Элия усмехнулась, показывая, что оценила висельный юмор братца, и строго предупредила:

— При Энтиоре никаких шуточек на его счет, а то закапризничает и откажется помочь, — и сплела заклятье связи.

Точка чар развернулась в полномасштабный экран, являя публике, восторженной по определению и замершей в благоговении пред открывшимся зрелищем, облик принца. Вернее, двойной портрет его высочества, поскольку мужчина в данный момент находился перед зеркалом, занимаясь умиротворенным созерцанием собственного отражения. Спору нет, от кончиков подбитых металлом остроносых сапог превосходной драконьей кожи до темных локонов, ниспадающих на плечи мягкими волнами, внешность принца была истинным совершенством, и бог прекрасно сознавал сию истину. На великолепных губах играл отблеск самодовольной улыбки, тонкие ноздри хищного носа чуть заметно подрагивали, в глазах — озерах ледяной бирюзы — острыми кристалликами играли блики заходящего солнца.

— Дорогой, прости за беспокойство, не мог бы ты оказать мне небольшую услугу, — попросила принцесса.

— Ах, стради, ты же знаешь, ради тебя я готов оставить самые срочные дела, — кончики белоснежных клыков показались, стоило принцу заговорить, и плавно повести рукой, демонстрируя дивный маникюр. Каждый ноготь принца был расписан тончайшим узором из листьев всех оттенков красного.

— О, запоминай! Теперь, Ральд, ты знаешь, как выглядят срочные дела, — хриплым от злости голосом ввернул Элегор шпильку, отдавая неизменную дань застарелой ненависти.

— Для Бога Элегантности правильно расправить мельчайшие складки на рубашке, превращая свою внешность в эталон совершенства — именно так, — довольно серьезно подтвердила Элия, пока вампир перемещался в апартаменты Лейма.

— О какой услуге шла речь, дорогая? — поинтересовался Энтиор, запечатлев долгий поцелуй на запястье сестры (Элегор внимательно наблюдал за Леймом, ожидая вспышки ревности, но друг оставался удивительно спокоен, словно вампир не облизывал Элию, а нюхал цветочек). — Неужели твой прыткий визави опять занемог? — принц метнул подчеркнуто заботливый взгляд на закипающего герцога.

Все желающие высказаться по сему и иным поводам, помня своевременное предупреждение богини, мудро промолчали.

— Нет, однако ты угадал, мне снова понадобился твой дар чтения крови, — принцесса кивнула в сторону младенца.

Дитя и чужого могущественного мужчину Энтиор, разумеется, заметил мгновенно, но не счел нужным демонстрировать им свое внимание. Первое в любом случае того не заслуживало, а второй скорее всего был из приятелей Лиенского или безалаберного Джея. Элию, по мнению вампира, никогда не привлекали мужчины без запаха опасности и определенной доли извращенности в любой из сфер. Для того, чтобы обратить на себя внимание Богини Любви, черноволосый бугай с весьма оригинальной прической и стильной одеждой пах слишком нормально.

— Хочешь определить родство? — высказал догадку принц, оценивая ребенка уже не как лишнюю вещь в гостиной Лейма (тот вечно в детстве таскал всяких бездомных тварей, мог во взрослом состоянии и бесхозного младенца приволочь), а как объект исследования.

— Именно, милый, — просияла улыбкой 'какой ты догадливый, красивый и вообще самый лучший' принцесса.

— Это очень важно для той проблемы, над которой мы работаем, кузен, — серьезно подтвердил Лейм.

— Сделаю, что смогу, — вампир приблизился к креслу, одним текучим движением хищника опустился на одно колено и всмотрелся в желто-зеленые глаза ребенка. Джей вытянулся в струнку, не желая пропустить ни единого момента в 'знакомстве' брата, его конечностей или даже кончика носа с острозубым дитятей. Тот сначала глазел на принца, а потом сонно заморгал, прикрыл глазки и засопел, пуская пузыри. Вор испустил долгий вздох разочарования. Концерт не состоялся! Чуть заметно кивнув своим мыслям, Энтиор нагнулся над крохотным тельцем. Спустя несколько секунд он отнял рот от нетронутой с виду кожи младенца. Все следы прикосновения успели затянуться, повинуясь власти Бога Вампиров над кровью и плотью.

Прикрыв глаза длинными черными опахалами ресниц, принц простоял над ребенком почти минуту, пока его дарование разбирало по полочкам информацию, полученную из кровяных телец, и промолвил:

— Кровь Мэссленда, яркая, сильная кровь линии Повелителей Стихий, герцогов Мэссленда, но какой именно из их ветвей, сказать сложно, мальчик слишком мал.

