4. Литературный дебют. «Камин» и «Камины». Первые шаги в поэзии В одиннадцатом номере журнала И. А. Крылова и А. И. Клушина «Санкт-Петербургский Меркурий» было напечатано стихотворение «К камину». Василий Пушкин скрыл свое имя за подписью «…нъ». Издатель — прозаик, поэт, драматург Александр Иванович Клушин — в примечании так представил пока неизвестного автора: «Сочинитель сего послания есть молодой, с отличными сведениями человек. Будучи столь же скромен, как и просвещен, пишет он не из тщеславия. Друг Муз, друг уединения сидит перед камином, размышляет, и Камин его трогает чувствительное сердце читателя»[98]. Любезный мой камин! — товарищ дорогой, Как счастлив, весел я, сидя перед тобой. Я мира суету и гордость забываю, Когда, мой милый друг, с собою рассуждаю, Что в сердце я храню, то знаю я один, Мне нужды нет, что я не знатный господин, Мне нужды нет, что я на балах не бываю И говорить бон-мо насчет других не знаю, Бо-монда правила не чту я за закон, И лишь по имени известен мне бостон. Обедов не ищу, незнаем я, но волен, О, милый мой Камин, как я живу доволен! Читаю ли я что иль греюсь, иль пишу, Свободой, тишиной, спокойствием дышу (119). Начало многообещающее. Словно почувствовав ветер литературных перемен, Василий Пушкин ориентируется на то новое, что внес Н. М. Карамзин в русскую литературу, — интерес к внутреннему миру образованного дворянина, к жизни частного человека, отказ от материальных ценностей и утверждение ценностей духовных. Размышления сочинителя пронизаны легкой грустью. Но как меняется тон его повествования, когда идеалу уединенной жизни с книгами и творчеством он противопоставляет тех, кто живет в кругу светской суеты: Пусть Глупомотов всем именье расточает И рослых дураков в гусары наряжает, Какая нужда мне, что он развратный мот? Безмозглов пусть спесив. Но что он? Глупый скот! Который, свой язык природный забывая, В атласных шлафорках блаженство почитая, Как кукла рядится, любуется собой, Мня в плен ловить сердца французской головой. Он, бюстов накупив и чайных два сервиза, Желает роль играть парижского маркиза. А господин маркиз, того коль не забыл, Шесть месяцев назад здесь вахмистром служил. Пусть он дурачится! Нет нужды в том ни мало; Здесь много дураков и будет, и бывало. Прыгушкин, например, все счастье ставит в том, Что он в больших домах вдруг сделался знаком, Что прыгать л’екосез, в бостон играть он знает, Что Адриан его по моде убирает, Что фраки на него шьет славный здесь Луи, И что с графинями проводит дни свои, Что все они его кузином называют, И знатные к нему с визитом приезжают. Но что я говорю? Один ли он таков? Бедней его сто раз сосед мой Пустяков, Другим дурачеством Прыгушкину подобен: Он вздумал, что послом он точно быть способен, И чтоб яснее то и лучше доказать, Изволил кошелек он сзади привязать, И мнит, что тем он стал политик и придворный, А Пустяков, увы! советник лишь надворный… (119–120). Что и говорить: целая галерея сатирических портретов! И это еще не всё. Далее она дополнена портретом Змееяда, доставшего себе неправдою имение: он …заставляет тех в своей передней ждать. Которых может он, к несчастью, угнетать (120). Еще один портрет: Низкопоклонов тут, с седою головою, С наморщенным челом, но с подлою душою (120). Появляются в стихотворении и Скотинин, «сущий пень, но всеми уважаем», и бездельник Плутов, который «все имение, деревни, славный дом» достал воровством и пронырством. Конечно, имена говорят сами за себя. Но в острых характеристиках, которые дает персонажам сочинитель, — еще и мастерство, и наблюдательность, и сатирическая традиция. Герои Василия Пушкина заставляют вспомнить персонажей Д. И. Фонвизина: Скотинин Василия Львовича сродни Скотинину из комедии «Недоросль». Вполне вероятно, что автора «Камина» вдохновляла и сатирическая сказка И. И. Дмитриева «Модная жена». Она была написана в 1791 году, в 1792-м напечатана в карамзинском «Московском журнале» и пользовалась большой популярностью, многие ею восхищались. По свидетельству Ф. Ф. Вигеля, «…„Модную жену“… начали дамы знать наизусть»[99]. В «Старой записной книжке» П. А. Вяземского, сохранился забавный рассказ о госте И. И. Дмитриева — московском священнике: «Он не любил митрополита Филарета и критиковал язык и слог проповедей его. Дмитриев… защищал его. — Да помилуйте, ваше превосходительство, — сказал ему однажды священник, — ну таким ли языком писана Ваша „Модная жена“?»[100] Эту стихотворную сказку высоко ценил А. С. Пушкин. В. Л. Пушкин ставил ее наравне с творениями Г. Р. Державина и Н. М. Карамзина: Люблю Державина творенья, Люблю я «Модную жену», Люблю для сердца утешенья Хвалу я петь Карамзину (161). Трудно сказать, что лучше удалось И. И. Дмитриеву: рассказ, легкий и непринужденный, живописная картинка дворянского быта или же сатирические портреты модной жены, дамского угодника Миловзора и обманутого мужа Пролаза. Портрет Пролаза особенно хорош: Пролаз в течение полвека Все полз да полз, да бил челом, И наконец таким невинным ремеслом Дополз до степени известна человека, То есть стал с именем, — я говорю ведь так, Как говорится в свете: То есть стал ездить он четверкою в карете; Потом вступил он в брак С пригожей девушкой, котора жить умела, Была умна, ловка И старика Герои Василия Пушкина — Глупомотов, Безмозглов, Прыгушкин, Пустяков, Змееяд, Низкопоклонов, Скотинин и Плутов — под стать Пролазу. Но сочинитель «Камина» не ограничивается только сатирическими зарисовками. Его наблюдения над людьми и обществом дают ему повод к горестным размышлениям: О чем ни вздумаю, на что ни посмотрю, Иль подлость, иль порок, иль предрассудки зрю! <…> Ума нам не дают ни знатная порода, Ни пышность, ни чины, не каменны дома, И миллионами нельзя купить ума! (120–121). вернуться Санкт-Петербургский Меркурий. 1793. № 11. С. 109. вернуться Вигель Ф. Ф. Записки. Т. 1. С. 302. вернуться Вяземский П. А. Старая записная книжка. Л., 1929. С. 76. |
