— Американцем? — вскинулся адмирал. — А чего вы ждали? Проклятые мерзавцы! Да они сами каторжники, по большей-то части, а остальные — безродные дворняжки! Они же спят с черными женщинами, Обри — я из надежных источников знаю, что они спят с черными женщинами! Предатели, их повесить мало, всю эту чертову шайку! Так значит малый, которого вы повысили до мичмана, сбежал, да еще и англичанина подбил в придачу? Вот вам американская благодарность! Да и чего ждать: мы до шестьдесят третьего защищали их от французов, и как они с нами обошлись? Я скажу как, Обри — укусили руку, которая кормила их! Подонки. И вот теперь ваш американский мичман подбивает на побег одного из каторжан. Впрочем, тот небось тоже хорош! Осужден, наверняка, за отцеубийство или за гнусный разврат, а то и за все сразу! Птицы одного полета, Обри, птицы одного полета!

— Очень верно, сэр, очень верно. И стоит раз изваляться в дегте, больше уже не отмоешься.

— Деготь отмывается скипидаром, Обри, венецианским скипидаром.

— Именно, сэр. Но должен отдать должное молодому американцу — кстати, он здорово помог нам во время эпидемии, работая в качестве помощника хирурга — речь не совсем о каторжанине, а о каторжанке — привилегированной американской заключенной, размещавшейся в отдельной каюте. Именно с ней он и сбежал, с необычайно привлекательной юной леди по имени миссис Уоган.

— Уоган? Луиза Уоган? Темные волосы, голубые глаза?

— Цвета глаз я не заметил, сэр, но она была очень красива. И уверен, что звали ее Луиза. Вы были знакомы с ней, сэр?

Адмирал Друри залился румянцем. Да, мол, ему как-то приходилось встречаться с Луизой Уоган: знакомая его кузена Воулза, младшего лорда Адмиралтейства, знакомая миссис Друри. Кто бы мог подумать про Ботани-Бей? Имя весьма распространенное, простое совпадение, наверное. Видимо, вовсе не та женщина. Кстати, припомнил вдруг адмирал, у его миссис Уоган глаза были светло-карие. Да и к чему им вдаваться в такие детали, Обри пора продолжать доклад.

— Слушаюсь, сэр. Итак, установив новый руль, мы вышли в море, держа курс на Порт-Джексон — Ботани-Бей. Через два дня был замечен, далеко под ветром, тот самый китобой, но мне посоветовали, то есть, я, так сказать, пришел к выводу, что не должен начинать погоню: миссис Уоган имеет американское гражданство, а в нынешней напряженной ситуации насильственное изъятие ее с борта американского судна могло вызвать политические осложнения. Полагаю, сэр, они не объявили нам войну?

— Нет. По крайней мере, я об этом не слышал. Надеюсь, что объявят — у них ни одного линейного корабля, а только на прошлой неделе три их «купца» прошли мимо Амбойны — что за призы!

— Что верно, то верно, сэр, хороший приз нам бы не помешал. Итак, мы проследовали в Порт-Джексон, где выяснилось, что капитан Блай уже уладил все свои проблемы. Оказалось, что местные власти не могут выделить нам ни единого орудия или клочка парусины. Пеньки очень мало. Краски тоже нет. Отчаявшись получить что-либо от военного командования — оно, похоже, категорически настроено против флота со времен вступления в должность мистера Блая — я выгрузил каторжников и как можно скорее отправился на рандеву с вами. Этим, осмелюсь заметить, объясняется состояние вверенного мне корабля.

— Уверен, вы сделали все возможное, Обри. Проявили себя с самой лучшей стороны, богом клянусь, и я очень рад видеть вас здесь. Господи, я думал, вы давно уже отдали концы и потонули в пучине, а миссис Обри выплакала все свои очаровательные глазки. Не то, чтобы она уже похоронила вас: пару месяцев назад, с «Фалией», я получил от нее письмо с просьбой переслать кое-какие вещи — книги и чулки, помнится — в Новую Голландию, поскольку вы, де, наверняка обретаетесь где-то там. «Бедняжка, — подумалось мне, — она беспокоится о хладном трупе». Милое такое письмецо, кажется, я его сохранил. Верно, — продолжил Друри, роясь среди бумаг, — вот оно.

