Принцип «свой-чужой» в протестантизме в течение нескольких столетий превратился в освященную «наукой» идеологию и психологию крайнего индивидуализма[58]. В иудаизме имеет место этнический индивидуализм (этнос, племя, народ остается единым целым, не делимым на части); в протестантизме – персональный индивидуализм (общество дробится до мельчайших «атомов» – отдельных людей, ego)[59]. В экономической науке Запада моделью и эталоном такого индивидуализма является Homo economicus – человек экономический. Он представляет собой крайнюю степень индивидуализма, когда к «своим» человек относит только самого себя (ego), а все остальные – «чужие».

Примечательны наблюдения, сделанные В. Зомбартом в его книге «Буржуа». В ней он совершенно справедливо обращает внимание на то, что наиболее последовательными и энергичными носителями «духа капитализма» были иноземцы, или пришельцы. Они не имели никаких кровно-родовых связей с местным населением и не были обременены такими предрассудками, как «родина», «отечество», «исторические корни» и т. п. Для пришельцев (иммигрантов, колонистов) местные все поголовно было «чужаками», к которым можно (и нужно) относиться жестоко – как к скотам или зверям. То есть убивать, эксплуатировать, грабить и обманывать. Также хищнически можно относиться к окружающей природе, культуре местного народа и его истории. Как пишет Зомбарт, «иноземец не ограничен никакими рамками в развитии своего предпринимательского духа, никакими личными отношениями: в своем кругу он встречает только чужих… Только беспощадность, которую проявляют к чужим, могла придать капиталистическому духу его современный характер»[60].

Зомбарт выделяет две основные категории таких беспощадных пришельцев: евреев, которые были перманентными мигрантами по всему миру, и европейских колонистов в Новом Свете. Первые имели очень длительный опыт наживы на «чужих» и выступали в качестве учителей; вторые оказались очень способными учениками, которые нередко превосходили своих учителей. Как пишет Зомбарт, «…приносящие выгоду дела вначале вообще совершались лишь между чужими, тогда как своему собрату помогали; взаймы за проценты дают только чужому…, так как только с чужого можно беспощадно требовать проценты и капитальную сумму, когда он их уплачивает (здесь Зомбарт имеет в виду известную установку древних евреев из Второзакония. – В. К). Правом иноземцев было, как мы видели, еврейское право свободной торговли и промышленной торговли».

Беспощадность и хищничество пришельцев усиливается тем, что их сознание ориентировано не на прошлое или даже настоящее, а устремлено исключительно в будущее, ради чего можно жертвовать прошлым и настоящим. Безусловно, такой фанатизм также имеет религиозное происхождение. «Для переселенца, – пишет Зомбарт, – как для эмигранта, так и колониста не существует прошлого, нет для него и настоящего. Для него существует только будущее. И раз уже деньги поставлены в центр интересов, то представляется почти само собою разумеющимся, что для него единственный смысл сохраняет нажива денег как средства, с помощью которого он хочет построить себе будущее»[61].

Зомбарт обращает внимание на схожесть двух групп носителей «капиталистического духа» – иудеев (вечных мигрантов) и протестантов (колонистов). Но между ними есть и серьезные различия. Во-первых, в первой группе все-таки остается понятие «свои» (по признаку религии и/или крови); во второй группе практически нет «своих», все (даже люди одинаковой веры и крови) оказываются «чужими». Во-вторых, в первой группе устремленность в будущее имеет вполне осознанный характер (целью иудаизма является мировое господство, и их капиталистическая деятельность подчинена реализации этой долгосрочной цели); во второй группе нет осознанных долгосрочных целей, понимание будущего является крайне размытым. Неудовлетворенность некоторых представителей протестантизма (особенно пуритан) отсутствием внятной конечной цели иногда приводило их в лоно иудаизма.

Западная социология не могла обойти стороной принцип «свой-чужой», которым в своей повседневной жизни руководствовались и руководствуются миллионы людей. Известный французский социальный психолог Серж Московичи называет это «социальной психологией меньшинств»[62].

