Петросян прежде действовал иначе. В годы, когда его девизом было «Безопасность — прежде всего!», Петросян фактически даже играл иной раз не «по позиции». Если позиция и вынуждала идти на обострение, он чаще всего уклонялся от этого «задания» и находил пусть менее перспективные, но более надежные пути. Потом он стал играть по позиции и в случае необходимости смело шел врукопашную.

Теперь и этого, оказывается, было мало! Теперь надо было самому создавать позиции, которые таили в себе возможности острой, энергичной игры, связанной, конечно же, с риском.

Вы уже знаете, что от случая к случаю Петросян действовал по этому способу. Помните, как он играл против Таля в рижском чемпионате? Но тогда это было исключением. В Тбилиси он стал играть так значительно чаще. Но Штальберг в заметках по поводу югославского турнира претендентов имел полное право написать:

«У Петросяна крепкие нервы, и ошибается он очень редко. Выиграть у него, пожалуй, труднее, чем у кого-либо из остальных участников. Кроме того, чемпион СССР является хорошим тактиком и тонко комбинирует, если получает такую возможность…»

Видите: если получает такую возможность. Петросян больше не хотел получать возможность, он хотел создавать ее сам. И не только с помощью маневрирования. Долгие годы он берег свой скрытый резерв — тактическое искусство. Настал момент использовать этот резерв.

В следующих двух чемпионатах страны — в XXVII, который проходил в Ленинграде, и в XXVIII, проходившем в Москве, — Петросян полностью отдается стихии борьбы, продолжая творческую линию, так ярко проявившую себя в тбилисском чемпионате. И в Ленинграде, и в Москве он борется за первое место со всеми вытекающими из этого последствиями.

В московском финале в важной партии с Полугаевским Петросян сначала отправил своего коня на край доски, а потом движением пешки отрезал ему все пути возвращения. С точки зрения общих принципов, которым поклонялся прежний Петросян, такой маневр выглядел кощунством. Как признавался сам Петросян, раньше у него на это рука бы не поднялась. Теперь же, точно взвесив все выгоды и невыгоды, он пришел к мысли, что рискованный маневр конем усиливает его атакующие возможности, и, не колеблясь, осуществил задуманное.

И в Ленинграде и в Москве Петросян, повторяю, целился только на первое место. А ведь московский финал был одновременно зональным турниром, то есть отборочным соревнованием, в котором надо было попасть в четверку!

В XXVII чемпионате Петросян захватил лидерство в первых же турах и уступил его только в самом конце соревнования. В итоге он разделил с Геллером второе-третье места, лишь на пол-очка отстав от Корчного. В XXVIII чемпионате Петросян в пятом, десятом, одиннадцатом и двенадцатом турах делил лидерство, а с тринадцатого единолично возглавил турнир и не уступил своего положения никому. Едва ли не самым приятным для Петросяна было то, что наконец-то он (вместе с Корчным) одержал в турнире наибольшее количество побед — девять, причем во встречах с первой десяткой Петросян набрал семь очков (точно как Таль в XXIV чемпионате!), во встречах с девятью гроссмейстерами — шесть с половиной. А вот как он перенес единственное поражение: проиграв в шестом туре Штейну, Петросян в следующих пяти турах набрал четыре с половиной очка! Словом, это был полный триумф, и спортивный, и творческий.

Вот как оценили выступление Петросяна его главные соперники.

Корчной: «Перед началом соревнования я считал, что единственным „верным“ претендентом на выход в межзональный турнир является Петросян. Сейчас я доволен, что не ошибся».

Геллер: «Первое место Петросяна — закономерный результат. По-моему, он является сейчас одним из сильнейших шахматистов мира».

Итак, поправка на ветер была сделана. Свежий ветер великих шахматных сражений наполнял паруса Петросяна. Ветер звал в открытое море, туда, где в манящей, неведомой дали затерялся остров с непонятным, похожим на японское, названием — Кюрасао. Именно здесь, в Карибском море, должно было состояться очередное соревнование претендентов.

