Елена тихонько присела на стул. Лукич повернулся к ней.

– Наврал тебе с три короба наш Санек, так ведь? – Лукич грозно зыркнул на Санька.

Тот мелко закивал головой. Елена тревожно посмотрела на сына.

– Рассказывай! – приказал Лукич.

– Эта… На кладбище он собирался. Там фигура крест поворачивала, я видел! Михе сказал, он и пошел. Меня не взял! – добавил он с обидой.

– Ничего не поняла, – Елена вопросительно посмотрела на Лукича.

– Рассказывай по порядку, подробно, – уже менее строго сказал Лукич.

Санек вздохнул.

– Я ходил на кладбище ночью. На спор. Там увидел фигуру на могиле.

– Что за фигура?

– Темная такая, в балахоне. Я испугался, думал привидение. А тут крест на могиле стал поворачиваться. Ну, я еще больше испугался и убежал.

– Могила в какой части кладбища?

– В старой, где барский участок.

– Ну, дальше!

– Я Михе наутро рассказал. Мы пошли вместе. Эта фигура опять пришла. И опять поворачивался крест. Мы издалека смотрели. Миха вроде засек, у какой могилы она стояла. А на следующий день он выходной. Я так и знал, что он опять туда пойдет! Только думал, что вечером! – с досадой добавил он.

– И он пошел?

– Да.

– Откуда ты можешь знать наверняка? Подглядывал за ним?

– Не – а. Я с пацанами на речке был, а он ушел. Еще днем. Просто фонаря в сарае не было.

– Какого фонаря?

– На батарейках. Я его потом около могилы нашел. А потом опять потерял.

– Саня, давай опять по порядку. Как нашел?

– Ну, мамка за ужином пристала, где Миха? Я не сказал, поел и решил сходить на кладбище, думал, он там в засаде сидит, за холмом. Там удобно. Фонарик хотел взять, глядь – а его нету. Я сразу догадался, что его Миха прихватил. Пришел на кладбище, а Михи там нет. А около одной могилы, на которой имени нет, наш фонарь лежит. Я думал, что Миха его забыл, сам спрятался и ждет фигуру. Оставил фонарь и пошел домой.

– Почему не забрал его с собой?

– Ага! Миха разозлился бы! Пошел бы искать его и не нашел!

– А почему ты сказал, что опять потерял фонарь?

– Я вернулся с полдороги. Ведь фигура, если бы нашла фонарь, догадалась бы, что за ней следят, так ведь? Я решил его все же отнести Михе. Ну, думал, может он разрешит мне с ним остаться. Это ведь я первый фигуру увидел, а не он! А фонаря нет. Я совсем испугался и убежал.

– Почему матери ничего не рассказал? Врал зачем?

– Дядя Семен! Миха мне не велел никому рассказывать про фигуру! Он знаете, как больно дерется! Я думал, он сам придет ночью. А он так и не пришел.

– Ладно, иди, Санек. Елена, пойдем, выйдем на крыльцо.

Елена на негнущихся ногах вышла за участковым. Лукич присел на старую лавку и закурил.

– Ты заранее не паникуй, Елена! Миху так просто голыми руками не возьмешь, армию прошел пацан! Скорее всего, решил он до конца проследить за этой, как Санек ее называет, фигурой.

– А чего же утром домой не пришел?

– Не смог, значит.

– Чую, Лукич, беда с ним. И сон плохой приснился.

– Да что ты со своими бабскими снами! Искать сейчас пойдем, конечно, факт! Мужиков соберу, и все там прочешем. Сразу видно будет, может, и вправду он за холмом себе наблюдательный пункт устроил. Тогда там следы остались. И фонарь поищем. Да его, скорее всего, Мишка и забрал. Пойду я, а ты дома сиди, жди. Надо выяснить, что это у нас за посторонняя фигура в деревне появилась!

Елена согласно кивнула головой. Лукич старался говорить спокойно и убедительно, но у самого тревожно ныло под ложечкой. Он тоже чувствовал беду. Мишка не такой хилый пацан, мужик уже, чтобы его можно было взять голыми руками. Если на него напали, должны остаться следы борьбы. Нужно искать. Лукич посмотрел в сторону хозяйских построек Вишнякова. «Вот он мне и поможет. Полковник все – таки, хоть и бывший», – Лукич решительно развернулся и направился к дому фермера.

