— Нам обоим будет безопаснее со мной, находящейся в воде, чем отяжеляющей тебя во время боя. — Он все не уступает. — Я умею плавать, Раффи. Это не проблема.

Что-то большое врезается в нас сзади. И руки Раффи освобождаются. Я отлетаю.

Первое мгновение падения чувствуется как замедленное движение, когда каждое ощущение усиливается. Чисто инстинктивная реакция выживания заставляет меня зацепиться и сжать первое, что я смогла.

Одна рука хватает воздух. Другая — кончик пернатого крыла.

Весь мой вес приходится на одно крыло, ангел изгибается и теряет контроль. Я направляю всю свою панику в тиски.

В океан мы погружаемся вместе.

Каждая клеточка в моем теле замерзает, а затем взрывается ледяными осколками. Холодные иглы впиваются в меня. По крайней мере, так кажется.

Эти ощущения наиболее сильны, когда моя голова уходит под воду, будто она была последним бастионом тепла в моем теле. Мне хочется вопить от шока, но мои легкие настолько замерзли, что вопль умирает внутри меня.

Темная буря кружит вокруг, когда я пушечным ядром срываюсь вниз. Я утратила всякое ощущение собственного тела и направления.

В конечном счете, я прекращаю падать, но, остановившись, я не уверенна где верх. Мое тело кувыркается, пока секундомер воздуха в моих легких отсчитывает время.

Никогда бы не подумала, что не пойму где верх, а где низ, но без силы тяжести и света я не могу этого сказать. Я слишком напугана, чтобы выбирать направление.

Меня окружают пузырьки стремительно тающего воздуха, и я могу думать только об ужасных вещах, поджидающих меня в водяных глубинах ада. Все эти полубредовые ночи с мамой, напевающей в темноте, рисуют картинки демонов, утаскивающих меня в ад, заполняющийся водой огромный гроб-море. Эти темные фигуры двигаются в воде или…?

Забудь об этом.

Дыши. Плыви. Думай.

Не время быть поглощенной водоворотом бессмысленной чуши, не поможет.

Пузырьки. Что-то с пузырьками.

Разве они не поднимаются вверх?

Я подношу руку ко рту, чтобы почувствовать пузырьки и выпускаю драгоценный воздух из моих горящих легких. Они щекочут меня, проплывая по лицу и мимо ушей.

Я следую в ту же сторону. Течение воды может унести пузырьки в любом направлении, но, в конечном счете, они поднимутся наверх, правильно? Я определенно надеюсь на это.

Я выпускаю еще немного воздуха, пытаясь не выдохнуть больше, чем мне нужно, пока пузырьки, соответственно, не касаются моего носа по пути вверх. Я гребу ногами со всех сил, следуя за пузырьками так быстро, как позволяют мои саднящие легкие.

Я начинаю отчаиваться, что плыву в неверном направлении, когда замечаю, что вода становится более переливающейся, светлой. Я плыву быстрее.

Наконец, голова взмывает на поверхность, и я делаю большой глоток. Соленая вода заливается в рот, когда волны бьют в лицо. Легкие сжимаются, и я отчаянно пытаюсь контролировать кашель так, чтоб не вдохнуть полный рот воды.

Море вспыхивает рядом со мной и что-то взрывается.

Головы, руки, крылья. Ангел, с которым я танцевала танго, тоже нашел путь наверх.

Он побеждает, отчаянно глотая воздух и разбрызгивая воду. Его перья промокли и, кажется, он не очень хорошо плавает. Он машет руками и крыльями, бесполезно шлепая ими по воде.

Он и дальше держится на плаву, но это очень утомительный способ плыть. Если бы он был человеком, он бы уже истратил всю свою энергию и утонул.

Я разворачиваюсь и отталкиваюсь от воды. Я так замерзла, что едва могу двигать руками.

Крылья ангела взмахивают впереди и блокируют меня. Они подтягивают меня поближе к нему.

Я тянусь за ножом, надеясь, что он все еще прикреплен к нейлоновой повязке. Руки настолько замерзли, что я едва его чувствую, но он на месте. Это обычный нож, а не ангельский клинок, но я все равно могу порезать его. Он все еще чувствует боль, все еще может истекать кровью. Ну, может, в таком холоде он не почувствует всей боли, но я должна попытаться.

