Солнце ещё нежилось в постели, но небо над Дремучим Лесом слегка светилось, как бы говоря, что солнышко уже просыпается и скоро вылезет из-под одеяла. В рассветных сумерках Сосны казались грустными и одинокими; Очень Глубокая Яма казалась ещё глубже, чем была, а горшок с мёдом, стоявший на дне, был совсем призрачным, словно тень. Но когда Пух подошёл поближе, нос сказал ему, что тут, конечно, мёд, и язычок Пуха вылез наружу и стал облизывать губы.

– Жалко-жалко, – сказал Пух, сунув нос в горшок, – Слонопотам почти всё съел!

Потом, подумав немножко, он добавил:

– Ах нет, это я сам. Я позабыл.

К счастью, оказалось, что он съел не всё. На самом донышке горшка оставалось ещё немножко мёда, и Пух сунул голову в горшок и начал лизать и лизать…

Тем временем Пятачок тоже проснулся. Проснувшись, он сразу же сказал: «Ох». Потом, собравшись с духом, заявил: «Ну что же!… Придётся», – закончил он отважно. Но все поджилки у него тряслись, потому что в ушах у него гремело страшное слово – СЛОНОПОТАМ!

Какой он, этот Слонопотам?

Неужели очень злой?

Идёт ли он на свист?

И если идёт, то з а ч е м?…

Любит ли он поросят или нет?

И к а к он их любит?…

Если он ест поросят, то, может быть, он всё-таки не тронет поросёнка, у которого есть дедушка по имени Посторонним В.?

Бедный Пятачок не знал, как ответить на все эти вопросы. А ведь ему через какой-нибудь час предстояло впервые в жизни встретиться с настоящим Слонопотамом!

Может быть, лучше притвориться, что заболела голова, и не ходить к Шести Соснам? Но вдруг будет очень хорошая погода и никакого Слонопотама в западне не окажется, а он, Пятачок, зря проваляется всё утро в постели?

Что же делать?

И тут ему пришла в голову хитрая мысль. Он пойдёт сейчас потихоньку к Шести Соснам, очень осторожно заглянет в западню и посмотрит, есть там Слонопотам или нет. Если он там, то он, Пятачок, вернётся и ляжет в постель, а если нет, то он, конечно, не ляжет!…

И Пятачок пошёл. Сперва он думал, что, конечно, никакого Слонопотама там не окажется; потом стал думать, что нет, наверно, окажется; когда же он подходил к западне, он был в этом совершенно уверен, потому что услышал, как тот слонопотамит вовсю!

– Ой-ой-ой! – сказал Пятачок. Ему очень захотелось убежать. Но он не мог. Раз он уже подошёл так близко, нужно хоть одним глазком глянуть на живого Слонопотама. И вот он осторожно подкрался сбоку к яме и заглянул туда…

А Винни-Пух всё никак не мог вытащить голову из горшка с мёдом. Чем больше он тряс головой, тем крепче сидел горшок.

Пух кричал: «Мама!», кричал: «Помогите!», кричал и просто: «Ай-ай-ай», но всё это не помогало. Он пытался стукнуть горшком обо что-нибудь, но, так как он не видел, обо что он стукает, и это не помогало. Он пытался вылезти из западни, но, так как он не видел ничего, кроме горшка (да и тот не весь), и это не получалось.

Совсем измучившись, он поднял голову (вместе с горшком) и издал отчаянный, жалобный вопль…

И именно в этот момент Пятачок заглянул в яму.

– Караул! Караул! – закричал Пятачок. – Слонопотам, ужасный Слонопотам!!! – И он помчался прочь, так что только пятки засверкали, продолжая вопить: – Караул! Слонасный ужопотам! Караул! Потасный Слоноужам! Слоноул! Слоноул! Карасный Потослонам!…

Он вопил и сверкал пятками, пока не добежал до дома Кристофера Робина.

– В чём дело, Пятачок? – сказал Кристофер Робин, натягивая штанишки.

– Ккк-карапот, – сказал Пятачок, который так запыхался, что едва мог выговорить слово. – Ужо… пото… Слонопотам!

– Где?

– Вон там, – сказал Пятачок, махнув лапкой.

– Какой он?

– У-у-ужасный! С вот такой головищей! Ну прямо, прямо… как… как не знаю что! Как горшок!

– Ну, – сказал Кристофер Робин, надевая ботинки, – я должен на него посмотреть. Пошли.

Конечно, вдвоём с Кристофером Робином Пятачок ничего не боялся. И они пошли.

– Слышишь, слышишь? Это он! – сказал Пятачок испуганно, когда они подошли поближе.

– Что-то слышу, – сказал Кристофер Робин.

Они слышали стук. Это бедный Винни, наконец, наткнулся на какой-то корень и пытался разбить свой горшок.

– Стой, дальше нельзя! – сказал Пятачок, крепко стиснув руку Кристофера Робина. – Ой, как страшно!…

И вдруг Кристофер Робин покатился со смеху. Он хохотал и хохотал… хохотал и хохотал… И пока он хохотал, голова Слонопотама здорово ударилась о корень. Трах! – горшок разлетелся вдребезги. Бах! – и появилась голова Винни-Пуха.

И тут наконец Пятачок понял, каким он был глупым Пятачком. Ему стало так стыдно, что он стремглав помчался домой и лёг в постель с головной болью, и в это утро он почти окончательно решил убежать из дому и стать моряком.

А Кристофер Робин и Пух отправились завтракать.

– Мишка! – сказал Кристофер Робин. – Я тебя ужасно люблю!

– А я-то! – сказал Винни-Пух.

Иа-Иа – старый серый ослик – однажды стоял на берегу ручья и понуро смотрел в воду на своё отражение.

– Душераздирающее зрелище, – сказал он наконец. – Вот как это называется – душераздирающее зрелище.

Он повернулся и медленно побрёл вдоль берега вниз по течению. Пройдя метров двадцать, он перешёл ручей вброд и так же медленно побрёл обратно по другому берегу. Напротив того места, где он стоял сначала, Иа остановился и снова посмотрел в воду.

– Я так и думал, – вздохнул он. – С этой стороны ничуть не лучше. Но всем наплевать. Никому нет дела. Душераздирающее зрелище – вот как это называется!

Тут сзади него в ольшанике раздался треск, и появился Винни-Пух.

– Доброе утро, Иа! – сказал Пух.

– Доброе утро, медвежонок Пух, – уныло ответил Иа. – Если это утро доброе. В чём я лично сомневаюсь.

– Почему? Что случилось?

– Ничего, медвежонок Пух, ничего особенного. Все же не могут. А некоторым и не приходится. Тут ничего не попишешь.

– Чего все не могут? – переспросил Пух, потерев нос.

– Веселиться. Петь, плясать и так далее. Под ореховым кустом.

– А-а, понятно… – сказал Пух. Он глубоко задумался, а потом спросил: – Под каким ореховым кустом?

– Под которым орешки калёные, – уныло продолжал Иа-Иа. – Хоровод, веселье и тому подобное. Я не жалуюсь, но так оно и есть.

Пух уселся на большой камень и попытался что-нибудь понять. Получилось что-то вроде загадки, а Пух был слабоват по части загадок, поскольку в голове у него были опилки. И он на всякий случай запел загадочную песенку: