Что-то неуловимое наконец подтолкнуло его к действию. У ног он увидел свой котелок и поднял его. Спички — он хранил их в металлической коробочке с завинчивающейся крышкой, где они всегда оставались сухими, — сами оказались в руке. Подобрав несколько сухих веток, он уже наклонился, чтобы разжечь их, как вдруг с ужасом отпрянул, едва поборов в себе желание убежать.
Огонь. Что такое огонь? Мысль об огне была для него невыносима, невозможна, потому что он смертельно боялся огня. Он зашвырнул металлическую коробочку следом за ружьем и убедился, что она, в последний раз мелькнув гладкой поверхностью в лучах заходящего солнца и взорвав водную гладь маленьким фонтаном брызг, благополучно опустилась на дно. Взглянув на котелок, он понял, что это изделие для него совершенно бесполезно, как бесполезны и мелкие черные крупинки, которые он собирался заварить в воде. Эти ставшие незнакомыми предметы не вызывали в нем страха, просто они были не нужны ему, он не знал, что с ними делать. Он забыл, именно забыл, для чего они предназначены. Эта странная забывчивость захватывала его все более решительно, с каждой минутой расширяясь и подавляя собой остатки памяти. Однако жажду утолить не мешало бы.
Уже в следующую секунду он стоял на берегу реки. Наклонился, чтобы набрать в котелок воды, но вдруг в нерешительности замер, засомневавшись в правильности своих действий, затем отбросил металлическую посудину и короткой перебежкой поднялся на несколько футов выше по течению. Ведь котелок только мешал ему, занимая руку и делая движения неуклюжими, неестественными. Теперь же он смог ловко и даже грациозно опуститься на землю, прочно уперевшись в берег обеими ладонями, приблизил лицо к поверхности маленькой запруды со стоячей водой и стал жадно пить холодную освежающую жидкость. Впрочем, он не пил, если говорить о точном значении этого слова, хотя сам и не отдавал себе в этом отчета. Он лакал.
Затем, оставаясь на четвереньках, он съел мясо и сахар, которые отыскал в карманах, полакал еще немного воды и, развернувшись, снова направился под деревья, где было посуше. Этот короткий путь он проделал, опираясь на все четыре конечности, — так было значительно удобнее. Уютно устроился на мягкой земле, свернувшись калачиком, закрыл глаза и расслабленно приготовился спать… Голова его теперь была совершенно свободна от вопросов. Он был абсолютно доволен собой и жизнью…
Он пошевелился во сне, встряхнулся, чуть приоткрыл один глаз и обнаружил, что одиночество его нарушено. С раскинувшейся перед ним поляны и из-за темной стены деревьев за спиной доносились осторожные звуки крадущихся шагов, сопровождающие движение бесчисленного множества огромных тел. Он слышал топот копыт, шорох лап, шелест шкур сотен тесно прижавшихся друг к другу животных, идущих одним непрерывным потоком. Ущербная луна, одиноко плывущая в черном безоблачном небе, скупо озаряла эту бесконечную армаду своим тусклым и мертвенным светом. Сияние звезд, подобно алмазам, мерцавшим на ясном ночном небосводе, отражалось в подвижных глазах, большинство которых располагалось в пяти футах над землей. Вся долина была полна жизнью.
Он сел на корточки и смотрел, смотрел, смотрел с удивлением, а не со страхом, ничуть не опасаясь того, что животные шли от него на расстоянии протянутой руки, и он при желании легко мог бы прикоснуться к ним. Он с восторгом пожирал глазами эту невероятную армию зверей, которая, будто она была единым организмом, плавно и слаженно перемещалась в сторону скорой зари, безошибочно выбирая дорогу в неверном свете луны и звезд. Он жадно вдыхал восхитительные ароматы леса, состоящие из едких, острых, резких запахов этих великолепных диких животных, движение которых было подобно величавым океанским волнам. И блеск этих сияющих, фосфоресцирующих глаз был для него милее теплого света окон постоялого двора, обещающих покой и безопасность уставшим путникам. Он почувствовал участливое расположение к себе всей долины, ее ласковую заботу, в которой удивительным образом ясно и определенно ощущалась радость от его возвращения домой.
