— А если я отдам тебя Благим, это прекратится?

Я посмотрела ей в глаза. Глаза, в которых осталось куда меньше рассудка, чем требовалось.

— Не знаю.

— А что говорит Богиня?

— Не знаю.

— Она говорит с тобой, Мередит, не отпирайся. Но берегись! Это тебе не христианский бог, она тебя не помилует. Это она меня создала.

— У Богини много лиц, — сказала я.

— Верно. Но понимаешь ли ты, Мередит, что это значит?

Я только кивнула.

— Так наслаждайся своим Рисом, пока можешь — потому что, как только ты сядешь на золотой трон, мои стражи вернутся ко мне. Они охраняют только членов моей династии.

— Но я не дала согласия…

Она жестом велела мне замолчать.

— Я уже не знаю, как сберечь мой народ и наши обычаи. Мне казалось, что спасение может быть в тебе, но ты, спасая волшебную страну, уничтожаешь обычаи Неблагих. Богиня предлагала тебе выбрать способ возвращения нашей страны к жизни?

— Да, — очень тихо сказала я.

— И что был за выбор? Кровавая жертва или секс?

— Да, — ответила я, не сдержав удивления.

— Не удивляйся так по-дурацки, Мередит. Я не всегда была королевой. Когда-то любого правителя выбирала Богиня. Чтобы скрепить свои узы со страной, я выбрала кровь и смерть. Выбрала путь Неблагих. А ты, ты что выбрала, дитя моего брата?

В глазах у нее что-то предостерегало меня от правдивого ответа, но солгать я не могла. Об этом — никак не могла.

— Жизнь. Я выбрала жизнь.

— Ты выбрала путь Благих.

— Если есть путь обретения власти, который никому не стоит жизни, почему нельзя его выбрать?

— Чью жизнь ты пощадила?

Я облизала внезапно пересохшие губы.

— Не спрашивай.

— Дойла?

— Нет, — сказала я.

— Тогда чью?! — рявкнула она.

— Аматеона, — созналась я.

— Аматеон. Твое новейшее приобретение. Он вместе с Келом отравлял тебе детство. Почему?!

— Я не знаю, тетя.

— Почему?

— Что «почему»? — спросила я.

— Почему ты его пощадила? Почему не убила, возвращая жизнь стране? Он жертвовал собой добровольно!

— Но зачем его убивать, если есть другой выход?

Она с горечью покачала головой:

— Вот твое отличие от Неблагих, Мередит.

— Мой отец, твой брат, поступил бы так же.

— О нет, мой брат был Неблагой.

— Отец учил меня, что все живое в волшебной стране, от мала до велика, имеет свою ценность.

— Не верю, — сказала она.

— Так было, — сказала я.

— Полосуя Кристалла, я видела перед собой тебя. Только одно не дает мне отправить тебя к Благим, Мередит, — что в таком случае мне придется войну развязывать, чтобы тебя убить. Не хочу терять возможность запытать тебя до смерти. А когда ты умрешь, твоя магия рассеется — и предательница-богиня, сменявшая меня на тебя, рассеется вместе с ней.

— Неужели ты обречешь на гибель всю нашу страну за то, что она не такая, как ты хочешь? — в потрясении спросил Холод.

— Нет. И да.

На этих словах зеркало опустело. Мы смотрели в глаза собственным отражениям, бледным и потрясенным. Что бы сегодня ни случилось хорошего, расплатились мы за это сполна.

Мне надо было лечь и отдохнуть хоть немного, ночь впереди предстояла трудная. Но одну меня не оставят, даже чтобы дать мне поспать. Помня о коварстве Тараниса и о том, что в любую минуту в зеркало может заглянуть Андаис, Рис с Холодом просто не хотели оставлять меня в одиночестве. Переспорить их мне не удалось бы, так что я и не пыталась. Попросту начала раздеваться, намереваясь забраться в кровать.

Будь здесь Холод и Дойл, они остались бы оба и мы спали бы втроем или занялись чем-нибудь поинтересней. Но с Рисом и Холодом вместе я никогда даже не лежала в одной кровати. Когда я разделась, они переглянулись, и после неловкой паузы Рис сказал:

— Я хотел заняться с тобой сексом до того, как появятся гоблины, но этот взгляд у Холода я помню.

— Какой взгляд? — спросил Холод.

А мне спрашивать не пришлось, потому что я сама видела, и помнила тоже. Неуверенность и потребность в утешении были написаны на лице Холода, в глазах, в линии губ.

