Дарья Михайловна.

 — Я ничего, Сережа…

Игумновъ.

 — О, Боже мой! (Слышенъ рожокъ автомобиля. Игумновъ какъ бы сбрасываетъ съ себя нeчто.) Ѣдемъ. Мы — на пожаръ. А тамъ видно будетъ.

Быстро выходитъ. Арiадна лежитъ недвижно. Полежаевъ сeлъ въ кресло, съ ней рядомъ; онъ закрылъ лицо руками.

Такъ продолжается нeкоторое время. Дарья Михайловна встаетъ, подходитъ къ Полежаеву, цeлуетъ его въ лобъ и удаляется. Спустя минуту Арiадна поворачиваетъ голову, приподымается.

Арiадна.

 — Ушелъ, рыцарь. Что я имъ, право? (Рeзко.) Да не хочу я, чтобъ меня спасали. И все тутъ. Не желаю. (Оглядываясь на Полежаева.) Вотъ, тоже… Благодeтель человeчества. Плачешь?

Полежаевъ.

 — Нeтъ.

Арiадна.

 — Угнетаемая невинность.

Полежаевъ

(вдругъ встаетъ.) Ну, прощай, Арiадна.

Арiадна.

 — На пожаръ?

Полежаевъ

(какъ бы разсeянно). — Нeтъ… такъ… вообще.

Арiадна.

 — То-есть какъ же?

Полежаевъ.

 — Я тоже не хочу, чтобы меня спасали.

Арiадна

(удивленно). — Ничего не понимаю.

Полежаевъ.

 — Ну, и что-жъ? (Онъ теперь задумчивъ, какъ бы во власти какой-то мысли. Очень покойно). — Ненавидишь меня, и ладно.

Арiадна.

 — Даже радъ!

Полежаевъ.

 — Выйду, и все буду итти. Зайду въ рeку, и все буду итти, станетъ по горло… а потомъ ничего… И такъ будетъ покойно.

Арiадна.

 — Зачeмъ же… тебe?

Полежаевъ.

 — И меня приметъ вeчность. Если ты — и я.

Арiадна.

 — Погоди, Леонидъ, сядь… (Указываетъ мeсто рядомъ.)

Полежаевъ

(садится и смотритъ на нее какимъ-то страннымъ взоромъ). — Ты теперь кажешься мнe очень далекой.

Арiадна

(подавленно.) — Раньше ты этого не говорилъ.

Полежаевъ.

 – Со мной раньше такого не было.

Аріадна.

 ‑ Это самое и я чувствовала, когда… Да, но ты… тебe.

Полежаевъ.

 — Что же я? Нeтъ, ничего. (Встаетъ.)

Арiадна.

 — Постой. (Удерживаетъ его.) Ну вотъ, теперь ты… Ахъ, какая тоска.

Полежаевъ.

 — Мнe жаль тебя, Арiадна. Тeмъ болeе, что виноватъ я. Но ужъ теперь что же дeлать.

Арiадна.

 — Ты какъ странно говоришь. Мнe даже страшно. Да позволь… Я никакъ не ожидала. (Беретъ его за руку.) Почему такiя холодныя руки? Ты нездоровъ?

Полежаевъ.

 — Я — ничего.

Арiадна

(взволнованно). — Ты все твердишь: ничего, ничего, а самъ какой-то оледенeлый… (Трясетъ его слегка за плечи, заглядываетъ въ глаза.) Да что съ тобою? Леонидъ? Ты съ ума сходишь? (Полежаевъ склоняетъ голову все ниже, къ колeнямъ, зажимаетъ лицо руками, и вдругъ валится головой впередъ, на коверъ. Съ нимъ истерика. Стоя на колeняхъ, съ головой въ рукахъ на коврe, онъ судорожно рыдаетъ въ этой нелeпой позe.) Леонидъ, ну погоди… Леонидъ, ну что-жъ это такое, я сама сейчасъ зареву! (Пытается его поднять.) Ну, что-жъ ты… (Вдругъ обнимаетъ его голову и тоже рыдаетъ.) Это я тебя замучила! Это я! Ахъ, если бы ты зналъ. Нeтъ, этого ты понять не можешь. (Садится съ нимъ рядомъ на коверъ, кладетъ его голову себe на колeни. Изступленно цeлуетъ его волосы.) Милые мои… волосы, плечики. Ты этого понять не можешь… Я, конечно, сама сумасшедшая. Я вeдь совсeмъ рeшила умереть. Ты очень страдалъ? (Полежаевъ продолжаетъ рыдать.) Даша тебя въ лобъ поцeловала. Значитъ, жалeетъ. Милый, милый!

Полежаевъ

. — Арiадна, убей меня.

Арiадна.

 — Голова моя золотая. Нeтъ, не убей, ты живи, жить долженъ…

Полежаевъ.

 — Не знаю.

Арiадна.

 — Я ужасно мучалась все это время. Ну, Господи, какъ ужасно. Но я тебя безумно люблю, и любила… даже когда оскорбляла. Я знаю, что я дрянь.

Полежаевъ беретъ ея руку и цeлуетъ. Молчанiе.

Полежаевъ.

 — Ахъ, Арiадна…

Арiадна.

 — Опять плачешь.

Полежаевъ.

 — Нeтъ, я ничего не понимаю.

Арiадна.

 — Ну, хорошо. Ну, хорошо. Пройди по мнe.

Полежаевъ.