Разум его был свободен от мыслей, но все сильнее и настойчивее овладевало им внутреннее понимание правильности всего происходящего. Он по праву принадлежал этому месту. Он вернулся наконец домой. Где-то в самых глубинах сознания теплилась убежденность, что после долгого и бессмысленного пребывания в каком-то чужом месте, сами условия которого вынуждали его вести себя противоестественно и нелепо, ему удалось все же найти дорогу назад — туда, где он сможет вновь стать самим собой. Здесь, в Долине зверей, он нашел безопасность, покой и счастье. Только здесь он обретет, уже обрел свое истинное «я».
Он с восторгом разглядывал огромную армию животных — они уже окружили его со всех сторон. Маленький и беспомощный, сидящий на корточках, он оказался в самом центре обтекающего его потока дикой лесной жизни. Он видел огромных волков, проносящихся мимо грациозными прыжками, вывалив длинные красные языки. Количество их исчислялось сотнями. Среди волков, ничуть не смущаясь этого соседства, тяжело катились гигантские гризли. Иногда на несколько мгновений они отрывали от земли передние лапы и приподнимались над живой массой тел, торжественные и восхитительные в своем величии. Они неслись мимо него так близко, что, протянув руку, он легко мог бы прикоснуться к их жестким шкурам. Рядом с ними двигались черные и бурые медведи, великаны и детеныши, и сосчитать их не было никакой возможности. Чуть в стороне на фоне звездного неба четко выделялись контуры оленей, огромными стадами скачущих вместе с остальными животными. Он видел лосей и карибу, могучих вапити и крошечных телят, едва научившихся стоять на ногах. Он слышал звонкий треск сталкивающихся рогов, глухой топот бесчисленных копыт, жесткий шорох трущихся друг о Друга шкур зверей. Он заметил, как волк на бегу осторожно вылизывает плечо громадного лося, раненного человеком. Поток животных то ослабевал, то накатывался с новой силой, он поднимался и опадал, подобно живому морю, волнами которого были тела хищников и травоядных, населяющих эту Долину зверей.
В призрачном серебристом свете луны они струились мимо него бесконечным потоком. Они смотрели на него, узнавали его, понимали его. Они принимали его в свою семью.
С удивлением он обнаружил, что на дне этого живого моря тоже существует жизнь, образующая маленькие подводные течения, в которых крошечные создания бесстрашно сновали среди ног своих огромных собратьев. И эта едва заметная живность была ему близка и понятна.
Он не знал, сколько времени просидел так, зачарованно рассматривая животных и чувствуя себя умиротворенным, спокойным, счастливым. Но этого времени хватило, чтобы он ощутил непреодолимое желание слиться с ними, стать к ним еще ближе, стать одним из них. Это неосознанно сформировавшееся стремление заставило, его покинуть ночное ложе поддеревом и направиться к ним, направиться так же, как ходили они, не поднимаясь в полный рост.
Луна уже спустилась ниже и повисла над могучим кедром, развесистая крона которого разбила ее свет на множество острых лучей.
Он в нерешительности огляделся, боясь нарушить стройное течение живых тел, и увидел, что его новая семья уступила ему место в своих рядах, а медведь, покачав головой, даже указал носом перед собой, будто бы приглашая его занять освободившееся пространство. Откуда-то из-за спины выпрыгнула рысь и мягко опустилась на нижние ветви ближайшего дерева, и он, подняв голову, на секунду невольно замер, залюбовавшись грациозностью ее движений. В то же мгновение он заметил, как много в небе птиц. Целая армия орлов, ястребов и канюков неслась навстречу приближающейся заре.
Вдруг он вздрогнул от неожиданности. Он стоял, оторвав руки от земли и почти выпрямившись. Он не знал, что заставило его принять вертикальное положение, и не понимал, что его напугало. Но в попытке обрести равновесие в этой новой и такой непривычной позе он, замахав руками, случайно наткнулся на какой-то твердый и прямой предмет, неудобно торчащий из-за пояса. Он вынул его и заинтересованно ощупал пальцами. Это оказалась маленькая палочка. Он поднес ее ближе к глазам, внимательно осмотрел в свете разгоравшейся зари и вспомнил или почти вспомнил, что это такое. Внезапно открывшееся ему знание заставило его замереть на месте.
