Он наврал женщине, что его брат тяжело заболел, и попросил дубликат ключа на случай, если вернется после полуночи.

Получив от его приятеля двадцать су, она согласилась.

– А вот это уже лишнее, – сказал ему Максанс.

– Ничего не поделаешь – этот ключик открывает любой, даже самый ржавый замок, – ответил тот. – Пойдем, я оставил экипаж неподалеку.

Они уселись на сиденье, чувствуя себя студентами, собирающимися покутить. Максанс даже позабыл о ревматизме, который мучил его день и ночь, не давая ни минуты передышки.

– Спасибо тебе, что вытащил меня! Жизнь прекрасна! – воскликнул он.

– Надо остановиться, здесь наверняка есть магазины, – заметил его приятель и дал знак кучеру. – Куплю бутылочку – негоже прийти с пустыми руками. Что-то тут холодно, давай, я включу тебе отопление, – сказал он и вышел.

Максанс Вине с наслаждением протянул подошвы к жаровне и вскоре задремал, вспоминая один из лучших моментов своей жизни. Как-то раз зимой, когда ему было семь лет, бабушка, продавщица воздушных шаров, которая воспитывала его после смерти родителей, привела его в кафе на Бульварах. Они уселись у камина, и, напившись шоколада со сладостями, Максанс уснул.

Он почувствовал легкую головную боль, потом стало трудно дышать, сердце забилось чаще. Максанс не мог бороться с охватившей его слабостью, все тело отяжелело, не было сил пошевелиться. Ему почудилось, что он очутился в печи, в которой плавят металл. Максанс попытался глубоко вдохнуть, но из груди вырвался хрип. Он закашлялся и стал искать на ощупь ручку дверцы. Она не поддавалась. Он застонал. Фиакр тронулся. Уже теряя сознание, Максанс подумал о том, что теперь он, наконец, встретится с императором Марком Аврелием.

Жозеф был готов отдать что угодно за то, чтобы каким-нибудь чудесным образом очутиться в Патагонии, на Больших Зондских островах или на вершине Килиманджаро – неважно, где, лишь бы подальше от этих клуш. Он не спал всю ночь из-за криков Дафнэ, у которой резались зубки, а теперь был вынужден общаться с Олимпией де Салиньяк и ее тощей, похожей на козу приятельницей Бланш де Камбрези, которые перевернули всю лавку в поисках «Эйримаха», исторического романа Жозефа Анри Рони-старшего, написанного им в соавторстве с младшим братом Серафеном Жюстеном Франсуа, и «Осени женщины» Марселя Прево, при этом болтая без умолку о том, как независимы женщины в Соединенных Штатах и покорны в Японии.

Кэндзи отправился оценивать библиотеку на Бур-ля-Рен, Виктор скрылся в хранилище, и на растерзание дамам остались Жозеф и Симеон Дельма. Впрочем, последний являл собой образец ангельского терпения и общался с покупательницами с неизменной улыбкой на лице. Жозеф схватил газету и начал отступление к задней комнате. До него долетали обрывки фраз, но он открыл страницу с хроникой происшествий и больше ничего не слышал.

Жозеф, который всегда охотно пользовался этим видом транспорта, решил, что надо предупредить о грозящей опасности всех, и первым делом Виктора. Мелкими перебежками, чтобы его не заметили дамы, он двинулся к лестнице, ведущей в хранилище.

Виктор был не в восторге от появления Жозефа. Он сделал вид, что внимательно слушает подробное перечисление смертельных опасностей, подстерегающих пассажиров плохо проветренных фиакров, напевая про себя песенку собственного сочинения:

– Вы меня слушаете? – спросил Жозеф.

– Конечно, Жозеф. Кстати, как вы думаете, Брикбек пишется через «к», так же как и город?

– Ну да, в школе бедолагу наверняка дразнили «Брик-а-брак»[42]!

– Среди многочисленных увлечений моего дяди Эмиля была и история старинных замков. Во время своего последнего пребывания в Лондоне он несколько раз упоминал о замке Брикбеков.

– А какое это имеет отношение к тому, что я вам только что прочитал?

– Никакого.

