Дорога домой вышла долгой и мрачной. Я с трудом сдерживала слезы, а Джон дергался, вообразив, будто Махариши захочет ему как — то отомстить. Наше такси, старый потрепанный седан, по дороге сломалось. Водитель заверил нас, что приведет помощь, и куда — то исчез, оставив нас на обочине. Джон решил, что надо добираться автостопом. К счастью, водитель подобравшей нас машины, ехавший вдвоем с другом, узнал Джона, и они любезно доставили нас в отель в Дели, где нас уже заждались обеспокоенные друзья. Поначалу мы планировали переночевать в Дели, но гостиница была переполнена, и Алекс выяснил, что, если поторопиться, то еще можно успеть на ночной рейс до Лондона. Мне не хотелось улетать впопыхах, но меня никто не спрашивал. Мы стремглав помчались в аэропорт и чудом в последнюю минуту успели — таки на самолет.

Каким бы печальным мне ни казался финал нашего индийского путешествия, было радостно обнять Джулиана, осыпать его поцелуями, сесть на кухне и за чашкой чая обсудить с мамой и Дот последние новости. Джулиану мы привезли полдюжины чудесных индийских костюмчиков и маленьких, тонкой работы деревянных солдатиков, которые передал ему Махариши в подарок на пятый день рождения. Малышу очень шли индийские обновки, и он был несказанно рад видеть маму и папу дома.

В Кенвуде Джон держался со мной все так же отчужденно. Теперь, когда мы остались одни, когда вокруг не было ни друзей, ни индийских красот, меня охватили страх и уныние: супружеская постель, в которую мы с Джоном вернулись, уже не согревала нас теплом и страстью. Джон почти не замечал меня. С сыном он вел себя не лучше и чаще мог шлепнуть его, чем взять на руки и обнять.

Лишь однажды между нами мелькнула былая теплота. Как ни смешно, это случилось, когда он признался, что изменял мне. Мы были на кухне, и он вдруг ни с того ни с сего сказал: «Знаешь, Син, ведь у меня были другие женщины». Я была потрясена, но в то же время и тронута его честностью. «Ну и пусть!» — ответила я.

Он подошел ко мне, грустно стоящей у раковины, и обнял: «Ты единственная, кого я когда — либо любил, Син, — сказал он и нежно поцеловал меня. — Я все еще люблю тебя и всегда буду любить».

Не прошло и месяца, как Джон предложил мне отдохнуть в Греции вместе с Алексом, Дженни, Донованом и Цыганом, которые как раз собирались туда на две недели. Я сказала, что не хочу ехать без него. За исключением тех случаев, когда я уезжала с мамой и Джулианом на время его гастролей, мы с Джоном всегда проводили отпуск вместе.

«У меня сейчас много работы, и я не могу ехать. А ты должна, это тебя приободрит», — возразил Джон. Я засомневалась было, но он стоял на своем и в конце концов уговорил меня. Джон тогда работал над новым альбомом группы, The Beatles, больше известным как «Белый альбом». Б общей сложности он написал тринадцать песен к этому двойному диску, в том числе Julia, в память о своей матери, и Goodnight, которую он посвятил Джулиану.

Окрыленная надеждой, что, может, за это время Джон по мне соскучится, я отправилась в Грецию. Джулиана я отвезла пожить к Дот, так что его дома не было, а Джон лежал на кровати, когда я уходила. Он пребывал в том состоянии полутранса, которое я не раз уже у него наблюдала, поэтому едва повернул голову, чтобы попрощаться.

Как ни странно, несмотря на все мои тревоги по поводу нашего брака, отпуск получился на редкость удачным. Греческое солнце, море, узо (местная анисовая водка), симпатичные таверны и веселая компания действительно подняли мне настроение. Алексу я перестала доверять после злополучного эпизода с Махариши, однако в Греции несколько смягчилась, поскольку вел он себя безупречно: переводил для нас всех, располагая к нам местное население, и вообще не скупился на дружескую помощь. Через две недели я уже чувствовала себя значительно лучше. Я соскучилась по Джону и в очередной раз убедила себя, что нам еще не поздно начать все сначала. Я была полна планов на будущее, и мысль о разводе все еще не приходила мне в голову — может быть, подсознательно я брала пример со своих родителей, для которых даже понятия такого не существовало. И мы тоже, полагала я, непременно найдем способ остаться вместе и справиться с нашими трудностями.

