Но не у Розы Валлан. Она улыбнулась и ответила просто:
– Нам всем было чем заняться.
Судя по всему, она просто зашла занести какие-то бумаги, потому что уже минуту спустя, извинившись, отправилась в Жё-де-Пом. Глядя на то, как она удаляется по длинному коридору, Роример подумал: Розе Валлан никогда не приходилось рисовать черную полосу на ноге, чтобы изобразить шелковые чулки. Она была явно не из таких женщин. Но в остальном Роза Валлан осталась для него совершено непостижимой. Так что он просто выкинул ее из головы.
– Она герой, Джеймс, – сказал Жожар, готовясь вернуться к гобелену и другим текущим делам.
– Вы все тут герои, Жак, – ответил Роример, – и я об этом не забуду.
Письмо Джеймса Роримера близким друзьям, семье и покровителю в «Клуатрах» Джону Д. Рокфеллеру-младшему
25 сентября 1944
Дорогие мои!
Месяц назад я прибыл в Париж. Думаю, для вас уже не новость, что это был день, когда в город вошли американцы. Наш отряд вступил в город вместе с войсками. Вскоре после того как немцы сдали свою последнюю позицию, мы пробирались по забаррикадированным улицам к заранее условленному месту встречи. Немцы все еще проводили свой последний вечер в здании Сената и только что подожгли Бурбонский дворец. Мы спали в настоящих кроватях в гостинице, которую немцы покинули всего несколько часов назад. На следующий день я отправился в Лувр, засвидетельствовал свое почтение месье Жожару, директору Национальных музеев, и принялся размышлять над тем, чем могу быть полезен в качестве офицера Отдела памятников, изящных искусств и архивов Службы по связям с гражданской администрацией и населением в секторе Сены, включающем «Сену и Марну» и «Сену и Уазу», как это было и при нацистах.
Как один из первых офицеров, прибывших в Париж, я был представлен местным властям – наверное, пока не стоит перечислять в письме их имена, пусть даже они мелькают в местных газетах, – и был направлен на работу, никак не связанную с искусством. Оказав помощь в организации нашего штаба, я был перенаправлен в информационный отдел и восемь дней вместо обещанных 48 часов руководил службой информации. В Париже я повстречал всех, кто имеет отношение к франко-американским связям: множество генералов, офицеров всех званий, владельцев гостиниц и предпринимателей самого разного толка, старых друзей, представителей гражданской и национальной администрации, слесарей, специалистов по обезвреживанию бомб и представителей разведки… Я отдавал приказы и следил за тем, чтобы они выполнялись. Я щелкал кнутом там, где война призывала меня забыть об искусстве и отделить французов от немцев, правду от лжи, слабость от силы и ленивых от готовых помочь. Требовалось нанять сотни таксистов и еще больше переводчиков. Зачастую ко мне выстраивалась очередь из пятидесяти человек, и я садился за свой стол посреди кабинета и помогал крутить колесо прогресса. Да, в эти суматошные, удивительные, невероятные дни я действительно помог выиграть эту войну…
И вот я здесь, в величайшем центре мирового искусства. Моего внимания требуют музеи, библиотеки, архивы и здания всех возможных разновидностей. Им нужно оказывать помощь, принимая решения, не приводящие к негативным последствиям. Пока мне это удается, и я предпринимал действия, от которых у вас волосы встали бы дыбом на голове. Когда закончится эта война, я расскажу вам множество историй о том, как младший лейтенант осмеливался стоять на своем. Но если прямо сейчас меня освободят от должности, я все равно смогу сказать, что сделал все, чтобы сохранить вековые сокровища мировой культуры. Я решительно настроен выполнить эту работу – иногда мне кажется, что я так же парю в облаках, как в те времена, когда открывал «Клуатры». После долгих месяцев преподавания иностранных языков и машинной техники наконец настали дни действий и свершений…
Остается еще столько, о чем надо написать. Обо всем, что пережили за эти годы все французы, за исключением тех немногих, кто обратил оккупацию себе во благо, – последние лично мне не встречались. Страдания не забыты, но радости вновь обретенной свободы воодушевляют всех… Бог знает, что тут на самом деле происходило, но я могу заверить вас, что ничего хорошего.
