– Если это поможет тебе составить на него дело, я считаю, он довольно странно вел себя за ужином.

– Его родители разводятся, – сказала она тем же нейтральным тоном. – Уверена, ему сейчас очень нелегко. Трудно терять одного из родителей.

Это она мне говорит?

– Аукцион заканчивается вечером в среду, и я вернусь к ужину. Ви завтра ночует у нас, верно?

– Верно, – сказала я, вспомнив, что до сих пор не обсудила это с Ви, но беспокоиться не о чем. – Кстати, я подумываю устроиться на работу.

Лучше открыть карты сразу, особенно потому, что если мне повезет, я буду работать уже к ее приезду.

Мама моргнула.

– С чего это вдруг?

– Мне нужна машина.

– Я думала, Ви тебя подвозит без проблем.

– Да, но я чувствую себя паразитом.

Мне нельзя даже тампоны купить, не позвонив Ви. Хуже того, я почти села в машину Марси Миллар сегодня по дороге в школу. Я не могла просить маму купить мне машину, зная, что денег у нее совсем нет, но и повторения сегодняшнего утра тоже допустить не могла. Я страстно желала иметь машину с тех пор, как мама продала «фиат», и сегодня кабриолет сподвиг меня на действия. Заработать на машину собственным трудом мне казалось неплохим выходом из положения.

– Думаешь, работа не помешает учебе? – спросила мама. Ее тон указывал, что она не в восторге от этой идеи. Я бы удивилась, если бы она отреагировала иначе.

– У меня всего один предмет.

– Да, но это химия.

– Не волнуйся, мам, думаю, я могу справиться и с тем и с другим.

Она присела на край моей постели.

– Что-то случилось? Ты сегодня в чудовищном настроении.

Я помедлила с ответом: мне очень хотелось сказать правду.

– Нет. Все хорошо.

– Ты выглядишь расстроенной.

– Сложный день выдался. О, и я забыла сказать: Марси Миллар – мой партнер на химии.

Мама сразу поняла, какой это для меня кошмар. В конце концов, ведь это к маме я бежала все последние одиннадцать лет моей жизни, когда Марси в очередной раз опускала меня ниже плинтуса. И это благодаря маме я шла на следующий день в школу, чувствуя себя более уверенной, мудрой и имея пару собственных шпилек в запасе.

– И так восемь недель! Восемь!

– Предлагаю сделку: если ты сможешь за эти восемь недель не убить Марси, мы поговорим о машине.

– Ты умеешь торговаться, мам.

Она поцеловала меня в лоб:

– Я рассчитываю на очень подробный отчет обо всем, что будет здесь твориться в мое отсутствие. И чтобы никаких диких вечеринок!

– Ничего не обещаю.

Через пять минут мамин «таурус» уже выезжал на шоссе, а я свернулась калачиком на диване, неотрывно глядя на экран мобильника.

Но мне никто не звонил.

Я дотронулась до цепочки Патча, которая все еще обвивала мою шею, и неожиданно для себя крепко сжала ее в руке. В голове у меня билась ужасная мысль, что это все, что у меня от него осталось.

Сон был трехцветным: черным, белым и бледно-серым.

Холодная ночь. Я стою босиком на грунтовой дороге, и дождь быстро наполняет канавы, превращая их в бурные ручейки, несущие камни и сухие ветки. Вокруг полная темнота, за исключением одной яркой точки: в нескольких сотнях метров от дороги стоит таверна из камня и дерева. В ее окнах виден свет свечей, и я как раз собираюсь направиться к таверне и укрыться там, но вдруг слышу далекий звон колокольчиков.

Когда звон становится громче, я отхожу от дороги подальше. Вижу запряженную лошадьми карету, с грохотом вылетающую из темноты. Она замирает точно на том месте, где я стояла минуту назад. Как только колеса останавливаются, кучер спрыгивает на землю, прямо в жидкую грязь, пачкая сапоги. Он открывает дверь кареты и отходит на шаг.

Появляется темная фигура. На плечи наброшен плащ, развевающийся на ветру, капюшон поднят, закрывая лицо.

– Жди тут, – говорит он кучеру.

– Милорд, очень сильный дождь…

Мужчина в плаще кивает в сторону таверны.

– У меня дела. Это не должно занять много времени. Держи лошадей наготове.

