– Сюрприз, – сказала Сильви.

– Какое печальное время года, – сказала Сильви, не обращаясь ни к кому в отдельности.

Лужайку толстым слоем покрывала опавшая листва. От лета опять остались одни мечтания. Урсула начала подозревать, что мечтания – это непременная часть каждого лета. Старый бук ронял последние листья и уже смахивал на скелет. Перемирие, можно было подумать, внушало Сильви еще больше уныния, чем сама война. («Сколько бедных юношей ушло навсегда. Мир их не вернет».)

По случаю великой победы уроки в школе отменили. Невзирая на моросящий дождик, детей отправили гулять. Теперь у них были новые соседи, майор Шоукросс и его жена, и этим промозглым утром дети долго топтались возле живой изгороди, чтобы сквозь зазоры между кустами остролиста разглядеть соседских дочек. Других девочек их возраста в округе не было. У Коулов были только сыновья. В отличие от Мориса, не грубияны, вели себя прилично, никогда не обижали Памелу с Урсулой.

– Кажется, в прятки играют, – доложила Памела, следившая за крыльцом Шоукроссов.

Урсула попыталась просунуть голову между кустами, но злобный остролист расцарапал ей лицо.

– Кажется, наши ровесницы, – отметила Памела. – А вот и для тебя, Тедди, подружка – младшая сестра.

Тедди вздернул брови и сказал:

– Правда?

Тедди любил девочек. Девочки любили Тедди.

– Ой, постойте-ка, там еще кто-то есть, – сказала Памела. – Откуда только они берутся?

– Помладше или постарше? – спросила Урсула.

– Помладше, и тоже девочка. Совсем крошка. На руках у старшей.

Урсула сбилась со счета.

– Пять! – У Памелы захватило дух от этого (видимо, окончательного) итога. – Пять девочек.

В этот миг Трикси умудрилась прошмыгнуть сквозь заросли остролиста, и с другой стороны живой изгороди донеслись радостные возгласы.

– Извините, – Памела повысила голос, – можно забрать нашу собаку?

На обед было отварное мясо в кляре и «королева пудингов».

– Где вы пропадали? – спросила Сильви. – Урсула, у тебя в волосах какие-то веточки. Как у язычницы.

– Это остролист, – объяснила Памела. – Мы к соседям ходили. К Шоукроссам. У них пять девочек.

– Я знаю, – сказала Сильви и начала считать по пальцам. – Герти, Винни, Милли, Нэнси и…

– Беатриса, – подсказала Памела.

– А вас туда звали? – спросила миссис Гловер, поборница приличий.

– Мы дырку в изгороди нашли, – ответила Памела.

– Вот откуда лисицы проклятые шмыгают, – проворчала миссис Гловер, – из рощи прибегают, чертовки.

От таких выражений Сильви нахмурилась, но ничего не сказала, потому что официально всем надлежало сохранять праздничное настроение. Бриджет и миссис Гловер подняли по паре стаканчиков хереса «за мир». Ни Сильви, ни миссис Гловер не проявляли особого ликования. Хью и Иззи еще не вернулись с фронта, и Сильви говорила, что не будет спокойна, пока Хью не появится на пороге. Иззи всю войну водила санитарную машину, но представить такое было трудно. Джордж Гловер проходил «реабилитацию» в каком-то санатории близ Котсуолдса. Миссис Гловер съездила его навестить, но рассказывать об увиденном отказалась – упомянула только, что Джордж уже не тот, что прежде.

– Думаю, никто из них больше не сможет быть самим собой, – сказала Сильви.

Урсула попыталась представить, каково это – не быть Урсулой, но задача оказалась ей не по силам.

Две девушки из Женской земледельческой армии заменили Джорджа на ферме. Обе, уроженки Нортгемптоншира, тянулись к лошадям, и Сильви сказала: если бы знать наперед, что женщин допустят к Самсону и Нельсону, она и сама могла бы претендовать на это место. Девушки несколько раз приходили к ним пить чай и, к негодованию миссис Гловер, сидели на кухне в грязных сапогах.

Когда Бриджет уже надела шляпку, на пороге черного хода появился Кларенс, который, смущаясь, поздоровался с Сильви и миссис Гловер. «Молодые», как называла их миссис Гловер без намека на будущие поздравления, собирались в Лондон, на торжества по случаю победы. От радостного возбуждения у Бриджет голова шла кругом.

