Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Глава 52

Мама повсюду в квартире.

Когда Йенна берет теплый свитер в кладовой, мама там. Когда Йенна чистит зубы, мама лежит в ванне и слушает Баха. Когда Йенна смотрит телевизор, она поворачивает голову к маминому любимому месту, чтобы сказать, что рекламы хуже, чем эта, она в жизни не видела.

И вспоминает.

Что мамы нет.

Бэ-Дэ считают, что сейчас самое важное — звонить по объявлениям, спрашивать про квадратные метры и планировку. Йенна сбегает из дома и подолгу гуляет. Она не плачет. Она просто идет. Скоро похороны, скоро самое ужасное будет позади, говорит бабушка. Но она не понимает. Самое ужасное только началось.

Йенна проходит мимо дома Сюзанны. Не нарочно, просто так получается. Она не говорила с Сюзанной, не звонила ей. Вернувшись из больницы, она обнаружила открытку. «Думаю о тебе. Позвони, если будут силы». Но сил у Йенны нет. Не выйдет. Она не может.

Йенна гуляет, она гуляет не один час, не один день, не одну неделю, не один год. Однажды она возвращается домой, у подъезда курит Уллис. В животе все сжимается, Йенна хочет повернуть назад, но уже поздно. Уллис ее заметила.

Что сейчас будет, что произойдет, как отреагирует Уллис?

Но.

Иногда все просто хорошо.

Происходит лучшее, что только может произойти. Уллис не пугается. Она бросает сигарету, бросается к Йенне, обнимает, плачет, не прячет взгляд.

— Йенна, — бормочет она. — Блин, милая…

Йенна уже собирается сказать, что все в порядке, все о’кей, все хорошо, думает освободиться из объятий Уллис — не хочет беспокоить, не хочет быть обузой. Однако Йенна ничего не говорит. Она не плачет. Но стоит на месте.

— Йенна, я столько о тебе думала, блин, Йенна, мы сто лет не виделись.

Уллис плачет, уткнувшись в Йеннины волосы, ее плечи вздрагивают.

— Я звонила в вашу дверь, — говорит она. — И по телефону звонила, но никто не отвечал…

— Я… — Йенна не может ничего сказать, нет сил говорить.

— Мне так жаль, Йенна, мне так ужасно жаль…

Йенна кивает, кивает, не может плакать, не хочет, не хочет, не хочет плакать.

— Пойдем ко мне? — предлагает Уллис. — Пойдем, я сделаю для тебя блины.

Йенна не отвечает, и Уллис берет ее руку, целует.

— Пойдем ко мне, — повторяет она.

Йенна долго сидит дома у Уллис.

И это так хорошо, так прекрасно. Никогда еще они не были так близки. Уллис задает осторожные вопросы о Йенниной маме, и это хорошо, это нормально — немного поговорить о ней, это Йенне под силу, понемножку она может.

— Ты знала, что я ее навещала, твою маму? — спрашивает Уллис.

— Чего? Правда?

— Да. В больнице. Я принесла цветы.

Я подумала… что ей понравится. Мы же разговаривали и… все такое. Ну и вообще, она была… классная. Я подумала, что ей понравится.

«Думаю о тебе. Целую, обнимаю. У.».

У. Это Уллис.

Йенну обдает теплом.

Все блины съедены, Уллис печет еще. Они не хотят, чтобы вечер заканчивался. И посреди варенья, сливок, сахара и ванильного мороженого Уллис вдруг начинает рассказывать об отце. Об отце, который не умер, но которого нет. От которого Модная Мамаша забеременела, когда ей было всего шестнадцать, и который сбежал. Он был художником.

— Он, наверное, живет в Париже или типа того, — говорит Уллис и трет глаза.

Она смыла косметику. Теперь она выглядит иначе. Не уродливо, а просто по-другому. Йенне нравится слушать ее рассказ — приятно заглянуть в чужую жизнь, когда в своей не хватает места.

— А мой папа живет в Стокгольме.

Это произносит Йенна — и сама удивляется. Первый раз в жизни она говорит кому-то о своем папе.

Даже Сюзанна не знает, как часто Йенна думает о том телефонном номере, как она хочет позвонить, но не решается. Раньше Йенна не хотела об этом говорить. А теперь это вдруг стало важно. Столько всего происходит, столько всего уже произошло. Странно, но сейчас очень хочется показать все до конца.