Единственное, о чем я не подумала, — у Джона, в свете истории его собственной семьи, отношение к браку сильно отличалось от моего. Он почти не видел своих родителей вместе. Когда ему было пять лет, отец бросил его, да и мать, по сути, тоже. Если бы я учитывала ту непреложную истину, что дети, как правило, невольно повторяют путь своих родителей, я, наверное, была бы больше подготовлена к тому, что Джон разведется со мной и оставит своего пятилетнего сына. Но я была молода, неопытна и слишком исполнена оптимизма, чтобы серьезно рассматривать такую возможность.

Мы совершили посадку в Риме, где решили пообедать. Нам было весело оттого, что мы завтракали в Греции, обедаем в Италии и ничто не мешает нам завершить день ужином в Лондоне. Алекс предложил пригласить с нами на ужин Джона и посоветовал мне позвонить ему, чтобы сообщить, в котором часу мы вернемся.

Наш разговор был коротким: «Привет, дорогой. Я скоро буду дома. Не терпится тебя увидеть». — «Отлично. Увидимся», — как ни в чем не бывало ответил Джон.

Донован с Цыганом поехали домой, а Дженни и Алекс заехали со мной в Кенвуд, чтобы захватить Джона и отправиться поужинать. Мы приехали в четыре часа пополудни, и я сразу же поняла, что что — то не так: на крыльце горел свет, шторы были опущены, в доме стояла полная тишина. Не вышла встречать меня Дот, не бросился мне на шею визжащий от радости Джулиан… Что происходит?

Входная дверь была незаперта. Мы втроем стали ходить и искать Джона, Джулиана и Дот. «Куда вы все подевались?» — звала их я, все еще надеясь, что это розыгрыш и что сейчас они выскочат из — за двери, смеясь над моей растерянностью.

Взявшись за ручку двери, ведущей на веранду, я ощутила укол иррационального, ледяного ужаса. Я вошла — задернутые шторы создавали в помещении полумрак, поэтому я не сразу разглядела, что здесь происходит. А разглядев — оцепенела.

На полу посреди комнаты, возле столика, заставленного грязной посудой, друг напротив друга сидели в позе лотоса Джон и Йоко. На них были надеты банные халаты, которые обычно висели в раздевалке рядом с бассейном, — по всей видимости, они только что ходили купаться. Джон посмотрел на меня с отсутствующим выражением лица и бросил: «О, привет». Йоко даже не повернула головы.

Я выдавила из себя первое, что пришло в голову: «А мы тут как раз хотели поужинать в Лондоне — после обеда в Риме и завтрака в Греции. Поедешь с нами?..»

Глупость этого вопроса потом еще долго преследовала меня: твой муж с любовницей, на которой надет твой собственный халат, ведут себя недвусмысленно и вызывающе, давая понять, что ты вторгаешься в их личное пространство, а ты пытаешься делать вид, что все в порядке… Я была в шоке и передвигалась как на автопилоте. Я понятия не имела, как реагировать. Судя по всему, они специально выстроили эту мизансцену. Я смотрела на них, не в силах поверить, что Джон способен на столь жестокое предательство. Их близость была физически ощутима, словно каменная стена отгораживала их от мира — стена, которую мне не пробить. Даже в худших своих опасениях насчет Йоко я не могла представить себе подобного.

Я стояла в дверном проеме, и мои ноги, казалось, вросли в пол от шока и боли, когда Джон безразличным тоном ответил: «Нет, спасибо».

Я повернулась и вышла.

Мне хотелось убежать как можно дальше, прочь от этой террасы и того, что там произошло. Я бросилась к лестнице, еще толком не представляя себе, что делать, а в голове вертелась только одна мысль: бежать. Дженни, которая все это время неловко топталась на кухне вместе с Алексом, вышла и спросила: «Я могу с тобой остаться?» Едва сдерживая слезы, я не смогла ответить.

На лестничной площадке я споткнулась о пару японских домашних тапочек, аккуратно оставленных за дверью гостевой спальни. Постель была нетронута. На какую — то секунду меня охватило желание швырнуть эти тапочки в лицо их хозяйке, но я не нашла в себе сил снова лицезреть Джона и Йоко. Я чувствовала себя бесконечно униженной и только хотела побыстрее исчезнуть отсюда.