Литмир - Электронная Библиотека

Каковы же были итоги 25-летнего пребывания Фе­огноста на кафедре «митрополита Киевского и всея Руси»? Какое политическое наследство оставил он сво­им преемникам?

Митрополиты Кирилл, Максим и Петр действовала в обстановке частой смены князей на великом княже­нии Владимирском, в обстановке крайней политической нестабильности как в Северо-Восточной, так и в Юго-Западной Руси. Митрополит Феогност 25 лет своего правления имел дело всего лишь с двумя великими князьями Владимирскими — Иваном Калитой и Семе­ном Гордым. Оказавшись перед лицом существенно из­менившейся политической системы в Северо-Восточной Руси, он должен был выработать и новую линию по­ведения главы церкви или же отстоять старую линию в новой обстановке. Митрополит предпочел второй путь. Суть его линии — в намеренной отстраненности митрополичьей кафедры от политической борьбы, ко­торую вели московские князья. Лишь в тех случаях, когда интересы сторон совпадали или же когда под угрозой оказывалось личное благополучие митрополи­тов, они шли на компромисс с московскими князьями. Позиция выжидательного нейтралитета, которую мит­рополиты-византийцы, следуя примеру Феогноста, за­нимали практически до самого момента установления автокефалии русской церкви в 1448 г., тормозила про­цесс формирования Русского централизованного госу­дарства. Именно это равнодушие Феогноста к москов­скому делу было главной причиной пренебрежения к его памяти со стороны московских князей, столь ярко проявившегося в загадочном на первый взгляд эпизо­де 1474 г., с которого мы и начали рассказ о «забытом чудотворце».

Небесный   человек

«Новую тя показа тварь Зиждитель, всеблаженне Алексие, земна ангела и небесна че­ловека».

Акафист Алексию, святителю Московскому,  икос  7.

Каких только проектов не возникало в середине XIV в. в хитроумных головах византийских полити­ков, чувствовавших, как задыхается древняя империя в тисках османского нашествия! Одни мечтали о том, чтобы, используя русскую церковь как посредницу, натравить Золотую Орду на османов и традиционным способом уничтожить варваров руками варваров. Другим грезилось могущественное православное цар­ство в Восточной Европе, духовными вождями кото­рого станут греческие иерархи. Они приведут несмет­ные силы славян и литовцев для защиты Царьграда и империи от турок. Третьи предполагали исполь­зовать русские земли как золотую монету в торговле с католическим миром: византийские иерархи, стояв­шие во главе русской церкви, закрывают глаза на распространение католичества в Восточной Европе, даже первыми идут на унию с Римом, а в обмен на эти уступки папская курия организует военную по­мощь Византии против турок.

Ситуация усложнялась появлением в Восточной Европе быстро растущего молодого государства — Великого княжества Литовского. Его правители, деды и прадеды которых были закоренелыми язычниками, вели своеобразный торг, принимая то православие, то католичество. Случалось, они и вовсе сбрасывали личину христиан и безжалостно убивали проповед­ников «слова божьего».

К середине  XIV  в. литовские  князья  захватили огромную часть территории Юго-Западной Руси, поч­ти всю современную Белоруссию. Они контролирова­ли Волынь, среднее Поднепровье, простирали руку над Северской Украиной. Земли бывшего Галицкого княжества были захвачены польскими феодалами. Польский король Казимир теснил Литву, получая поддержку от Венгрии и папской курии.

Одним из активных участников церковно-полити-ческой борьбы в Восточной Европе была Золотая Орда. Прищуренные глаза «кибиточных политиков» с птичьей зоркостью различали все сколько-нибудь значительные события, происходившие в тогдашнем мире. Ордынскую дипломатию сильно беспокоило усиление Литвы. Еще основатель литовского государ­ства князь Миндовг в середине XIII в. дважды нано­сил поражение ордынским отрядам, вторгавшимся в его владения. Особенно окрепла и усилилась Литва в правление великих князей Гедимина (1316—1341) и его сына воинственного Ольгерда (1345—1377). Собственно литовские земли, Аукштайтия и Жемай-тия, составляли лишь около 1/10 от всей территории Великого княжества Литовского в период его расцве­та. Остальное — восточнославянские земли Белорус­сии, Украины, Великороссии, частью захваченные ли­товскими князьями, а частью добровольно принявшие подданство в надежде найти таким путем защиту от набегов ордынцев и орденских рыцарей.

