— Пап, я туда попаду! Теперь я точно знаю. Я смогу это сделать.

— Еще бы! — ответил отец.

— Иди выпей еще чашку кофе, если хочешь. Я попробую теперь сам.

— Крикни, если что. — Дэггет секунду поколебался, прежде чем войти в дом.

Сидеть у окна и молить Бога о чуде. И так каждое утро.

Перед ленчем Дэггет и Левин съездили в Дом Гувера. Там в лаборатории их проинформировали о том, что удалось обнаружить в машине, которую брала напрокат Марианн Литл в Лос-Анджелесе в день катастрофы. Как это частенько у них случалось, результаты зачем-то направили в Дом Гувера, вместо того чтобы переслать прямо к ним, на Баззард Пойнт. Но это, правда, послужило им на пользу: в лаборатории их подробнейшим образом проинформировали о том, что может означать каждая улика. Как они и ожидали, машину помыли не очень тщательно, и экспертам из ЛАРО удалось много чего обнаружить. Правда, улики все были микроскопических размеров.

— В теннис играешь, Огайо? — спросил Дэггет, пока они ожидали обратного транспорта с Гувера на Баззард Пойнт.

— Спрашиваешь!

— Так, а какие у тебя планы на обеденный перерыв?

— Причесать тебя по нулям.

Через двадцать минут Дэггет собрал бумаги в портфель, засунул его в сейф и запер на ключ. А ключ спрятал в карман.

— Ты что, и спишь с ним? — спросил Брэд Левин.

— Да, видишь ли, у нас тут были проблемы с Бэкманом. Как-то он любил путать чужое со своим. Во всяком случае считал, что все хорошие идеи принадлежат ему. Ну, пошли?

Спортивный корт был достаточно хорошо изолирован от внешнего мира, так что можно было заодно и поговорить без помех. Обычно во время игры, когда кровь разогревалась, мозг тоже начинал активно работать. Совещания же его просто отупляли.

Левин оказался сильным игроком. Быстрые, точные, сильные удары. Первая партия началась с его подачи, и теперь он вел со счетом 4:1. Не теряя надежды отыграться, Дэггет начал обсуждать ход расследования:

— Итак, если предположить, что убийца Роджера Варда поехал в Лос-Анджелес из Портленда поездом, о чем нам это говорит?

Левин выиграл еще одну подачу, прежде чем ответить.

— Может, он везет с собой бомбу. В самолет ее не пронесешь.

Следующую подачу выиграл Дэггет.

— Нет, я имею в виду другое. Что нам это говорит о его личности? Не знаю, как ты обычно работаешь, Огайо, а у меня так: мне наплевать, какое оружие везет мой клиент, меня интересует, какие мозги контролируют тот палец, который может нажать на курок. То есть главное для меня — его личность. Ты понимаешь? Вот смотри: он заказал в гостиничный номер пару щипцов и выдрал себе зуб мудрости. Прямо в номере. И мне это уже о чем-то говорит. Конечно, из этого зуба мы можем извлечь группу крови, и еще кое-что, и еще кое-что. Но я сейчас не об этом. Меня в данном случае интересует совсем другое. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Левин не отвечал. Пропустил подачу. Прекрасно. Еще одну. Пропустил. Следующая подача. После упорной борьбы выиграл Левин. Ладно.

— Может, он плохо переносит самолеты? — задумчиво проговорил Левин, успевая в то же время следить за мячом; этот пас он выиграл. — Может, он потому и блевал в тренажере?

— Отлично! — заорал Дэггет на весь корт. — Вот именно это я имею в виду.

— Знаешь, на его месте я бы тоже боялся летать, учитывая его профессию.

— Ну-ну, дальше, — подбодрил его Дэггет. — Еще какие-нибудь выводы.

Сам он в это время постарался сосредоточиться на игре, этот Левин оказался уж слишком хорошим игроком.

— Ну… он достаточно терпелив, — проговорил Левин, принимая подачу.

Следующая была его. Дэггет в этот момент сделал обманное движение и отвлек Левина.

— Он не просто терпеливый, он твердокаменный и холодный, как лед. Спокойно сидеть несколько дней в поезде, зная, что позади у тебя труп, который, возможно, уже обнаружили. Могу тебе сказать, что я бы от этого свихнулся. И уж, конечно, ни за что не поехал бы поездом, если бы знал, что за мной может быть погоня.

— А если у него просто не было выбора? Может, у него такая сильная акрофобия, что он вообще не может летать.

— Может быть, — проговорил Дэггет. Следующие несколько пасов выиграл Левин, потом удача перешла к Дэггету. — А что ты думаешь об этих уликах из машины?

