Очаллу необходимо прикрытие Каскара, иначе он погибнет. Не стоит об этом забывать.

Текла… те, кто составил заговор, чтобы избавиться от Каскара, теперь знают, что она помогла ему совершить первый побег. Насколько обоснована её уверенность, что она сама неуязвима для нападения? Предположим, она выйдет замуж за Бертала, как предполагается? Насколько тогда она попадёт под власть правителей Улада? Рамсей не мог судить об обычаях этого мира, чтобы понять, какая опасность в будущем грозит герцогине.

Эдайс… упоминание этого имени явно озадачило Оситеса. Но Текла получила совет этой загадочной личности, и в ответе говорится, что он, Рамсей, сыграет определённую роль в будущем Олироуна. Именно поэтому герцогиня согласилась на его возвращение.

Собственные его действия вряд ли можно считать большим успехом. Хоть он и нашёл лабораторию и добрался до машины, сейчас он в руках тех, кого может считать своими врагами. Что бы ни думала Текла о Бертале, старой императрице и её сообщниках по интриге, Рамсей всем им нисколько не доверял.

Упомянув имя Эдайс при Оситесе, он получил всего лишь передышку — чтобы посмотреть в лицо собственной глупости. Никакого преимущества он не получил. Когда он не вернётся, Текла догадается или узнает, где он. Хватит ли у неё влияния, чтобы добиться его освобождения?

Почему-то эта мысль вызвала у Рамсея неловкость. С того момента, как он запутался в этой сети, Текла помогала ему, выручила из одного затруднительного положения, затем из другого. Пора ему что-нибудь предпринять и самому — что-нибудь более конструктивное, чем попасть в первую же ловушку, которую для него приготовили.

Вот теперь он рассердился. Встал, подошёл к двери своей клетки. Но хотя ему и удалось просунуть за решётку руки, попытки нащупать замок завершились ничем, пальцы его лишь касались гладкого металла. Не нашлось даже замочной скважины, и он не имел ни малейшего представления, как Мелколф закрыл дверь.

Юноша присел, чтобы посмотреть, как закреплены прутья решётки в камне пола, и понял, что сломать решётку он не сможет. Конечно, если бы появился тюремщик, он мог бы попробовать сыграть роль непобедимого героя шпионских романов: крикнуть, что умирает, а когда откроют, чтобы проверить, просто пробиться наружу. Но Рамсей почему-то был уверен, что если кто-то и войдёт, рядом будет стоять Мелколф со своим стеклянным шприцем. А Рамсей уже принял твёрдое решение не рисковать своим вторым телом в спорах с хозяевами этого логова.

Оставалось просто сидеть и ждать, пока что-нибудь произойдёт. Рамсей никогда не обладал особым терпением, а сейчас ему особенно претило предоставлять противнику девять десятых преимуществ. Однако делать было нечего.

Если бы он смог сейчас увидеть какой-нибудь полезный сон… Такая неожиданная мысль чуть позабавила его. Но потом он начал обдумывать её более серьёзно. Рамсей снова сел на неудобный стул и принялся методично вспоминать всё, что рассказывал ему Грег об экспериментах с телепатией во сне. Берутся двое видящих сны и контрольный испытуемый. Рамсей никогда не обращал внимания на приборы, используемые в этом эксперименте, и решительно отказывался играть роль испытуемого. Контрольный человек ждёт, пока прибор не покажет, что спящий настроен на приём (это определяется с помощью быстрых микродвижений глазных яблок; они свидетельствуют о том, что сон начался). Когда спящий готов к приёму, контрольный достаёт из груды картинок одну наугад. Концентрируется на ней, и спящий в большем количестве случав, чем можно объяснить вероятностью, видит изображённое на картинке.

На таком уровне Рамсей сейчас действовать не может. Но юноша упорно продолжал обдумывать возможности снов. Оситес явно посылал сон из одного альтернативного мира в другой, чтобы привлечь самого Рамсея или управлять его снами. Может, это установило между ними какую-то связь и теперь Рамсей, в свою очередь, может привлечь к себе шамана? Но, конечно, не до такой степени, чтобы привести Оситеса сюда и заставить открыть дверь.