 — Что ты говоришь…

Арiадна.

 — Растопчи. А я умру. Если ты скажешь, я изъ окошка выброшусь.

Полежаевъ.

 — Эти слова… такiя… (Обнимаетъ ее. Оба плачутъ.)

Арiадна

(нeсколько оправившись.) — Легче сейчасъ? Тебe? Легче?

Полежаевъ

(тихо). — Да.

Арiадна.

 — И мнe.

Полежаевъ.

 — Хорошо, что нeтъ никого.

Арiадна

(подымается). — Встань. (Подымаетъ его за руку, полуобнявъ, ведетъ къ дивану.) Лягъ. Ты вeдь мой? Погоди, погоди… Только бы такъ остаться. (Закрываетъ себe голову, точно боясь, что что-нибудь измeнится.) Я тебя опять люблю. Безумно… И ты, ты? Ахъ, а то… А вдругъ все-таки нужно умереть?

Полежаевъ.

 — И я.

Арiадна.

 — Такая любовь, какъ у меня, сильнeе… Да, въ головe все путается, плохо говорю. Если бы не Сергeй, я бы выпила. Я, стало быть, жива. Ты бы тоже себя убилъ?

Полежаевъ.

 —Да.

Арiадна.

 — Я почувствовала. Но теперь — нeтъ. Ты живъ (Задумалась. Потомъ идетъ къ двери.) Погоди… Я сейчасъ.

Полежаевъ.

 — Куда ты?

Арiадна.

 — Нeтъ, ничего. Ты боишься?

Полежаевъ.

 — Зачeмъ… идешь?

Арiадна.

 — Можетъ быть, глупо… Я минуту посижу въ своей комнатe, вотъ такъ, одна. Потомъ приду. И вообще все посмотрю… какъ здeсь… будетъ. (Уходитъ.)

Полежаевъ

(встаетъ, подходитъ къ окну). — Разсвeтъ! (Отдергиваетъ портьеру. Въ комнатe становится еще свeтлeе.) Какъ пахнетъ!

Входитъ Генералъ.

Генералъ.

 — Не дошелъ. Не дошелъ-съ, все уже кончилось. Видимо, наши молодцы.

Полежаевъ

(растерянно). — А, пожаръ…

Генералъ.

 — А-ха-ха… маленькое деревенское развлеченiе. Двe риги, солома прогорeла… Но, конечно, наши не дали ходу… ну, я такъ себe представляю… огню. А вы что же-съ? Гдe же супруга?

Полежаевъ.

 — Я, да… она. Она тутъ.

Генералъ.

 — А вы немного… не въ себe какъ-то?

Полежаевъ.

 — Напротивъ, я… Я, она.

Входитъ Арiадна. Вдали слышенъ рожокъ автомобиля.

Арiадна.

 — Генералъ!

Генералъ.

 — Все кончилось. Спектакль!

Арiадна

(сiяя блестящими отъ слезъ глазами, осматриваетъ комнату). — Здeсь свeтъ, утро.

Полежаевъ

(ей). — Ну?

Арiадна

(идетъ къ нему). — Какое утро, свeтъ…

Полежаевъ.

 — И хорошо?

Арiадна.

 — Здeсь чудно. Здeсь все прекрасно. (Плачетъ.) Все прекрасно.

Входитъ Игумновъ.

Игумновъ

(бросаетъ фуражку, садится въ кресло). — Генералъ, васъ Алексeй Николаичъ ждетъ. Ф-фу!

Арiадна

(указывая въ окно Полежаеву). — Утренняя звeзда.

Игумновъ

(обертываясь къ нимъ). — Арiадна! (Минуту смотритъ молча.) Что же… Да. У васъ другiя лица.

Полежаевъ

(Арiаднe). — Помнишь? Эту звeзду я встрeчалъ за книгами.

Игумновъ.

 — Новыя лица! Новыя лица!

ДѢЙСТВIЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Комната и обстановка предшестующаго акта. Четыре часа дня — блeдно-солнечнаго, безвeтреннаго. Въ окнахъ далекiй пейзажъ — мирный видъ сельской Россiи. На письменномъ столe подносъ со стаканами чая, вареньемъ, медомъ. Сюда перешли изъ столовой — послe затянувшагося деревенскаго обeда — покурить, поболтать Генералъ, Полежаевъ, Машинъ, Дарья Михайловна.

Машинъ

(снимаетъ съ роговъ надъ диваномъ небольшую двустволку). — Папашино еще ружьецо?

Полежаевъ.

 — Да. Остатки прежней воинственности.

Машинъ

(прицeливаясь въ окно). — Прикладистое.

Полежаевъ.

 — Бьетъ далеко, но стрeлять трудно. Калибръ маловатъ.

Машинъ.

 — А вотъ… лисичекъ скоро… перваго сентября… у насъ открытiе охоты. Тутъ, недалеко.

Полежаевъ.

 — Милости прошу ко мнe завтракать.

Генералъ.

 — Для меня, долженъ сказать, весьма прiятно ваше намeренiе… остаться тутъ на зиму. Знаете, у насъ какъ: выборы прошли, а тамъ, къ настоящей-то къ зимe, помeщички кто въ Ниццу, кто въ Каннъ. Я и самъ не прочь, но въ нынeшнемъ году не придется. Да вы вeдь и въ гласные баллотируетесь? А-ха-ха… прокатимъ, прокатимъ.