Кучер бросает быстрый взгляд на таверну.

– Но, милорд, там собирается всякий сброд, воры и проходимцы. И сегодня что-то дурное витает в воздухе. Прямо нутром чувствую! – Он потирает руки, будто пытаясь согреться. – Милорд, возможно, вам стоит поторопиться домой к леди и малышам.

– Ничего не рассказывай об этом моей жене! – Человек в плаще, не сводя взгляда с таверны, стягивает перчатки. – Ей и так есть о чем беспокоиться, – бормочет он.

Я смотрю на таверну, на зловещее мерцание света в ее маленьких кривых окошках. Крыша у нее кривая, скошенная вправо, будто строили ее пьяные строители, не имея исправных инструментов. Вокруг буйно разрослись сорняки, а из самого заведения доносятся разнузданные крики, сопровождающиеся звуками бьющегося стекла.

Кучер утыкается носом в рукав своего пальто.

– Двух лет не прошло, как мой собственный сын умер от чумы. Какой ужас то, что происходит с вами и леди!

В наступившей тишине лошади нетерпеливо перебирают ногами, от их шкур идет пар, из ноздрей вырываются маленькие облачка теплого воздуха. Все это настолько по-настоящему, что мне становится страшно. Никогда еще мне не снились столь реальные сны.

Мужчина в плаще по дорожке, вымощенной булыжником, идет к таверне. Он как будто уносит сон за собой, и, после минутного колебания, я следую за ним, словно боюсь тоже исчезнуть, если отстану. Я проскальзываю прямо за ним в дверь таверны.

По центру задней стены стоит огромная печь с кирпичным дымоходом. Разномастные деревянные миски, жестяные кружки висят на больших гвоздях на стене напротив. В углу стоят три бочки. Облезлый пес клубком свернулся перед ними и спит. На полу валяются опрокинутые стулья, грязная посуда и кружки. Сам пол земляной, гладко утрамбованный, засыпанный чем-то вроде древесной стружки. Как только я ступаю на него, мои пятки тут же покрываются грязью и пылью. Я мечтаю только о горячем душе. И тут вдруг замечаю посетителей, сидящих за разными столиками таверны. Их порядка десяти.

У большинства мужчин волосы до плеч и странные, клинообразные бороды. Узкие брюки заправлены в высокие сапоги, рукава рубашек засучены. Широкополые шляпы на их головах напоминают мне о пилигримах.

Мне, безусловно, снилось далекое прошлое, и поскольку детали были такими яркими, я должна была бы хоть в общих чертах понять, какие времена мне снились. Но я была в растерянности. Скорее всего – Англия, но где-то с пятнадцатого по восемнадцатое столетие. Я получила пятерку по мировой истории в этом году, но в тестах не было ничего об одежде. И ничего о том, что я сейчас видела.

– Я кое-кого ищу, – говорит человек в плаще хозяину таверны, стоящему за высоким столом, который, наверное, служит в качестве барной стойки. – У меня назначена встреча с ним сегодня, но, боюсь, я не знаю его имени.

Хозяин, невысокий человек, лысый, если не считать пары похожих на проволоку, торчащих на макушке волосков, внимательно изучает человека в плаще.

– Не хотите выпить? – спрашивает он, показывая неровные черные пеньки вместо зубов.

Я чувствую, как на меня накатывает тошнота, и отхожу в сторонку.

Мужчина в плаще подобного отвращения не проявляет, он просто отрицательно качает головой.

– Мне нужно найти этого человека как можно быстрее. Мне сказали, что вы сможете помочь.

Гнилая улыбка хозяина гаснет.

– Угум-с, я могу помочь вам найти его, милорд. Но вы уж поверьте старику и выпейте стаканчик, а лучше и не один. Что-нибудь согревающее кровь в холодную ночь, – и он подвигает гостю маленький стакан.

Мужчина опять качает головой в капюшоне.

– Боюсь, я вынужден торопиться. Скажите мне, где найти его.

И он кладет на стол пару истертых монет.

Хозяин убирает монеты в карман. Кивнув в сторону задней двери, он говорит:

– Он в той чаще. Но, милорд, будьте осторожны. Ходят слухи, что чаща заколдована. Ходят слухи, что оттуда никто не возвращался.