Н. Н. Дурново – студент Императорского Московского университета. 1890-е гг.
С начала 1900-х гт. выходят многочисленные работы ученого по славяно-русскому языкознанию, диалектологии, литературоведению, истории и палеографии. В 1902 г. его избирают членом-корреспондентом Московского археологического общества. Позже он становится приват-доцентом Московского университета, а в 1910 г. переводится на кафедру русского языка и словесности Харьковского университета.
Хотя не принято считать (может быть, в силу простого незнания) Н.Н. Дурново историком древнерусской литературы и фольклора, но именно эти области составляли основу его научных интересов в первые годы деятельности после окончания университета. Так, его перу принадлежит обширная работа «К истории сказаний о животных в старинной русской литературе» (М., 1901), где он сделал подробный разбор с публикацией памятников письменной культуры. В начале 1900-х гг. он издает также и другие легендарные сочинения древнерусских книжников, из которых необходимо отметить такие работы, как ««Приветство брачное» Сильвестра Медведева» (1904), «Легенда о заключенном бесе в византийской и старинной литературе» (1905), «Повесть о старце, просившем руки старшей дочери» (1905) и другие работы. Уже здесь проявилось стремление молодого исследователя изучать структуру древнего текста, используя при этом редкие рукописные источники и списки с них, воссоздавая колорит древнего сказания посредством обращения к языковым краскам и быту эпохи.
Дореволюционный период деятельности был плодотворным для Н.Н. Дурново. Он выпускает несколько хрестоматий для практического изучения истории русского и украинского языков, участвует в работе Московской диалектологической комиссии. В 1914 г. вместе с Д.Н. Ушаковым и Н.Н. Соколовым он издает «Диалектологическую карту русского языка в Европе».
Филипп Федорович Фортунатов на даче в дер. Косолма Петрозаводского уезда. Начало 1900-х гг.
Особое внимание ученый уделяет проблемам изучения истории русского языка. В его многочисленных курсах, «читанных» в Императорском Московском и Харьковском университетах оттачивались методология и принципы будущих крупных трудов в этой области. Н.Н. Дурново так обозначил задачу истории языка: «изучение тех последовательных изменений, каким подвергался язык со времен своего возникновения, и притом – изменений, как общих всему языку, т. е. всем говорящим на этом языке, так и касающихся отдельных говоров языка, так как дробление языка на диалекты есть тоже факт истории языка»[3].
Одним из самых значительных трудов этого периода деятельности ученого был «Очерк истории русского языка. Историческая морфология» (Вып. 2. Харьков, 1913), где подробно рассматривалась история форм склонения и спряжения. Автор указал не только изменения, перешедшие в русский язык из общеславянского, но и охарактеризовал общерусские, великорусские, белорусские и малорусские изменения форм склонения.
Так же подробно строится и вторая часть книги, посвященная разбору форм спряжения.
Н.Н. Дурново. Начало 1900-х
Как мы уже упомянули, приоритетной отраслью языкознания в дореволюционное время была диалектология, которая после известного курса А. И. Соболевского, работ А.А. Шахматова и других ученых все более приобретала целенаправленный научный характер: от многочисленных разрозненных попыток этнографического характера, целью которых были сбор и фиксация областных «речений» (XIX в.)> до фронтального описания и исследования говоров, составления диалектных атласов и карт. Все это находилось в центре внимания Н.Н. Дурново, который никогда не замыкался в ученой среде, а, наоборот, являлся страстным путешественником и собрал уникальные материалы прежде всего по великорусским говорам, издававшиеся Московской диалектологической комиссией в течение многих лет. Вот как позднее вспоминал Н.Н. Дурново о времени своего ученичества: «Когда основывался Кружок[4], я лично еще не специализировался по изучению языка, как позднее. Главные мои интересы были направлены на изучение старинной литературы и устной словесности. В изучение языка я только начинал втягиваться, обрабатывая свои записи фольклорного характера, сделанные мною у себя в деревне – в Парфёнках б. Рузского, теперь Воскресенского уезда Московской губ., затем в Калужской губ., в нижнем течении р. Угры и от случайно встретившихся крестьян других губерний. Попутно с записями фольклорного материала я делал наблюдения и над разговорным языком. Но лингвистом стать тогда я не собирался; моя лингвистическая подготовка была очень слаба. В программе магистерских экзаменов, к которым я тогда готовился, стоял и русский язык, но профессор Р.Ф. Бранят[5], дававший нам программу по русскому языку, ограничивал свои требования немногими старыми работами. В программе почти не было работ А.А. Шахматова, потому что проф. Брандт находил, что эти работы слишком трудны для усвоения. По обшим вопросам языковедения и по сравнительной грамматике индоевропейских языков не требовалось ничего. Знакомство со славянскими языками и то только с двумя, одним западным и одним южным, требовалось лишь практическое; сравнительная грамматика славянских языков не требовалась и не была нам известна даже в объеме университетского курса, так как такого курса в Университете не читалось. Понятно, что, готовясь к магистерскому экзамену, изучая народные говоры, работая над описанием старинных рукописей, я не мог довольствоваться той программой, какая была нам дана проф. Брандтом, и, конечно, читал работы Шахматова, которые боялся нам рекомендовать проф. Брандт, и др. работы по русскому, славянскому и общему языковедению, но все же моя лингвистическая подготовка оставалась очень слабой и несистематичной, а в моих познаниях по сравнительной грамматике славянских и индоевропейских языков оставались большие пробелы, не совсем восполненные даже и до сих пор. Григорьев[6] и Тарабрин[7] были от лингвистики еще дальше меня. При таких условиях ясно, какое значение для Кружка с самого его возникновения имело присутствие в нем чистого лингвиста Н.Н. Соколова[8] и слависта, уже тогда хорошо знакомого с сравнительной грамматикой славянских языков, P.P. Нахтигаля»[9]. Это редкое свидетельство, найденное нами в материалах юбилейного (1929 г.) заседания Московской диалектологической комиссии, посвященное 25-летию со дня ее основания, замечательно еще и тем, что раскрывает атмосферу научных поисков молодого поколения ученых 1900-х гг. Интересен в этом отношении и круг знакомых Н.Н. Дурново, внимание которого многие годы занимала работа в МДК. Приведем еще один любопытный фрагмент из его воспоминаний: «Не помню точно, кому из нас первому, Григорьеву или мне, кажется, что Григорьеву, пришла в голову мысль организовать кружок[10] для изучения русского языка. Я больше его чувствовал потребность поделиться своими мыслями, касающимися лингвистических вопросов, с другими, чем Григорьев, потому что в это время был занят печатаньем своей первой большой работы по диалектологии – Описания говора д. Парфёнок[11], – которая являлась как бы энциклопедией моих тогдашних знаний по языку. Попутно с этим шла подготовка к магистерским экзаменам, чтение лингвистических работ… Хотелось высказаться, посоветоваться, поучиться, и я естественно искал такую среду, в которой можно было бы высказаться. Правда, Григорьев в этом случае много дать не мог. Его интересы были больше филологические: чисто лингвистической стороной дела он не интересовался. Когда несколько позднее в наш кружок вошел Д.Н. Ушаков и стал развивать мысль, что недурно бы расширить задачи нашего кружка, сделав его лингвистическим вообще, не ограничивая его только русским языком, Григорьев был недоволен; он предпочитал, чтобы кружок остался при чисто филологических заданиях. Зато Григорьева привлекали задачи организаторского типа. Ему хотелось поскорее создать четкую классификацию старинных письменных памятников по языку, добиться экономного разделения труда по приведению в известность диалектологического материала и т. д.»[12].