Но прежде необходимо было сделать стоянку в Стокгольме, где проходил межзональный турнир. В этом соревновании наряду с опытными гроссмейстерами выступало и немало мастеров сравнительно средней силы. При таком составе испытанная отборочная тактика вполне себя оправдывала. Вдобавок Петросян полетел в Стокгольм с ангиной. Поэтому он решил играть только на выход в межзональный и спокойно, без единого поражения, разделил с Геллером второе-третье места — вслед за Фишером.

Где то в глубине души он был даже доволен тем, что первым стал другой: Тигран Петросян, как никогда прежде, готовился драться за победу в турнире претендентов и не хотел преждевременно раскрывать свои намерения…

Остров Кюрасао до турнира претендентов, который проходил там в мае — июне 1962 года, не был причастен к шахматной истории. Единственным, что роднило Кюрасао с борьбой за первенство мира, было разве лишь то, что его берега и берега Кубы омывают волны одного и того же моря — Карибского. А Куба, как известно, была в свое время ареной величайших шахматных сражений — в Гаване встречались в матчах Стейниц и Чигорин, Ласкер и Капабланка.

Турнир претендентов проходил в столице острова Кюрасао — Виллемстаде. Участники жили в комфортабельном отеле со всеми удобствами, вплоть до бассейна с проточной морской водой, и все же длинная дистанция турнира и непривычные климатические условия ставили перед претендентами сложную задачу. Когда термометр показывал меньше тридцати градусов жары, день считался прохладным.

Петросян играл на первое место. Поэтому, как никогда прежде, ему важно было составить генеральный план сражения, где было бы предусмотрено все, абсолютно все!

Может быть, послушаться совета Фишера, который после Стокгольма заявил, что если бы Петросян играл посмелее, он был бы самым сильным шахматистом в мире? Петросян только улыбнулся, прочитав эти слова. Посмелее, гм… В чемпионатах СССР он в последние годы играл куда как смело, и получалось неплохо, даже не раз. Но здесь, на Кюрасао, в первую ли очередь будет нужна смелость?

Петросян в этом глубоко сомневался. Зато он знал совершенно определенно, что в тяжелых условиях тропического климата да еще на марафонской дистанции потребуется не столько смелость, сколько выносливость, физическая и психологическая выдержка, умение так распределить свои силы, чтобы на последней прямой пусть медленно, но все-таки бежать, бежать, а не ползти. Поэтому он твердо решил для себя, что будет проходить дистанцию так, как это делают конькобежцы — строго по намеченному графику, стараясь не отставать от лидеров и в то же время не делая очень уж резких, изматывающих рывков.

Такая стратегия не могла обеспечить первое место в чемпионате СССР и на межзональном турнире в Стокгольме, но здесь, на Кюрасао, она имела большие шансы на успех. Правда, при одном непременном условии — чтобы кто-нибудь из участников не предложил — и выдержал! — стремительный темп, как это сделали на предыдущем состязании претендентов Таль и Керес.

Кто теоретически был на это способен? Да те же Таль и Керес, а кроме того, Корчной, Геллер и Фишер; Бенко и Филипа в расчет брать не приходилось. Но Таль незадолго до начала турнира перенес тяжелую операцию и, по-видимому, был совершенно не готов к длительной борьбе, что, кстати, подтвердилось уже в первых же поединках. Кересу шел сорок седьмой год; даже с его спортивной закалкой ему трудно было, наверное, мечтать о том, чтобы на берегах Карибского моря развить тот же темп, что в последнем турнире претендентов. Да и Геллер, которому тоже было уже тридцать семь, на четыре года больше, чем Петросяну, вряд ли захочет, да и сможет, разыграть острый турнирный вариант.

Остаются двое — Фишер и Корчной. Первый, наверное, будет бросаться на остальных: он очень честолюбив и после удачи в Стокгольме, где на два с половиной очка обошел Петросяна и Геллера, не представляет себя иначе чем в роли главного претендента. Но Фишер не только честолюбив, а и чересчур самонадеян, да к тому же слишком уж молод — ему всего девятнадцать.