ты помог фронту?»
И Володя с Феликсом решили, что фронт без их помощи не обойдется. Феликс снял со стены отцовскую двустволку, и они отправились с Володей на войну. Им было по двенадцать лет, и они понимали, что двустволка не очень-то грозное оружие. Но все-таки это оружие. А в старом, порыжевшем от времени кожаном патронташе — девять медных патронов шестнадцатого калибра…
Наверное, двустволка их и подвела: о чем же еще мог подумать милиционер в Раменском, увидев двух пацанов с ружьем?
Он деловито осмотрел двустволку, похвалил:
— Хорошее ружье, «тулка». А патроны-то небось дробью заряжены?
Они не знали, чем заряжены патроны. Милиционер ковырнул ногтем картонный пыж.
— Так и есть. Эта дробь только на птицу, ей и зайца не убьешь. А вы, поди, фашиста хотите ей прикончить?
— Ага, — проговорился Феликс, хотя Володя и успел ткнуть его локтем в бок, предупреждая, чтобы тот не проговорился.
Потом они долго сидели в маленькой грязной комнатке, милиционер куда-то звонил и звонил и никак не мог дозвониться. Наконец бросил трубку, почесал затылок, вздохнул и сказал:
— Ну ладно, поехали.
А потом, уже дома, мать сняла с гвоздя отцовский ремень…
Вечером пришел старший брат Николай. Он не очень рассердился, а только посмотрел внимательно и сказал с жалостью:
— Глуп еще ты, Володька.
И стал рассказывать про войну, как там тяжело, каким надо быть физически сильным, а главное — образованным, потому что без образования даже на войне не обойдешься. Выходило, что для Володьки сейчас самой лучшей помощью фронту была отличная учеба.
Володя до этого слушал брата внимательно, а когда тот заговорил про учебу, представил опять свой класс, тетрадки, домашние задания — и ему стало скучно. Дальше он уже не слышал, о чем говорил брат, а опять мысленно видел идущих на фронт ополченцев и вопрошающего с плаката буденновца: «Ты записался добровольцем?»
И когда брат замолчал и выжидательно посмотрел на него, Володя упрямо сказал:
— А я все равно убегу!
На этот раз они убегали втроем: он, Юрка Гаврилов и Лешка Зайцев — все одноклассники. Добрались до Мичуринска. К тому времени у них кончились все запасы, они вторые сутки голодали. Денег не было, да если бы даже и были, что на них купишь? На рынке буханка хлеба стоит не меньше сотни рублей. Тут уж не до буханки. Хотя бы корочку.
