Сэриэлю не так повезло — у него родилась дочь. Но младший супруг ничуть не переживал по этому поводу. Воспитанный младшим, он был только рад вновь выносить и родить ребенка. И не мог нарадоваться на спокойную, в отличие от своего брата девочку. Леди Вениа и лорд Вэндинк уже боготворили внучку, в то время как главы их семейств восторгались бутузом Ло. Сэри с лету назвал девочку Равилиссой — в честь своей умершей давно сестры-близнеца. И успокоился. В то время как Лотэ все никак не мог определиться с именем сына, измучив Баррэта и остальную родню.

Так что старший Ворональ, плюнув на свои обязанности графа, сбежал прямым телепортом в столицу в тайной надежде, что сумеет успокоиться и переварить свалившуюся на него радость. Счастье и проснувшаяся гордость за детей захлестывали сводного брата с головой. Баррэт готов был любить весь мир и его же облагодетельствовать. И Эдмир, пообщавшись с братом, невольно от него заразился радостным настроением.

Словом, оба мужчины быстро оказались в кабинете принца-наследника, где как-то незаметно усидели несколько кувшинов вина, не особо налегая на закуску. Как и когда в их компанию затесался маг Кассин и вернувшийся с ним целитель Вариш, не знал никто. К счастью для последнего он пришел, когда под влиянием южной лозы Эдмир помягчел и забыл, что именно из-за этого белокурого и сероглазого целителя в свое время получил по заднице от Итарона. Впрочем, какие-то ассоциации в пьяной голове наследника еще остались, и он невольно почесал пятую точку, силясь что-то вспомнить, пока Баррэт взахлеб рассказывал, какие красивые и умные у него дети. Каким образом граф сумел просчитать уровень сообразительности новорожденных наследников, никто так и не понял. Но все дружно согласились, что дети и впрямь и умные, и красивые.

Потом маги куда-то исчезли, а вместо них появились Лоран, Айрэ и Карлаэль. А потом в кабинете возникли абсолютно трезвые Лотэ и Сэриэль, сгребли уснувшего мужа и куда-то исчезли с помощью Кассина. Но оставшимся было уже настолько хорошо, что исчезновение главного виновника торжества никто и не приметил. Даже скромный и сдержанный Айрэ пил наравне со всеми, правда, потихонечку прикладывался к флакону с протрезвляющим зельем. Но это заметил только один Валиэль, заглянувший в кабинет в поисках мужа. Но младший маркиз лишь понимающе хмыкнул и отправился с докладом (сиречь — с ябедой!) на половину консорта, которому служил чем-то вроде доверенного секретаря.

А Эдмиру вдруг приспичило пойти проведать мужа. Оставив веселую компанию продолжать дегустировать вина и сравнивать их качество, принц-наследник решительно отправился к Рэниари. Эд еще помнил, что напрямую к супругу его никто не пустит. И двинулся на штурм покоев возлюбленного через балкон сразу четвертого этажа, на котором располагались комнаты прислуги. Но был отловлен на дальних подступах Итароном, протрезвлен и отправлен в кровать.

Тогда Эдмир только посмеялся, когда очутился в тишине своих покоев — никогда еще в его жизни не было, чтобы он лазил через окна, пытаясь добраться до предмета своего обожания. Принц-наследник еще успел с умилением выслушать по магическому зеркалу сердитую проповедь Рэниари, которому приключения мужа не дали спокойно пообщаться с южными родственниками и выслушать все новости из дома. И завалился спать в предвкушении близившегося появления собственного ребенка.

Но на утро на окончательно протрезвевшего мужчину неподъемной глыбой навалилась дикая тоска. Чужая радость словно сорвала с души Эдмира все ограничения. И он сгорал от желания прикоснуться, вдохнуть родной запах, поговорить не через бездушную магическую пленку, а вот так… держась за руку. И с каждым днем наследнику становилось лишь хуже. Эдмир зубами скрипел, с трудом удерживаясь, чтобы не уничтожить все преграды и не схватить в охапку того, кто был ему так нужен. И если бы дело было только в силе Искры!.. Но магические резервы Эда были полнехоньки! Нет, принцу-наследнику был нужен сам Рэниари.