Пожалуй, вот и все на сегодня. Уже месяц, как ни от одного из вас не приходит ни строчки, и я изо всех сил пытаюсь найти ваши письма. На какой почтовый ящик вы пишете? Пожалуйста, запомните новый адрес и не подводите меня.
С любовью,
Джеймс
ГЛАВА 16
Вступая в Германию
Ахен, Германия
Октябрь – ноябрь 1944
Вторую неделю Уокер Хэнкок смотрел, как на Ахен, самый западный из крупных городов Германии, падают бомбы. Стояла середина октября, но было уже холодно. Он поплотнее закутался в пальто и уставился на горизонт. Куда только ушло сентябрьское солнце? В сером небе клубился дым. Город горел. За его спиной потрескивала переносная радиостанция, передавая информацию на фронт и обратно.
Хэнкок воссоединился со своим коллегой Джорджем Стаутом в штабе 1-й армии США в Вервье, именно тогда союзнические войска впервые почувствовали недостаток топлива и вооружения. За два месяца армии стремительно прошли сотни километров, почти не встречая сопротивления, вплоть до немецкой границы. Но на границе они обнаружили не убегающего, как ожидалось, в панике врага, а длинную линию блиндажей, колючей проволоки, минных полей и противотанковых барьеров – «линию Зигфрида». Блиндажи проржавели, а большую часть населявшей их 700-тысячной армии составляли новобранцы, которых удалось набрать из поредевшего населения Германии – из тех, кто был слишком юн или слишком стар для предыдущих кампаний. И все же «линия Зигфрида» оказалась преградой, сквозь которую не сумела прорваться рассеянная армия союзников. В Нормандии они разбивали немецкую защиту превосходящими силами, но здесь снова и снова откатывались назад, их продвижение было скомкано, и со снабжением наметились перебои. Наступление 21-й армии лейтенанта Бернарда Монтгомери (включавшей и 1-ю канадскую армию, к которой был приписан Рональд Бальфур) немцы отразили в Голландии, когда та пыталась пересечь Рейн. 3-я армия США генерала Паттона была остановлена около французского Метца. Хэнкок и 1-я армия США впервые со времен Нормандии встретили решительный отпор в Ахене.
Согласно первоначальному плану, союзники и вовсе не планировали заходить в Ахен. Они собирались обогнуть его с севера и юга и воссоединиться на востоке города. В Ахене было 165 тысяч жителей, но многие бежали, – и когда к городу подошла армия союзников, население сократилось до 6 тысяч. И все же союзники хотели избежать затяжных уличных боев, тем более что город не имел тактической ценности и в нем не было тяжелой промышленности. Чего здесь было в изобилии, так это истории. В Ахене находился трон Священной Римской империи, которую Гитлер считал Первым рейхом. Именно в Ахене Карл Великий объединил Центральную Европу под своей властью. Да, Папа Лев III короновал его императорской короной в Риме – он стал первым императором после падения Священной Римской империи, – но правил Карл Великий из Ахена. Ахенский собор был его базиликой Святого Петра. И начиная с 936 года именно в этом соборе, в капелле Карла Великого, короновались германские короли и королевы. Так оно и будет в последующие шестьсот лет. Ахенский собор и исторический район вокруг него были важнейшими памятниками исторического наследия. У союзников были все причины, чтобы его не трогать.
Но, увы, для Адольфа Гитлера город тоже имел важное символическое значение, и не только как место рождения Первого рейха, но и как первый немецкий город, оказавшийся под угрозой союзных войск. Пока в городе собирались отступающие немецкие войска, местные жители ликовали. Но как только союзники подошли ближе, местные нацистские власти организовали последний поезд, уходящий из города, нагрузили его личными вещами и оставили жителей на произвол судьбы. Их жизнь Гитлера волновала мало, но он был в такой ярости на оставившие город местные власти, что отправил всех чиновников на Восточный фронт рядовыми, что было равноценно смертному приговору. Затем прислал в город пятитысячную дивизию, приказав сражаться до последнего, пусть даже город ляжет в руинах и в живых не останется ни одного человека.
