— Знаете, с вашей стороны крайне дерзко являться сюда и меня допрашивать, — процедила Аннабел, поскольку не желала отвечать на этот вопрос и объяснять, что Джулиана вечно сует нос в чужие дела, и что она не верит в способность Найтли понять, в какое ужасное положение он ее поставил своей просьбой.

— Я приехал только для того, чтобы извиниться. Допрос был вызван океанами домашних драм, свидетелем которых я стал в этой гостиной. Кроме того, я добился успеха не потому, что постоянно отходил в сторону, — напомнил он девушке, которая всю жизнь умело лавировала, отступая на шаг вправо или влево. Лишь бы не оказаться у кого-то на пути.

— И что это должно означать? — усмехнулась она.

— Будьте смелой, Аннабел. Будьте дерзкой, — тихо, настойчиво попросил Найтли, и несмотря ни на что, она захотела стать именно такой. — Мне это нравится. И возможно, идет вам больше, чем вы сознаете.

— Я пыталась, — ответила она тоскливо… Ведь храбрость и отвага дались ей нелегко. Это был сознательный, намеренный поступок. И с каждым новым успехом ей приходилось вступать в битву со Старой Аннабел, которая так и не исчезла до конца.

Старая Аннабел никогда не ссорилась с подругами. Но ведь и Найтли никогда не приезжал к Старой Аннабел.

— Я знаю, что вы пытались. Так усердно, что теперь каждую неделю мы печатаем четыре тысячи дополнительных экземпляров, — улыбнулся Найтли.

Обычный тираж был десять — двенадцать тысяч. Теперь же он взлетел до шестнадцати. Это действительно хорошо. И она позволила себе насладиться новостью.

Оба поморщились, услышав громкий лязг на кухне и вопли Бланш, устремившейся в глубь дома.

Найтли встал и закрыл дверь. Аннабел не возразила.

— Вы не ответили на мой вопрос, — настаивал Найтли, подходя к ней. — Насчет Джулианы. Мое извинение…

— Я повздорила с ними, — пожала Аннабел плечами. — Они считают меня дурой. И я определенно чувствую себя таковой. Не хочу об этом говорить. Не могу.

Найтли шагнул к ней, осторожно приподнял подбородок, чтобы заглянуть в голубые глаза.

— Ничего не говорите, Аннабел, — пробормотал он, опуская голову.

И поцеловал ее.

Найтли. Поцеловал. Ее.

В один из худших дней ее жизни.

Сначала она ощутила жар его губ. Его близости. Это была особенная жара, невыносимая, дающая жизнь буйному пламени.

Теперь, согревшись, Аннабел поняла, как долго пребывала в холоде.

Теплая мужская ладонь на ее щеке, тепло его тела, окутавшее ее, и тепло от губ на ее губах.

Началось с нежного прикосновения. И перед глазами Аннабел засияли звезды. Ее первый поцелуй. Единственный в жизни. Поцелуй любимого мужчины. Только одно это уже стоило долгого ожидания.

Да, кроме наслаждения и звезд в глазах она чувствовала нечто вроде торжества. Аннабел ждала этого. Боролась за это. Заслужила это. И будет наслаждаться каждой восхитительной минутой.

Но тут поцелуй стал другим. Найтли раздвинул ее губы губами. Ее податливые губы…

Он безмолвно требовал подчинения, и она подчинилась, поскольку безгранично доверяла ему и самозабвенно следовала любому приказу. Аннабел понятия не имела, к чему это приведет, но знала, что не попадет в рай в одиночку.

Поцелуй был совсем не таким, как она представляла. Не представляла такого волшебства. Она впустила его. И осмелилась упиваться его вкусом. Совсем как он — ее…

Аннабел вздохнула, и он поймал этот вздох губами. Вздох полного удовлетворения. Нет, не полного. Это был вздох полного наслаждения, испытанного впервые в жизни. Вздох, который мог вызвать только Найтли.