Но что хуже всего — это то, что вновь вернулись ТЕ сны…

Странные… нереально-реальные… изматывающие настолько, что хотелось волком выть. И в то же время щемяще-пронзительные… наполненные светом и бесконечной нежностью. В этих снах было ожидание чуда…

Почему-то один сон повторялся чаще других.

…Воистину королевское великолепие нарядного зала…

Ажурные своды, парящие над изысканной мозаикой пола.

Радужные переливы высоких, неестественно узких витражей…

Солнечные зайчики радостно скачут по белоснежным стенам и нарядной толпе, заполняющей обширное пространство среди величественных колонн… высверки драгоценностей, маслянистые блики золотых украшений…

Лица и фигуры сливаются в неразличимое, колышущееся пятно… почему-то весьма темное пятно… несмотря на разноцветные кляксы платьев и камзолов…

Но Эдмиру все равно… все безразлично. Взгляд принца-наследника ищет в толпе лишь одного… единственного… желанного настолько, что без него невозможно жить.

И с облегчением находит…

ОН скользит сквозь безликую толпу, окруженный музыкой словно императорской мантией. И неожиданно плотные перья тумана опускаются-поднимаются-разлетаются по залу. И не понять — то ли это туман, то ли снег, то ли тоска от собственного одиночества… что вот ОН, твой желанный… не рядом с тобой. Слишком далеко, чтобы обнять… прижать к груди…

ОН скользит-танцует, даже не поднимая взгляда от зеркального пола… не смотрит на тебя! И ты зря пытаешься увидеть его глаза. И почему тебе казалось, что его волосы белые? Вот же — они золотые! Такие сверкающие… мягко переливаются в прихотливых изгибах локонов, собранных в тяжелую прическу, что заставляет гордо вскидывать голову…

ЕГО золотая корона.

И зачем такой красоте другие украшения? Но они есть. И ты заворожено сглатываешь, наблюдая, как скользит вдоль светлой щеки одинокая прядь волос, перевитая золотыми нитями с вкраплением каких-то голубых камней…

Легкое, слегка нетерпеливое движение головы… и все это богатство обрушивается водопадом на узкую спину, заставляя тебя замереть от щемящего предвкушения.

А золото волос буквально обжигает, еще больше наливаясь светом… впитывая в себя само солнце!

Боги мои! Как же ты прекрасен!

Невесомые, полупрозрачные ткани окружают твое гибкое тело, даря облику недосказанность… лишь намек — все видно и не видно ничего… Все оттенки белого, голубого, синего, с легким просверком серебра и золота…

Твой танец…

Твой взгляд…

Холодный…

Обжигающий…

Яростный…

Нежный…

Гордый…

Далекий…

Столько оттенков в нем, что голова кругом!

Ты одновременно принадлежишь и мне и всем вокруг. И от этого так больно… больно, что ты не мой. И страшно…

Почему я уверен, что увижу в родных глаза лишь безразличие в противовес моей отчаянной любви к тебе?! И я молюсь, чтобы увидеть хотя бы это, а не брезгливое презрение.

Красивый…

Мой ледяной… солнечный король…

Обычно на этом месте принц-наследник просыпался с дикой тоской в груди и с сухими рыданиями в терпеливую подушку.

Чтобы вновь заснуть и увидеть…

…знакомый зал. Только пустой и гулкий. И темный…

Лишь одинокая, неестественно крупная и идеально ровная луна заглядывает в словно выцветшие витражи.

И в этом зале под дикую… неслышную… чудом угадываемую мелодию ТЫ бьешься в танце словно в агонии!

Сжатые в тонкую нитку любимые губы, что так упоительно целовать, скользя языком за белоснежный барьер зубов… трагичный излом идеальных бровей… яростный взмах длинных ресниц… тело, что изгибается в немыслимых позах!

Ты танцуешь свою тоску, боль, отчаяние… разочарование… во мне?..

Как больно.

Печальный зал пуст… и этот танец меж лунных теней на полу…

Да!

Кружись… кружись яростно!.. самозабвенно!..

Все ближе и ближе ко мне.

Так близко ко мне!

Поймать в объятия и прижать к своей груди, слушая бешеный стук твоего сердца… впиться в твои разомкнувшиеся наконец-то губы, выпивая мед твоего дыхания!