— Что я об этом думаю? — Левин явно не знал, что об этом думать, и ждал какой-нибудь подсказки.

— Ну да, — сказал Дэггет. И замолчал. Не станет он ему подсказывать.

Левин немного помолчал.

— Коричневый волосок на спинке водительского сиденья упал с головы очень здоровой молодой женщины. Содержание жира говорит о том, что это натуральные волосы. Отлично. Наша Марианн Литл — брюнетка, так что это сходится. Рыжие волоски на заднем сиденье — парик; может, как раз он его и носил. Дагерти ведь упоминал рыжеволосого. Главные исполнители никогда сами не водят машину, стало быть, она сидела за рулем, а он скорее всего сзади. Там на обивке сиденья и пепел от сигареты остался. Кстати, тот же химический состав, что у окурков, которые ты обнаружил на парковке в Сиэтле. Палмэну нужны улики, по-моему, это вполне сгодится.

— Да, — сказал Дэггет, — и еще энбесол, свежие таблетки.

— Что еще раз подтверждает мою версию: он наделал себе хлопот с этим зубом, и теперь ему скорее всего понадобится врач.

— Согласен. Можешь записать лишнее очко в свою пользу.

При напоминании об очках они вернулись к игре. Левин снова выигрывал, и со значительным перевесом.

— Запиши-ка эти очки в пользу штата Огайо, — засмеялся он.

Дэггет начал выходить из себя. Этот Левин слишком хороший игрок. Он напряг все свои силы и внимание, но безрезультатно. Левин выиграл эту игру.

— Еще одну? — нетерпеливо спросил Дэггет.

— Давай, если ты действительно хочешь. — Левин сделал ударение на слове «хочешь». — Вот вы, мичиганские, все такие: не можете вовремя остановиться.

— Ах так! Вы, значит, такие самоуверенные. У вас, видите ли, чувство собственного достоинства. Вы, видите ли, такие независимые.

Дэггет кинул Левину мяч, поднял ракетку и отступил в угол, готовый отбить любую подачу соперника.

Он выиграл следующую игру и еще две подряд.

В понедельник его вызвали к Мамфорду.

— Ты на что это нацелился, Мичиган? Может, я могу чем-нибудь помочь?

Вступление было не совсем обычное и тем не менее не такое уж неожиданное в устах Ричарда Мамфорда, начальника отдела вашингтонского регионального отделения ФБР. Под его началом было 640 агентов, то есть отдел уступал по величине лишь нью-йоркскому. Более того, во многих направлениях деятельность ВРО пересекалась с другими территориальными отделениями, а их было всего пятьдесят пять. Так что порой полномочия Мамфорда были сравнимы с директорскими. В довершение ко всему Мамфорд был необъятных размеров и в то же время держался в прекрасной форме, что внушало к нему почтение, так же как и его невероятная самоуверенность, властный голос и манера как бы проникать глазами в душу собеседника. Глаза у него были пронзительно голубого цвета, как вода Средиземного моря. Лицо скуластое и плоское, как у боксера, и яркий загар, как у заядлого спортсмена-любителя. На голове — густая шапка волос; казалось, за пятьдесят с лишним лет они нисколько не поредели.

— Я нацелился на бернардовские детонаторы, сэр, — ответил Дэггет. — Это мое конкретное задание.

По площади кабинет Мамфорда равнялся небольшому полю для гольфа. Окна выходили на реку Анакостиа. По стенам стояли два огромных коричневых дивана, журнальный столик темного дерева, а в центре — невероятных размеров письменный стол девятнадцатого века. Как остров в океане толстого пушистого ковра. Стены украшали фотографии и старые картины в золоченых рамах. Этот кабинет никак не соответствовал прочим помещениям Баззард Пойнт, в большинстве своем серым и бесцветным, зато он, по-видимому, прекрасно отвечал натуре хозяина. Мамфорд чувствовал себя здесь вполне комфортно. Вот и сейчас сидел, вальяжно раскинувшись на диване. И диван, казалось, едва вмещал его крупную фигуру. Внешне Мамфорд напоминал доброго дядюшку. Дэггет знал, что большинство историй, которые о нем рассказывают, соответствуют истине, хотя обычно о людях такого масштаба рассказывают самые невероятные небылицы. Однако для Дэггета главным в Мамфорде было то, что на него можно было положиться — он встанет горой за любого, кому поверит, и будет до конца защищать то, во что поверит. Казалось, этот человек никогда и ни перед кем не испытывает страха. Говорили, что он высказывается одинаково свободно и откровенно, будь то в кабинете директора ФБР или на закрытом заседании подкомитета в сенате. И еще он был знаменит тем, что однажды осмелился сказать президенту, что его рейтинг падает: «Вы можете потерять голоса, сэр».