Вид знакомого почерка со страшной силой подействовал на Джека, на миг он готов был даже поклясться, что слышит ее голос, на один миг он очутился вдруг в гостиной в Эшгров-Коттедж, в Хэмпшире, за полмира отсюда, а супруга сидит за столом напротив: высокая, элегантная, любимая и такая родная. Но на самом деле фигура на другой стороне стола принадлежала суровому контр-адмиралу белого флага, который в этот миг изрекал, что все жены одинаковы, даже жены морских офицеров: по их мнению, любая станция, где может объявиться корабль, обязана иметь почтовое отделение, готовое без минутной задержки вручать корреспонденцию адресату. Вот почему моряков так часто плохо встречают дома и осыпают упреками, что редко писали — наши благоверные все одинаковы.

— Только не моя, — возразил Джек, но не вслух, поэтому адмирал без помех продолжил.

— Адмиралтейство тоже не списало вас. Вы назначены на «Акасту», а Беррел прибыл сюда много месяцев назад, чтобы принять «Леопард». Но он помер от кровавого поноса, как и половина его офицеров и вообще многие тут, и что мне делать теперь с «Леопардом», ума не приложу. Пушек у меня нет кроме тех, что можно взять у голландцев, а ядра наши, как вам прекрасно известно, не подходят к голландским орудиям. А без пушек его можно использовать только как транспорт. Старика надо было переоборудовать в грузовое судно еще лет десять, а то и пятнадцать назад. Но это не имеет отношения к повестке дня. Что вам нужно сделать, Обри, так это незамедлительно доставить свои пожитки на берег, потому как «Ля Флеш» зайдет сюда по пути из Бомбея. Им командует Йорк. Корабль заглянет к нам на минутку, чтобы забрать почту, после чего помчится в Англию, трепещущий, будто стрела. Как стрела, Обри.

— Есть, сэр.

— «Флэш» по-французски значит «стрела», Обри.

— Правда? Я и не знал. Отлично, сэр. Ей-богу, здорово. Трепещущий как стрела — я должен повторить это выражение.

— Будьте любезны, причем можете выдать за свое. И если Йорк не промедлит, не станет рыскать по Зондскому проливу, волочась за призами, вы вполне успеете захватить муссон, который как на крыльях перенесет вас через океан. А теперь вкратце расскажите о состоянии вашего корабля. Разумеется, его необходимо сохранить, но я должен получить общее представление. И еще: сколько матросов у вас на борту — вы даже не представляете, какой у меня людской голод. Никакой каннибал не испытывал такого.

За сим последовала изобилующая сложными техническими терминами дискуссия, в ходе которой были извлечены на свет все недостатки бедняги «Леопарда»: состояние его футоксов и никуда не годные кницы. Из дискуссии вытекало, что располагай даже адмирал пушками, чтобы вооружить корабль, тот не смог бы нести их — настолько изношен был его корпус, а гниль, начавшаяся с кормы, распространялась с пугающей скоростью. Разговор этот, хотя и унылый, велся совершенно дружелюбно, ни единого резкого слова не прозвучало до тех пор, пока речь не зашла о «свите» капитана: офицерах, мичманах и тех нижних чинах, которые по флотскому обычаю следовали за своим командиром с одного корабля на другой.

Придав себе вид ложного сожаления, адмирал заметил, что жестокая необходимость диктует ему удержать всех вышеозначенных лиц при себе.

— Хотя хирурга можете забрать с собой, — добавил Друри. — Дело в том, что я получил несколько приказов отослать его обратно с первым же кораблем. А еще ему следует незамедлительно прибыть с рапортом к мистеру Уоллису, моему советнику по политическим вопросам. Да-да, можете забирать его с собой, и это огромная уступка с моей стороны. Пойду даже дальше, и позволю вам сохранить своего вестового, хотя «Ля Флеш» наверняка способен предоставить вам любое количество таковых.

— Как же так, сэр! — взвился Джек. — А мои лейтенанты? Баббингтон, следовавший за мной с самого первого моего капитанства? Мичманы? Шлюпочная команда? Всю лодку одним махом? Разве это справедливо, сэр?

— Какую лодку, Обри?

— Что, сэр? А, я не имел в виду конкретного судна — это аллюзия из Библии. Зато хотел сказать, что это попирает все неписанные законы флота…