Он обнял ее за талию, чуть повыше изгиба бедер. Ласка обладателя… А она хотела, чтобы ею обладали.

Аннабел вцепилась в лацканы его фрака. Ее мир бешено кружился, — как в волшебной сказке, — и у нее кружилась голова от восторга. Но ей требовались физические, земные ощущения, чтобы сознавать: это не очередной полет фантазии.

Она продолжала держаться за его лацканы.

Его щека к ее щеке. Немного шершавая. Такая мужская.

Его запах, неописуемый, пьянящий. Она хотела дышать им вечно.

Его дыхание, ее вздохи. Тихие звуки, говорившие о близости и страсти.

Биение ее сердца.

Его вкус.

Его губы, твердые, решительные, щедрые, горячие и властные — на ее губах.

Она таяла у него на груди.

Готовая сделать все, что он хочет. И жаждала, чтобы он понял, сколько значит для нее его поцелуй. Она целовала его со всем накопившимся за годы желанием. И самым удивительным, чудесным, поразительным была его страсть, не уступавшая ее собственной.

Кофейня «Галлоуэй»

Как и в каждое субботнее утро, Найтли сидел с газетой и чашкой горячего кофе в кофейне «Галлоуэй». Его любовь к газетам была безгранична. Он также любил атмосферу в кофейне — густой запах кофе, смешанный с дымом сигар и черут. Шелест газетных листов. Гул голосов.

Он очень нуждался в отдыхе. В крепком кофе. Ибо не спал всю ночь.

Кроме того, ему требовалось отвлечься, но это оказалось невозможным.

Он поцеловал Аннабел.

Застенчивую, тихую Пишущую Девицу номер четыре.

Какое безумие овладело им? Он не знал. Но какая-то сила, над которой он не имел власти, подвигла его пересечь эту омерзительную гостиную, приподнять ее подбородок и завладеть губами.

Какой это был поцелуй!

Он так заворожил Дерека, что тот почти не мог думать ни о чем ином. Сладостная, дорогая Аннабел. Она целовала его безыскусно и с энтузиазмом, от которого он потерял голову.

Поцелуй не был рассчитан на то, чтобы доставить наслаждение, как это делают любовницы, но от этого казался еще более обольстительным. Поцелуй ради самого поцелуя…

Найтли осознал это в тот момент, когда их языки сплетались, хотя он точно знал, что это ее первый поцелуй, от которого у него теснило в груди и не хватало воздуха. Скрытый смысл этого поцелуя был очевиден… Но черт с ним, со скрытым смыслом, ведь он сделал, что хотел! Воспоминание о вкусе, прикосновении не давали заснуть ночью, пробуждая бесстыдные мечты. Он искал и получил облегчение. И все же жаждал Аннабел.

Пытаясь вернуться к привычной жизни, Дерек решил спокойно перечислить факты.

Факт: Аннабел его служащая. И хотя ни один закон не запрещал ему овладеть своей служащей, если таково будет его желание… это казалось… неправильным. Некрасивым. И означало бы, что он воспользовался своим положением. Дело не в том, что он искал наслаждения, но постоянно думал о наслаждениях, которые сможет испытать с Аннабел.

Факт: Аннабел жила с сильными претендентами на сомнительное звание «Худших родственников Лондона». Семейка обращалась с ней, как со служанкой. На его глазах Аннабел буквально съежилась под злобным взглядом миссис Фурии Свифт, при виде которой вспоминался особенно гнусный школьный надзиратель.

Аннабел не служанка, она прекрасная женщина и талантливый автор, о чем в Лондоне знали все, кроме ее родных.

Общество ликвидации женской неграмотности, подумать только! Разумеется. Ее никогда не расспрашивали, вернее, не удостаивали вниманием. Как она говорила, они скорее всего не поверили бы, закажи он на первой странице ее портрет вместе с заявлением, что она и есть Дорогая Аннабел, и доставив газету к их двери.

Найтли почти решился сделать это, если бы не…