– Может, и вы с нами, миссис Гловер? Знатное гулянье будет, точно говорю.

Миссис Гловер, как недовольная корова, закатила глаза. Из-за эпидемии гриппа она «сторонилась толпы». Ее племянник упал замертво прямо на улице: еще за завтраком был как огурчик, а «в полдень отошел». Сильви сказала, что гриппа бояться не надо.

– Жизнь должна идти своим чередом, – утверждала она.

Бриджет с Кларенсом отправились на станцию, а миссис Гловер плеснула себе еще хереса.

– «Знатное гулянье», фу-ты ну-ты, – фыркнула она.

К тому времени, как на кухню в сопровождении верной Трикси прибежал Тедди и сказал, что ужасно хочет есть, а «про обед, наверное, забыли?», меренги, венчающие «королеву пудингов», опали и засохли. Последняя потеря военного времени.

Они решили дождаться возвращения Бриджет, но не выдержали и уснули за вечерним чтением. Памелу очаровала «Страна северного ветра», а Урсула кое-как осиливала «Ветер в ивах». Любимцем ее стал мистер Крот. И чтение, и письмо давались ей на удивление тяжело («Без ученья нет уменья, милая»), поэтому она нередко просила Памелу почитать ей вслух. Обе любили волшебные сказки и собрали целую библиотечку Эндрю Лэнга, всех двенадцати цветов, – рождественские и именинные подарки от Хью. «Прекрасное пленяет навсегда», – повторяла Памела.

Шумное возвращение Бриджет разбудило Урсулу, а та, в свою очередь, растолкала Памелу, и сестры на цыпочках спустились в кухню, где развеселая Бриджет и более трезвый Кларенс порадовали их рассказами о гуляньях: как «народу собралось море» и как радостная толпа до хрипоты требовала «Короля! Короля!» (Бриджет охотно изобразила это в лицах), покуда на балконе Букингемского дворца не появился король.

– А колокола-то, колокола, – подхватил Кларенс, – в жизни такого не слыхивал. Все лондонские колокола разом возвестили мир.

– Прекрасное пленяет навсегда, – сказала Памела.

Свою шляпку, вместе со шляпными булавками, а также верхнюю пуговицу блузы Бриджет потеряла в толпе.

– Такая давка была – меня аж от земли подняли, – захлебывалась она.

– Боже, что за гвалт.

В кухне появилась заспанная и совершенно прелестная Сильви, в ажурной накидке, с длинной растрепанной косой во всю спину. Кларенс вспыхнул и уставился в пол. Приготовив на всех какао, Сильви благосклонно выслушала повторные рассказы Бриджет, но в конце концов новизна этого ночного бдения отступила перед общей сонливостью.

– Завтра как обычно, – сказал Кларенс и отважно чмокнул Бриджет в щеку, прежде чем отправиться к своей матушке.

В общем и целом день выдался необыкновенный.

– Как по-твоему, миссис Гловер очень рассердится, что мы ее не разбудили? – шепотом спросила Сильви, поднимаясь с Памелой наверх.

– Да просто озвереет, – ответила Памела, и они рассмеялись, как заговорщицы, совсем по-женски.

Урсула, вновь заснув, увидела во сне Кларенса и Бриджет. Они бродили по запущенному саду в поисках потерянной шляпки. Кларенс плакал: по здоровой щеке катились настоящие слезы, а на жестяной щеке слезы были нарисованы, как рисуют дождевые капли, сбегающие по нарисованному окну.

Наутро Урсула проснулась в жару, с ломотой во всем теле.

– Красная как рак, – отметила миссис Гловер, которую Сильви призвала для совета.

Бриджет тоже не могла встать с постели.

– Ничего удивительного, – изрекла миссис Гловер, осуждающе сложив руки под пышной, но неаппетитной грудью.

Урсула боялась, что выхаживать ее станет миссис Гловер.

Дыхание Урсулы, резкое и неровное, будто бы загустело в груди. Мир гремел и перекатывался, подобно морю в гигантской раковине. Перед глазами висела приятная дымка. Трикси запрыгнула к ней на кровать и устроилась в ногах; Памела читала вслух «Красную книгу сказок», но слова, начисто лишенные смысла, пролетали мимо. Лицо Памелы то расплывалось, то приобретало четкие контуры. Пришла Сильви и стала пичкать Урсулу бульоном, но жидкость не лезла в горло, и Урсула выплевывала бульон прямо на постель.