В городах черноморского побережья вспыхнули восстания против немцев. Херсон держался с 20 марта до 5 апреля, Николаев — 22-25 марта. Но без поддержки извне у восставших не было шансов.
Выяснить отношение Махно к Брестскому миру трудно. В своих воспоминаниях он приписывает себе такие слова: «И Центральная рада, и большевики своим заключением союза с монархами готовят смерть для революции и ее носителей — революционных тружеников»{135}. Однако есть свидетельство, что во время своего союза с большевиками Махно выступал против обвинений их в сговоре с немцами{136}. Не бросил Махно упрека в Брестском мире и руководителям большевиков во время беседы с ними в июне 1918 г., о которой речь пойдет ниже.
Вторжение немцев резко активизировало сторонников Центральной рады в Гуляйполе. Они связывали с немцами большие надежды. Лидер националистов П. Семенюта открыто угрожал анархистам физической расправой после прихода немцев. В ответ Группа анархо-коммунистов без ведома Махно (как он утверждает) объявила националистам «революционный террор» и убила Семенюту. Гуляйполе оказалось на грани кровавой вендетты. Узнав о случившемся, Махно приложил все усилия, чтобы добиться отмены решения о «революционном терроре» и заключить соглашение с националистами об отказе от мести. Была создана совместная с националистами комиссия по недопущению убийств{137}.
Особенно трудно было удержать от продолжения террора анархо-коммунистов. Дискуссии в Гуляйпольской группе анархо-коммунистов приняли жаркий характер. Махно вспоминает об этом: «Их дерзость меня злила, а самостоятельность радовала и сильнее давала мне чувствовать, что моя работа с самостоятельными членами группы даром не пропадает».{138}
В этом эпизоде Махно представляет себя мудрым учителем местной анархистской братии. Был ли он таковым на самом деле — трудно сказать. Ясно одно: Махно удавалось держать членов группы под своим контролем — было решено не применять террор, пока националисты сами не возьмутся за оружие. Это, конечно, не значило, что Махно был принципиальным противником терроризма. Он подходил к террористическим актам прагматически. Сейчас они были вредны для дела.
Между тем агитация украинских националистов в районе продолжалась. Одновременно националисты предприняли своеобразный ход по подготовке переворота в Гуляиполе. Они начали шантажировать еврейскую общину угрозой погрома после прихода немцев. Еврейская верхушка после колебаний решила помогать своим заклятым врагам, чтобы предотвратить неминуемую расправу{139}. «Среди евреев — хозяев лавок, гостиницы, хозяев мануфактурных предприятий — вновь возникают пораженческие настроения, — комментирует историк взаимоотношений евреев и анархизма М. Гончарок. — Состоятельное руководство общины требует от еврейского населения, чтобы оно расформировало еврейскую роту. Рядовые дружинники, как правило молодые ребята, выходцы из бедных семей, отказываются наотрез, считая это подлостью и предательством по отношению к анархистам и крестьянским ополчениям, доверившим им оружие. Мнения в роте, однако, раскалываются»{140}. Эта социально-психологическая реконструкция расходится в версией Махно, из рассказа которого мы и знаем об этих событиях. Заметного раскола не произошло — рота решила подчиниться руководству еврейской общины.
Тем временем немцы, тесня отряды эсеров, большевиков и анархистов, подходили к Днепру. Махновцы сформировали «вольный батальон», который под командованием матроса Полонского выступил на фронт. Махно был объявлен главнокомандующим революционных сил в районе. Он направился в штаб Красной гвардии для координации действий с другими отрядами. Охрану Гуляйполя несла еврейская национальная рота под командованием Тарановского. В ночь с 15 на 16 апреля она совершила в Гуляиполе переворот в пользу украинских националистов и арестовала часть советского руководства и анархо-коммунистов. Одновременно отряд националистов внезапно напал на «вольный батальон» и разоружил его{141}.[6]
Эти события застали Махно врасплох. В один момент он лишился вооруженной силы и опорной базы. Интересно, что меньше всего Махно был склонен винить в случившемся евреев. По его мнению, слух о «заговоре евреев» «в других местностях Украины безусловно вызвал бы погром и избиение невинных, всеми и вся гонимых в российской и украинской истории, не знавших до сих пор покоя бедных евреев»{142}. Понимая мотивы действий еврейской общины, Махно, вернувшись позднее в Гуляйпольский район, выступил против мести участникам переворота — евреям, «убеждал крестьян и рабочих, что еврейские труженики, даже те из них, которые состояли в этой роте бойцами и были прямыми участниками в ее контрреволюционном деле — сами осудят свой позорный акт»{143}. И в самом деле, в махновской армии в 1919 г. будет сформирована еврейская национальная батарея. 16 апреля жители Гуляйполя освободили арестованных заговорщиками анархистов. Но организовать оборону было уже невозможно — немцы перешли Днепр и вскоре вошли в Гуляйполе. Вместе с националистами они развернули репрессии против тех анархистов, которые не успели уйти из района.
2. Встреча с Россией
В конце апреля Махно собрал часть Гуляйпольских анархистов в Таганроге. Это совещание постановило вернуться в Гуляйполе в июле для организации партизанской войны.
А пока Махно отправился в путешествие по революционной России. В апреле-июне 1918 г. Махно путешествует по России, посещает Ростов-на-Дону, Саратов, Царицын, Астрахань и Москву. В Саратове (май) и Москве (июнь) Махно участвовал в конференциях анархистов. Около недели работал в агитотделе Астраханского совета. Эта поездка сыграла важнейшую роль в формировании взглядов крестьянского вожака, которому предстояло еще возглавить одно из мощнейших движений Гражданской войны.
Через воспоминания Махно об этой поездке красной нитью проходит тема нарастающего произвола большевиков.
Уже в Таганроге Махно пришлось включиться в кампанию защиты своих товарищей от большевиков. На этот раз под арестом оказалась М. Никифорова, которую обвинили в разграблении Екатеринослава. Но суд, состоявший из коммунистов и левых эсеров, ее оправдал. Повлияло и мнение Антонова-Овсеенко о полезности отряда Никифоровой, и давление анархистов, в руках которых было оружие и бронепоезд.
Иным был исход событий в Москве, о чем вскоре узнал Махно. В апреле большевиками была разгромлена «Черная гвардия».
Еще 5 марта Московская федерация анархических групп приступила к формированию «Черной гвардии» с единым командованием. Формально это должно было отсечь от движения неконтролируемые группы уголовников, прикрывающиеся именем анархистов. Для вступления в «Черную гвардию» требовались рекомендации идейных анархистов и рабочих организаций. Запрещалось участие «Черной гвардии» в реквизициях. Анархисты спешили освободиться от компрометирующих их уголовных элементов, к которым прежде анархисты относились терпимо, считая их «жертвами» социального строя. Фактически создание единой «Черной гвардии» делало анархистов серьезным фактором в случае выступления против большевиков слева.
С вчерашними союзниками пришлось прощаться. Но Ленин делал это осторожно, применяя «тактику салями», позднее успешно развитую Сталиным — нужно «отрезать» политических соперников по кусочкам — слишком большой блок противников может и в горле застрять. Сначала он победил левых коммунистов в партии, затем левых эсеров во ВЦИКе, после чего они потеряли статус правящей партии. Но против них еще не применялось насилие. Теперь настала очередь анархистов.