Он тянется ко мне, и я всаживаю нож в его руку.

Он отскакивает назад и затем тянется ко мне другой рукой, хватая за волосы. Я режу его предплечье. Он отпускает, но затем снова хватает меня раненой рукой, разбрызгивая воду.

Он подтаскивает меня к себе, обвивает руками и тащит вниз, в классической попытке утопить, обезопасив себя, как учили инструкторы.

Я глубоко вдыхаю. Он толкает мою голову в ледяную воду, и она снова поглощает меня.

Не знаю, пытается ли он утопить меня в финальном «я-заберу-тебя-с-собой» жесте или просто подчиняется инстинктам. В любом случае, я закончу тем, что умру, если у него получится.

Я отбиваюсь со всей паникой и остатками сил, раня его тело и руки все глубже. Снова и снова.

Кровь подогревает воду.

Он ослабляет хватку, и у меня получается вынырнуть и набрать полные легкие воздуха. Он больше не толкает меня под воду, но все еще держит.

— Ты — не единственный монстр в этом мире, — выдыхаю я.

В северной Калифорнии есть еще большая белая акула. Наши сёрферы и акулы, кажется, по большей части живут в мире, за исключением редких нападений акул. Но никто никогда не зайдет в воду, при этом истекая кровью.

Я сильнее разрезаю его грудь. Ленты крови вытекают из него.

Мы встречаемся взглядами. Он думает, что я говорю о том, что монстр — это я. Быть может, он прав.

Я — не большая белая акула, но все эти ножевые порезы и удары напоминают мне маму и ее жертв. На этот раз я не против сходства. На этот раз я сильнее держусь за ее сумасшествие.

Иногда мне лишь нужно выпускать свою внутреннюю маму наружу.

Я снова режу его, словно сумасшедшая. Наконец он отпускает меня.

Я отплываю от него так быстро, как только могу. Я не блефовала насчет акул.

Нож усложняет греблю, но я не выпускаю его, пока не отплываю на безопасное расстояние от истекающего кровью ангела. Только тогда я засовываю его обратно в нейлоновую повязку.

Я настолько выжата, что замечаю леденящий холод снова только через несколько гребков. Дыхание превращается в клубочки тумана перед лицом, а зубы стучат, но я заставляю себя двигаться.

Сильный всплеск сотрясает воду.

Клубок крыльев и конечностей проносится над поверхностью, проделывая каналы в море.

Это Раффи и два ангела сцепились в схватке. Они кружат и сражаются, вспахивая волны.

Вскоре они разделяются и в конце тормозят, поднимая брызги и погружаясь в воду. Мечи обоих вражеских ангелов оголены, отчего им труднее плыть. Они висят на них, сражающихся с водой с их обвисшими, бесполезными крыльями.

Раффи выглядит не лучше. Его кожистые крылья промокают хуже, чем оперенные ангельские, но, очевидно, он понятия не имеет, как с ними плавать. Возможно, на небесах нет океанов.

Я плыву к нему.

Один из ангелов роняет меч, крича от боли и разочарования. Он, вероятно, держал его, сколько мог, но трудно оставаться на плаву, одновременно вкладывая меч в ножны, и еще труднее плыть с мечом в руке.

Второй ангел качается на поверхности, пытаясь удержаться на плаву, сжимая одной рукой меч.

Когда в третий раз ангел уходит под воду, кончик клинка опускается вниз, как будто он слишком тяжел для него. Голова ангела появляется на поверхности, и он с трудом выдыхает «нет, нет, нет» с непередаваемой тоской.

Кончик клинка падает в воду и исчезает. Меч ангела принял решение за него.

Меня не удивит, если меч — это единственное, с чем связаны воины, за исключением их товарищей по оружию. Это возвращает к воспоминанию, какие шок и боль испытал Раффи, когда меч отверг его.

Я плыву быстрее. Или пытаюсь. От холода у меня все онемело и дрожит, и сложно контролировать собственное тело.

Они все удерживаются на плаву, но с трудом. Мне интересно, как долго они смогут продержаться.

Только на расстоянии взмаха крыла Раффи я кричу:

— Раффи, прекрати молотить крыльями, — он оборачивается ко мне.