— О блин, какие детки по мусорным свалкам валяются! — пораженно выдохнул Джей.

При слове 'свалка', лицо вампира исказилось брезгливой гримасой, он резко отпрянул от родовитого ребенка и метнул на вора яростный взгляд. Но компании уже не было дела до негодования принца, которого заставили продегустировать предварительно не продезинфицированный продукт.

— Мэссленд? — нахмурился Лейм, словно ему на плечи сгрузили парочку Вселенных, которые надо не только держать на плечах, но еще регулярно чистить, мыть и проветривать. — Мы должны поскорее разобраться с этой историей. Из-за ребенка могут возникнуть такие неприятности, что всего дипломатического таланта Мелиора не хватит, чтобы выпутать Лоуленд.

— А не легче вернуть его взад? — растерянно предложил Ральд.

— Ха, а если детку искать примутся и таки сыщут, найдут отпечатки нашей силы, и попробуй докажи, что мы его напрокат не брали? — процедил Джей, уже жалея о своем порыве притащить младенца в Лоуленд. Развлечение и ошарашенные рожи родственничков не стоили межмирового конфликта.

— Никуда мы ребенка перемещать не будем. До выяснения всех обстоятельств он останется тут под заклятьем купола, закрывающим от любых способов поиска, — выдвинул встречное предложение Лейм. — Полагаю, стоит обратиться к Эйрану. Он лучше нас знаком с родословными Мэссленда.

— Спасибо, Энтиор, — поблагодарила Элия вампира и тот, шепнув одними губами ответ, испарился из комнаты. Вероятно, желал оказаться подальше от неприятностей. Когда его величество Лимбер начинал искать виноватых среди отпрысков, Энтиору, вне зависимости от степени причастности к происходящему, неизменно перепадало несколько хороших зуботычин. А может, им двигало более практичное желание прополоскать рот ароматической водой или антисептиком.

— Так я зову Эйрана?! Он в башне на болотах должен быть, — выпалил Элегор и, поскольку немедленных возражений со стороны более осмотрительных членов компании не прозвучало, выкрикнул, запуская заклятье связи:

— Эй, Эйран! Ты нам очень нужен!

Джей, оказавшийся на свою беду в самом центре зоны распространения крика, отскочил в сторону, принялся ковырять в ухе, проверяя, уцелели ли барабанные перепонки, и язвительно бормоча:

— Одного не пойму, зафиг вообще заклятье связи плести было, ты ж до самого Мэссленда, как козырем шестерку бить, доорался!

— Нам? — спокойно отозвался мужской голос одновременно с возникшей картинкой.

Худощавый мужчина с отливающими в красный, рыже-черными, оригинально полосатыми волосами, стоял за лабораторным столом. Недрогнувшей рукой он слил черную жидкость из мензурки в голубой с лиловыми искрами раствор в большой колбе, не потеряв ни капли, и поднял яркие голубые глаза на собеседника. Руки его тем временем продолжали работу: одна поместила колбу, где, не смешивая цветов, кружились потоки жидкостей, в штатив, вторая сделала пасс, повинуясь которому карандаш черканул несколько пометок в толстой книге, и та закрылась.

— Нам, — подтвердил Элегор, одновременно расширяя зону заклятья так, чтобы охватить всех присутствующих, и перечислил. — Лейму, Джею, Ральду кан Рагану, он, между прочим, Разрушитель, и Элии.

Принцессу герцог упомянул в последнюю очередь, все еще надеясь отучить приятеля от пагубного, куда хуже выпивки, пристрастия к Богине Любви. Надежда еще не оставила сердце Лиенского, больного хроническим оптимизмом. Причем на сей раз, ради разнообразия, эта ветреная дама основывалась на вполне логичных рассуждениях, а не выросла из бурьяна чистого противоречия. В отличие от прочих принцев, мэсслендец не провел бок о бок с Элией массу времени, а значит, если бы захотел, был способен игнорировать колдовское женское очарование. Проблема была лишь в одном: Эйран, рационалист-ученый и циничный политик, абсолютно не стремился к сохранению трезвости рассудка. Вон как засверкали глаза, стоило только назвать принцессу, куда сильнее, чем при упоминании Разрушителя. Элегору моментально захотелось сказать об Элии или самой Элии какую-нибудь гадость, герцог с трудом подавил порыв.