— Мне нужен секс, — сказал Рис. — Но тебе нужно утешение, а это занимает больше времени.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — холодно бросил Холод.

Лицо опять превратилось в надменную маску, минутный проблеск неуверенности скрылся под многолетней дворцовой выучкой.

Рис улыбнулся:

— Не переживай, Холод. Я все понимаю.

— Нечего тут понимать, — не сдавался Холод.

Я голой забралась под простыню, слишком усталая, чтобы волноваться, кто из них выиграет спор, а потому просто улеглась на подушку и ждала того из них, кто останется со мной. Я так устала, так была перегружена впечатлениями дня, что мне не важно было, кто будет со мной спать, лишь бы кто-то спал.

— Дойл для тебя не просто командир, Холод. Вы веками были не разлей вода. Тебе его не хватает.

— Нам всем его не хватает, здорового и в строю, — ответил Холод.

Рис кивнул:

— Верно, но только ты и Мерри так глубоко переживаете эту потерю.

— Не пойму, о чем ты говоришь, — сказал Холод.

— Ладно, замнем.

Рис глянул на меня, будто спрашивая, поняла ли я. Мне казалось, что поняла. Я похлопала по одеялу.

— Иди сюда, Холод. Поспи со мной.

— Дойл велел мне охранять тебя, пока он сам не может.

Я улыбнулась, глядя, как он тщетно пытается сохранить невозмутимость.

— Ну так забирайся в кровать и охраняй меня.

— Напомню, что ты обещала мне секс, и отказываться я не намерен, — сказал Рис.

Холод остановился, не дойдя до кровати.

— Мы никогда не были с тобой и принцессой втроем.

— И не будем, — кивнул Рис. — Я не против разделить постель с новичками, потому что меня Мерри любит больше, чем их. — Он улыбнулся, и я улыбнулась в ответ. Но его лицо тут же посерьезнело, и даже слишком. — А вот делить ее с тобой и видеть, как Мерри на тебя смотрит… Нет, это не по мне. Я знаю, что вас с Дойлом она любит больше, но не хочу, чтобы мне этим в глаза тыкали.

— Рис, — сказала я.

Он качнул головой и выставил ладонь вперед:

— Не пытайся щадить мое самолюбие. А то тебе придется врать, а врать сидхе не должны.

Тогда вмешался Холод:

— Я не хотел причинять тебе боль, Рис.

— Ты не можешь перестать быть собой, а она не может и тебя не любить. Я пытался тебя возненавидеть, но не смог. Если она от тебя забеременеет, и мне придется вернуться к Андаис — вот тогда я тебя возненавижу. А до тех пор постараюсь сносить свою участь не без достоинства.

Мне хотелось как-то разрядить обстановку, но что я могла сказать? Рис прав: чтобы его утешить, оставалось только солгать.

— Я никак не хочу тобой пренебрегать, мой белый рыцарь, — сказала я.

Рис улыбнулся:

— Ты столь же бела, как и я, моя принцесса. И все мы знали с самого начала, что королем станет только один. Даже я считаю, что Дойл с Холодом вдвоем составили бы тебе отличную компанию на троне. Очень грустно, что из них двоих тоже один окажется победителем, а второй — побежденным.

С этими словами Рис вышел и закрыл дверь за собой. Мне слышно было, как он говорит что-то собакам, сидевшим прямо у двери. На время разговора с Андаис мы предпочли их выставить, потому что когда она дотрагивалась до черных псов, ни один не изменился под ее прикосновением. Волшебство ее не признало, и ей это очень не нравилось. Холод боялся, что равнодушие собак означает его неполноценность как сидхе. Андаис попросту злилась, что возрождающаяся магия обходит ее стороной. Ведь она королева, вся магия ее двора должна ей подчиняться — а она не хотела.

Я чуть не крикнула, чтобы Рис впустил собак, но вовремя вспомнила, что они будут напоминать Холоду о его страхах. Дверь закрылась тихо, но плотно, и я осталась наедине с моим стражем.

Холод снял пиджак; теперь мне видно стало, сколько на нем оружия. И пистолетов, и ножей — Холод всегда снаряжался как на войну. Я насчитала четыре пистолета и два ножа на кожаных ремнях. И наверняка были еще, потому что у Смертельного Холода всегда бывало при себе больше оружия, чем удавалось разглядеть.