Лариса, расслабившись, лежала на прохладных шелковых простынях. Что ж! Севка и сегодня был на высоте! Даже проблемы с делами не повлияли на его потенцию. Настоящий мачо! Лариса задумалась. Пожалуй, она поторопилась, пообещав свою помощь любовнику. Спору нет, нравится она Крестовскому, но станет ли он ее слушать? Подарки подарками, а в делах Дед, говорят, непримирим. Недаром его боятся. Но попробовать-то она может? Севка, конечно, не дурак. Идея знакомства с мачехой неплоха по сути. Крестовский для дочери готов на все. Только что Севка хотел? В постель ее уложить? Она не так глупа, чтобы поверить в искренность его чувств. К тому же, Севка не знает одну вещь: Лизка до одури любит Ларисиного отца и изменять ему не станет. Но вот ее она не любит. Да и не надо. Так меньше головной боли: притворяться нет необходимости. В детстве Лариса, конечно, переживала, что жена отца, а она всегда знала, что эта женщина не ее родная мать, даже не подходит к ней. До пяти лет Лариса росла с няней, а потом родилась Алена. Вот она не была обделена родительским вниманием. Сестру Лариса тоже не любила. Вернее, относилась она к Алене так, как мачеха к ней самой. Никак. Она сестру не замечала. Не играла с ней, но и не обижала. А та, дурочка, все время лезла к ней со своими глупыми детскими проблемами. Шла бы уж сразу к матери!

Лариса вернулась мыслями к любовнику. К Крестовскому она сходит. Сегодня и сходит. Только для него нужна красивая легенда, зачем он должен помогать какому-то там Всеволоду. Да, кстати, а как Севке вообще удалось получить свой бизнес? Лариса повернулась на бок и протянула руку к сотовому телефону, лежащему на тумбочке. И все – таки Севка тип депрессивный: мебель черная, постельное белье темно синее, даже органза на окне серая в черных и белых точках. Мрак! Единственное светлое пятно в спальне – пепельница из какого-то золотистого камня и такой же подсвечник. А свеча опять – таки черная. Лариса прислушалась к звукам, доносившемся из кухни. Так и есть: жужжит кофемолка. Вот кофеман! Она встала, накинула халат и, засунув ноги в шлепки, пошла на кухню.

– Сева, а как ты бизнес получил?

Всеволод внимательно на нее посмотрел. Отвечать не хотелось.

– По наследству достался.

– От кого?

– Друг у меня был, – он все еще надеялся, что такой односложный ответ вполне удовлетворит любопытство любовницы.

– Ну, и?

– Он умер, а я взял все в свои руки.

– А как он умер?

Вопрос Всеволоду не понравился. Как погиб Дронов знали немногие. И только двое знали, кто ему помог отправиться к праотцам.

– Он утонул. Пьяный свалился в озеро и захлебнулся.

– Сам?

– Что сам?

– Утонул, спрашиваю, сам или помог кто?

– Какая тебе разница?

– Такая, что я не хочу помогать убийце, – отрезала Лариса.

Всеволод разозлился. Он подошел к Ларисе и прикоснулся к ее подбородку твердыми пальцами.

– Слушай меня, девочка. Меньше знаешь, дольше живешь. Усвой эту банальную истину и не лезь ко мне с вопросами, – он слегка хлопнул ее по щеке и отвернулся. Спокойно налил кофе из турки в одну кружку. Не глядя на Ларису, напевая какой-то несложный мотивчик, вышел из кухни.

«Так. Я, похоже, перешла некую черту. А ты страшный человек, Сева!», – она уже не сомневалась в своих предположениях. «Ладно. Я все же поговорю с Крестовским. Только разговор может тебе не понравиться, Севочка!» – она прошла мимо сидящего перед телевизором в глубоком кресле любовника. Одеваться быстро она умела. Побросав в сумочку сигареты, сотовый, пудреницу и помаду, она тихо выскользнула в коридор. Дверь защелкнулась за ней почти бесшумно. «Я могу сюда и не вернуться», – подумала она вдруг почти без сожаления.

Черный джип свернул с трассы и мягко покатил по грунтовке. Махотин решил въехать в Рождественку не с главной улицы, а с дороги, идущей вдоль леса. Домик, который он прикупил повинуясь капризу, стоял почти на окраине деревни, на довольно высоком холме. Это даже и не холм был, а крутой берег Юзы. Забор немаленького участка проходил прямо по кромке обрыва. Махотин, обходя свои владения и добравшись до этого забора, еле удержался от желания выломать доску и глянуть, что там за ним. Хозяйка участка Елена, словно угадав его желание, сказала коротко: «Там круча над Юзой, осторожно!»