– Понятно! Вы заговорили про замки, чтобы от меня избавиться! – обиделся Жозеф и вышел из хранилища, бросив газету на картонную коробку.

Оставшись один, Виктор попытался припомнить детали того разговора с дядей. Замками-то Эмиль, конечно, интересовался, но вот о Брикбеке упомянул, как казалось теперь Виктору, лишь потому, что ему встретился в Париже некто, чья личность показалась забавной. Как же дядя его описывал… «Ему всего двадцать четыре года, но выглядит он гораздо старше, возможно, потому, что волосы у него длинные и одет он неизменно строго, во все черное. В нем было что-то от персонажей Диккенса… этакий протестантский пастор».

Виктор развернул газету. Деода Брикбек. В тумане его воспоминаний словно замигал маяк. Деода Брикбек, Максанс Вине. Эти имена были ему определенно знакомы. Он машинально подчеркнул их карандашом и пометил на полях: «Проверить…». Где же он мог их видеть?.. Он щелкнул пальцами. Вот оно! Когда после смерти дяди он унаследовал книжную лавку, ему пришлось разбирать хранившиеся там старые счета, письма и другие бумаги. Всё, что было связано с дорогим сердцу дяди учением Шарля Фурье, Виктор сложил в сундук. Тот самый, о котором упоминала недавно Мишлин Баллю и содержимое которого Виктор увидел на полу в мансарде.

«Прыжки на одной ноге… Одноногий… Хромоножка… Нет! Подранки!» – так Эмиль Легри назвал ассоциацию, среди членов которой были и Деода Брикбек, и Максанс Вине. Остальных Виктор не помнил и решил подняться в мансарду. Увы, для этого надо было пройти через магазин, где он тут же попал в лапы Бланш де Камбрези, которая, за неимением Марселя Прево, готова была удовлетвориться «Галилеей» Пьера Лоти[43].

– Я буду к вашим услугам через тридцать секунд! – пообещал ей Виктор.

Не сказав ни слова Айрис, которая качала на руках Дафнэ, он прошел к лестнице, ведущей на мансарду, открыл дверь и, споткнувшись о фарфоровую салатницу, с трудом устоял на ногах. Ругаясь на чем свет стоит, зажег свечу и склонился над сундуком. Тот был пуст.

– Дырявая голова! Я же сам попросил Андре Боньоля отнести на улицу Фонтен коробки с дядюшкиными бумагами!

Когда мадам Баллю вернулась с рынка, Виктор вручил ей ключ.

– Спасибо, месье Виктор, я разобрала подарки покойного Онезима, и теперь их осталось только отнести наверх. Правда, у меня сегодня так болит поясница…

Виктор проигнорировал эту завуалированную просьбу о помощи и, решив оставить велосипед в лавке, чтобы не столкнуться с покупательницами, отправился домой в фиакре. Причем, несмотря на холод, отказался воспользоваться жаровней.

Приехав домой, он сразу позвонил Жозефу.

– Куда вы подевались? – удивился тот.

– Извините, я опаздывал на важную встречу, и мне пришлось срочно уйти.

Вряд ли Жозеф ему поверил, но обещание быть завтра в лавке к открытию его успокоило.

Коробки из мансарды стояли в дальнем углу мастерской. Поскольку Таша не было дома, Виктор решил приступить к делу немедленно. Не сразу, но он отыскал реестровую книгу, правда, оказалось, что первая страница в ней отсутствует. Это заставило Виктора задуматься. Когда он по просьбе мадам Баллю поднялся в мансарду, там все было перевернуто вверх дном. Он подумал, что это дело рук консьержки, но вряд ли она вырвала страницу из реестровой книги Эмиля Легри. Не связано ли все это с подозрительной кончиной двух дядюшкиных знакомых? Внутренний голос нашептывал Виктору: «Ты ухватился за ниточку, ведущую к разгадке». Он взял в руки старую фотографию, датированную июнем 1876 года: на ней были запечатлены девятеро мужчин, две молодые женщины с бокалами в руках и совсем юная, но очень высокая девушка. Судя по всему, это и были члены ассоциации «Подранки». Жаль, что на фотографии не указаны их имена. И вдруг Виктора осенило! Он поспешно направился в свою фотолабораторию.