Перенесемся мысленно из эпохи раннего капитализма в наше время. Как известно, после Второй мировой войны Запад стал активно реализовывать в жизнь так называемый «мультикультурный проект»: смешение разных народов, рас и этносов с помощью либерализации или даже отмены существовавших ранее миграционных ограничений. Причины, подтолкнувшие Запад к проведению такого рискованного (как это стало очевидно сегодня) эксперимента, многочисленны, и их анализ выходит за рамки данной работы.

Отметим лишь, что, по мнению ряда социологов, такое мультикультурное смешение усиливает «капиталистический дух» в обществе, ибо в монокультурном (или моноэтническом) социуме нельзя достичь необходимого градуса ненависти и жестокости, который необходим для поддержания капиталистического тонуса. С таким мнением мы полностью согласны.

Развитие «дикого» капитализма в России в последние два десятилетия было бы немыслимо без ситуации, когда бывшее советское общество оказалось четко поделенным на «своих» и «чужих». Прежде всего деление произошло по национальному признаку. У нас сегодня идут какие-то разговоры (в основном шепотом) об «этнической преступности». Но дело в том, что наш капитализм также оказывается «этническим», однако об этом в силу «политкорректности» и «толерантности» почти никто не заикается. Размышления на эту тему удалось найти в недавно вышедшей интересной статье Александра Молоткова. Он пишет: «…всем нам памятна волна первичной капитализации начала 90-х, когда наиболее радикальное принятие духа капиталистической наживы любой ценой наблюдалось, в первую очередь, в среде лиц нерусской национальности: евреев, азербайджанцев, чеченцев и т. д., а также тех этнически русских капиталистов (не случайна модификация: “новые русские”), которые утвердили свое фактическое отторжение от национального целого бесстыдством роскошных особняков на фоне нищенствующего народа»[63].

Добавим, что Россия все еще остается преимущественно монокультурным, моноконфессиональным и моноэтническом обществом, т. к. в ней пока преобладают русские и православные. По мнению «реформаторов», это тормозит дальнейшее развитие капитализма. Для того, чтобы Россия стала окончательно и бесповоротно капиталистической, ее надо сделать поликультур-ной, полиэтнической, поликонфессиональной. Такое общество будет состоять исключительно из «чужих», в нем будет царствовать принцип: homo homini lupus est («человек человеку волк»). В этом истинный «цивилизирующий» смысл нынешней миграционной политики российских властей.

Вернемся к началам современного капитализма. Многие установки иудаизма были восприняты протестантизмом, а догматы последнего подхватила и стала развивать народившаяся на свет европейская философия (вероятно, она появилась для того, чтобы выполнять «социальные заказы» тех, кто был заинтересован в строительстве капитализма). Смысл ряда «догматов» европейской философии очень прост: «война всех против всех» как объективный, «естественный» закон общества. В том или ином виде эту мысль проводили Дж. Беркли, Д. Юм, Дж. Локк, Т. Гоббс, Ф. Бэкон. Затем народившаяся на свет европейская экономическая «наука» (естественно, также для выполнения «социальных заказов») «облагородила» формулировку этого закона «всеобщего каннибализма» и назвала его «законом рыночной конкуренции».

Следует также отметить, что современный протестантизм в значительной мере утратил тот религиозный фанатизм, который был присущ «первопроходцам» капитализма и о котором писал Вебер. Еще раз напомним читателям, в чем была религиозная подоплека этого фанатизма. Многие протестанты быстро накапливали большие богатства, но при этом придерживались аскетического образа жизни, продолжали держать себя в «черном теле». Некоторые исследователи пытаются дать чисто «материалистическое» объяснение этому феномену: мол, аскетизм первым капиталистам был нужен для того, чтобы «экономить» и быстрее накапливать капитал. Вот и К. Маркс в «Капитале» пишет: «Капиталист грабит свою собственную плоть»[64] – и не может внятно ответить, зачем капиталист это делает. А не может потому, что смотрит на историю становления капитализма глазами материалиста. А первыми капиталистами двигал не «экономический интерес» (как думал К. Маркс), а религиозное чувство.