Мелколф… нет. Рамсей не верил, что сможет как-либо подействовать на учёного. Грег говорил, что на закрытый мозг это не действует. А Рамсей считал, что мозг Мелколфа прочно закрыт, что учёный верит в свою машину как главную причину смерти Каскара.

Однако Оситес — видящий сны. Остаётся выяснить, когда шаман спит…

Рамсей опустил голову на руки. Верить в то, что он чего-то достигнет снами, всё равно что просто встать и пройти сквозь эти решётки.

Рамсей сбросил грязное покрывало с полки на пол и лёг на жёсткие доски. Они показались ему похожими на ту твёрдую плиту, на которой он впервые пришёл в себя в этом мире. Он закрыл глаза, но не для сна, а чтобы сосредоточиться на шамане — каким он видел его вначале во сне, а позже наяву, когда тот встречал в Ломе Теклу.

Юноша легко увидел чёрно-белую мантию шамана. Однако Рамсей вскоре обнаружил, что восстановить мысленно черты лица гораздо труднее. Да, у него седые волосы, над лбом они гуще и длиннее, как будто их взъерошил ветер. Ниже — лоб, под ним — брови, тоже седые и густые.

Но когда Рамсей попытался вспомнить глаза под этими бровями, он едва не потерпел поражение. Тёмные, запавшие в череп — да. Но всё-таки чего-то не хватало, какого-то трудно уловимого выражения. Рамсей не мог его определить. Или это просто отсутствие всякого выражения? Чем-то лицо в его видении напоминало маску, в нём не горела искра подлинной жизни.

Никогда раньше не приходилось ему так сосредоточиваться. Борьба поглотила его сильнее, чем когда он пытался припомнить сны, которые привели его сюда. Эти сцены снов опять начали всплывать в памяти, они закрывали лицо Оситеса. Теперь они служили прикрытием для шамана. Но Рамсей продолжал пытаться.

И вот буквально на одно мгновение Рамсей ясно увидел это лицо, живое, а не маску. Глубоко посаженные глаза с оттенком удивления посмотрели на него. Контакт длился едва ли дольше вздоха и тут же прервался. И снова Рамсей увидел только чёрно-белую фигуру, она медленно расплывалась, пока не исчезла.

У Рамсея заболела голова, заныло тело. Мышцы его напрягались не меньше мозга, когда он пытался достичь чего-то, сам не веря в успех. Попытаться ещё раз?

Чёрное и белое… чёрное… и…

Чёрное стало серым и алым. Кто-то другой… он почувствовал присутствие ещё кого-то… однако этот другой о нём и не подозревает. Рамсей мысленно затаился. Так маленький зверёк прижимается к земле, чтобы избежать внимания врага. Этот другой — враг, он больший враг, чем Оситес. Как его имя? Очалл? То, что ему было известно о верховном советнике, давало основания верить в это.

Рамсей, осмелев, попытался вызвать лицо. Ничего — только сознание, что где-то там присутствует другой. Вмешиваться дальше просто глупо.

Рамсей открыл глаза. Он почти ожидал увидеть склонившегося к себе человека, заставляющего его… что? Рамсей не знал этого, но у него появилось ощущение принуждения. Он сел и осмотрел камеру. Нет, он оставался здесь совершенно один. И из лаборатории, в которой Мелколф и стражник застали его, не доносилось ни звука.

Если Мелколф прав — а у Рамсея не было причин сомневаться в его словах, — возврата к прошлому нет. Рамсей ожидал собственной реакции на это, может, приступа паники, ощущения потерянности.

Но… ничего подобного. Рамсей посмотрел на коричневую кожу своих рук. Это не его руки. Но — вот они! Он чувствует себя в теле Каскара, как в своём собственном. Глядя в зеркало, видит лицо Рамсея Кимбла, хотя кожа стала смуглей, шрам исчез, волосы подстрижены по-другому. Но он по-прежнему Рамсей Кимбл, каким был всю жизнь.

Если бы в нём остался хоть след прежней личности Каскара… но он его не нашёл. Следовательно, он не изменился, изменился мир вокруг него. Всё равно что работать в чужой стране, подумал Рамсей, может, в Мексике или в одном из южноамериканских государств. Пришлось бы учить язык, изучать обычаи, чуждые его родной стране, как чужды обычаи Олироуна, Улада или Толкарна.