— Мне часто хочется ему позвонить, — быстро добавляет Йенна, словно боясь, что голос сорвется. — Но я не звоню.

Уллис кивает. И Йенна знает — Уллис точно понимает. Уллис не как другие: те кивают и говорят, что понимают, хотя на самом деле им больше всего хочется сбежать подальше, чтобы не думать о грустном. Уллис не сбежит, она останется рядом.

— Может, когда-нибудь позвонишь, — Уллис допивает кофе. — Когда точно захочешь.

— Может быть, — отвечает Йенна.

— Может, я тоже.

— Может быть.

Уллис задумывается.

— Только во Франции — какой там телефонный код?

Глава 53

Они заходят последними.

Ближайшие родственники, как их называют. Они должны шествовать один за другим, как в День святой Люсии, только одетые в черное, пока все остальные сидят и смотрят на них. Как публика, которой не терпится захлопать.

Йенна идет рядом с бабушкой, бабушка держит Йенну за руку, и Йенна ей за это благодарна. Без поддержки она, наверное, упала бы — или сбежала.

В углу кто-то невидимый играет на органе. Йенна узнает мелодию. Она всегда доносилась из магнитофона, когда мама принимала ванну с пеной, ароматными маслами и солями. На краю ванны стояли маленькие зажженные свечи. «О, как хорошо», — говорила мама в такие минуты, запрокинув голову и закрыв глаза.

Бах.

«Воздух».

Воспоминания накатывают, проливаются слезами. Слезы капают на руки Йенны, на бабушкины руки, бабушка тоже плачет. Слезы смешиваются, становясь одним большим потоком тоски.

Нам тебя не хватает.

Черт, как нам тебя не хватает.

Пастор произносит какие-то слова. Йенна не слушает. Когда надо петь, она не поет. И ей не нравится, как женщина в черном платье поет «Люби меня как есть». Она поет некрасиво. Здесь вообще нет ничего красивого, похороны — это не красиво, смерть не красива.

— Теперь главное — вспоминать все хорошее, — сказала бабушка Йенне сразу после маминой смерти. — У нас столько хороших воспоминаний о Лив, Йенна. Теперь мы должны быть сильными и вспоминать самое хорошее.

Йенна не понимает. Ведь это от хорошего ей больно, от хорошего она плачет, именно хорошее она хочет вернуть! Как же она может радоваться?

Что толку в хорошем, если оно уже никогда не вернется?

Поминки проходят в ресторане у небольшого озера. Это место могло бы казаться красивым. Но не сейчас.

Половину из тех, кто всхлипывал на похоронах, Йенна не знает даже по имени. Тут и дальние родственники, которых Йенна знает лишь по почерку на открытках, бывшие коллеги, которых мама видела только на работе. Пока она еще работала.

Все сидят, все тоскуют.

Но не так сильно, как Йенна.

Совсем, совсем не так сильно, как Йенна.

Йенну сажают в конце длинного стола, вместе с «девочками». «Девочек» трое. Йенна, внучка бабушкиной сестры Эрика и еще одна — видимо, какая-то совсем дальняя странная родственница. Ее зовут Шарлотта, она вегетарианка.

Йенна рада повидаться с Эрикой. Раньше они иногда играли вместе на летних каникулах, когда бабушка устраивала большие праздники на даче и угощала летними тортами и домашним морсом.

Но потом наступала осень, и все заканчивалось. Теперь Эрика учится в школе на другом конце города.

Поначалу ни Йенна, ни Эрика, ни Шарлотта не знают, о чем говорить. Они молча жуют картошку, слизывая соус с вилок, официантки подливают воды. Но вскоре Эрика начинает игру «а помнишь?». Она улыбается до ушей, машет руками и сильно напоминает бабушкину сестру. Юная копия.

Йенна, помнишь, как мы в тот раз?

А помнишь то лето, когда?

Никогда не забуду день, когда мы…

Шарлотта молчит и вежливо улыбается. Йенна тоже улыбается — и правда, веселые воспоминания. Но смеяться не решается. Разве можно смеяться на похоронах?

Но тут Эрика начинает вспоминать, как они с Йенной одновременно встречались с соседским мальчиком. Маркус — так его звали. И его друзья заперли Йенну и Эрику в игровом домике. А потом друзья втолкнули туда и самого Маркуса и стали дышать на оконное стекло, чмокая запотевшую поверхность. Наконец, Маркус нехотя поцеловал обеих.

28
{"b":"219328","o":1}