Стратегической линией ордынской дипломатии бы­ло раздувание вражды между Великороссией и Лит­вой. Беспокойство Орды становится особенно понят­но, если принять мнение некоторых историков о том, что объединение Великого княжества Литовского, большая часть населения которого говорила по-рус­ски и исповедовала православие, и Великороссии в единое государство, или хотя бы возможность проч­ного союза между ними были отнюдь не беспочвен­ной  мечтой,  а  реальной политической перспективой.

Объединение этих земель под единой духовной властью митрополита Киевского и «всея Руси» было существенной предпосылкой для политического объеди­нения. Оно способствовало поддержанию мирных от­ношений между московскими и литовскими князьями. Все это прямо противоречило целям ханской дипло­матии.

В константинопольской патриархии господствова­ла традиционная точка зрения о необходимости со­хранения единства русской митрополии. Однако под давлением обстоятельств греки порой вынуждены бы­ли уступать. Уже в начале XIV в. по требованию польского короля выделилась самостоятельная Галицкая митрополия, которую на протяжении первой половины XIV в. патриархия то упраздняла, то вновь открывала. Последний раз Галицкая митрополия бы­ла закрыта в результате настойчивых требований митрополита Феогноста в 1347 г. Рост могущества Литвы не оставлял сомнений в том, что вскоре осо­бого митрополита потребует и князь Ольгерд.

Вопрос о путях сохранения единства митрополии сильно беспокоил Феогноста. Он предвидел, что не­медленно после его кончины в Константинополь уст­ремятся несколько кандидатов на кафедру. Победа одного из них тотчас вызовет раскол митрополии. Если же патриарх направит на Русь своего человека, отвергнув всех местных соискателей, то этому иерар­ху невозможно будет устоять перед дружной нена­вистью его неудачливых конкурентов и их светских покровителей.

Не желая оставлять столь важное дело на волю случая, Феогност уже давно присматривал среди рус­ских человека, который, пользуясь прочной поддерж­кой одного из ведущих политических центров, имел бы шансы быть признанным и в других частях об­ширной русской митрополии. Со временем мысли Феогноста все чаще обращались к московскому мона­ху Алексею.

Ни Петр, ни тем более Феогност не оставили столь глубокого следа в русской истории, какой суждено было оставить Алексею. Подлинные черты личности этого иерарха со временем исчезли под шелухой сла­вословия и трафаретных эпитетов. В середине XV в. Алексей был причислен к «лику святых». Рака с его «мощами» и по сей день является одной из наиболее почитаемых святынь русской церкви. Каким же он был на самом деле, этот «земной ангел и небесный человек», как именуют его церковные песнопения?

Сын черниговского боярина Федора Бяконта, пе­ребравшегося в Москву во второй половине XIII в., будущий митрополит был крестником самого Ивана Калиты. Год его рождения неизвестен. Вероятно, он появился на свет в самом начале XIV в. Младенец в крещении был наречен Елевферием. Это трудное для русского слуха имя в обиходе произносили про­ще— Алферий, Алфер.

Отец Алферия входил в число 10—12 знатнейших московских бояр, составлявших своего рода прави­тельство, главой которого был князь. Есть сведения, что князья настолько доверяли Федору, что даже оставляли его московским наместником на время своих отлучек. Перед боярским сыном открывалась проторенная дорога военной службы. Однако Алфе-рий избрал иной путь. Он с детства отличался рели­гиозной экзальтированностью и одновременно живым умом, незаурядными способностями и богатым вооб­ражением. Вскоре он уходит из мира и затворяется в стенах московского Богоявленского монастыря. Здесь он принял постриг и получил монашеское имя Алексея. По традиции первая буква мирского и мо­нашеского имени совпадали.

15
{"b":"196474","o":1}