Наступила третья ночь. Конечно, мы немного устали, но настроение было бодрое. Между членами команды царило полное взаимопонимание, и все-таки я решил посоветовать «Граммену», чтобы впредь дисциплина на борту была более вольготной, что ли, не так отдавала военщиной. Я задался целью, чтобы наша работа в море каждому принесла максимум пользы, а для этого необходима дружеская, откровенная атмосфера. Дисциплина на борту военной лодки — другое дело, там без нее, наверно, нельзя, но у нас-то исследовательское судно. А мне в этом трехдневном погружении не все было по душе…

В последнюю ночь даже в разгар прилива, когда вода очистилась, я практически не видел рыб, но в 0.57 Гарольд Дорр вдруг окликнул меня. Голос его звучал глухо — и от волнения, и оттого, что он боялся разбудить других.

— Акула!

Сам я не успел ее рассмотреть, но Гарольд подробно описал мне акулу. Она была небольшая, длиной около полуметра, двигалась очень быстро. Может быть, это она распугала других рыб? Прошло немного времени, и они появились снова, как ни в чем не бывало: камбалы, скаты, сомики, разные мальки.

Камерун Уокер — вахтенный на поверхности — решил поудить рыбу, сидя в лодке прямо над мезоскафом. Дорр увидел за иллюминатором его леску с крючком. Уокеру не повезло, крючок зацепился за мезоскаф. Внушительная добыча, ничего не скажешь, да только чересчур тяжелая, и Уокеру пришлось от нее отказаться.

Вот такими маленькими развлечениями заполняют свое время океанографы на дне одной флоридской гавани ночью на глубине 11 метров…

Что же мы увидели за эти три дня под водой? Барракуд, акул, скатов, камбал, сомиков, множество тропических рыбок, тучи планктона. В батискафе, погружаясь на куда большую глубину, не всякий раз столько увидишь.

Наконец, на четвертый день или на исходе третьего, смотря как считать, около 9.50 Эрвин Эберсолд продул балластные цистерны и поднял «Бена Франклина» на поверхность. Но мы не спешили открывать люки: пусть внутренняя атмосфера остается неизменной все 72 часа, отведенных на этот опыт.

Мезоскаф отбуксировали к пристани и после нескольких заключительных проверок в 11.25 был открыт выравнивающий клапан. Как показывали внутренние приборы, подача кислорода у нас все еще превышала потребление, поэтому в аппарате давление было несколько больше атмосферного. И когда открылся клапан, сообщающийся с внешней средой, внезапно, совсем как в камере Вильсона, сгустился туман, да такой, что несколько секунд видимость в кабине практически была равна нулю.

В 11.30 открылся люк, мы вышли на мостик и ступили на пристань, где нас ожидали родные и старший медицинский эксперт «Граммена» доктор Роберт Джессэп. Беглое освидетельствование показало, что мы пока живы. Погружение благополучно завершилось, мы сделали еще один шаг в сторону Гольфстрима.

Многое еще предстояло сделать до того, как выходить в Гольфстрим. И «Бена Франклина» ждали новые и новые проверки. Буксировка, первое погружение в открытом море, повторные погружения вплоть до предельной проектной глубины 610 метров, испытание двигателей, проверка емкости и мощности аккумуляторных батарей, отдача аварийного балласта на средней и предельной глубине, чтобы узнать, как поведет себя лодка при очень быстром всплытии. Несколько погружений для проверки корпуса на прочность и, наконец, так называемые официальные погружения с представителями АУК, которые дадут свидетельство, удостоверяющее, что мезоскаф построен в соответствии со стандартами, удовлетворяющими американским требованиям, нему можно погружаться на глубину 600 метров, а также с представителями военно-морского ведомства США — пусть лично убедятся, что экипаж мезоскафа знает свое дело, аппарат достаточно надежен и штаб ВМС, если возникнет необходимость, может разрешить своим людям участвовать в погружениях.

Малых исследовательских субмарин развелось так много, и строители их (в расчете на крупный заказ) день и ночь так упорно обхаживают Пентагон, засыпая штаб и разные управления ВМС приглашениями принять участие в различных погружениях, что властям пришлось разработать определенный порядок на этот счет. В 1957 году, когда мы пригласили американцев ознакомиться с «Триестом», достаточно было простого доверия, тем более что конкурентов не было, и создатель батискафа доктор Огюст Пикар весьма убедительно доказал надежность своего аппарата. Но с тех пор утекло много воды, и теперь действует драконовский закон, не допускающий никаких исключений: никто из лиц, служащих в ВМС, будь то даже вольнонаемный, не имеет права погружаться в гражданской подводной лодке, не «освидетельствованной» военно-морским ведомством.

Я не собираюсь подробно описывать все наши испытательные погружения, хотя у каждого из них была своя задача, свои интересные особенности. Всего мы, прежде чем отправиться в экспедицию «Гольфстрим», погружались около сорока раз; то на несколько часов, то на сутки-другие, когда в гавани Палм-Бича, когда в прибрежных водах, а то и в открытом море между Флоридой и Багамскими островами.

Первый выход в море состоялся 27 января 1969 года; программа предусматривала погружение на небольшую глубину. Материковая отмель от Палм-Бича простирается довольно далеко, следовательно, дно понижается очень медленно, и нам пришлось два часа буксировать «Бена Франклина», прежде чем мы достигли устраивающей нас отметки 25 метров. Волнение на поверхности было умеренное, но длинные волны давали себя знать даже на грунте. Мезоскаф покачивало на песке, и в тот день мы пробыли всего час под водой, ограничившись как бы вторым крещением.

5 февраля мы смогли наконец приступить к более серьезной работе. Идя быстрее, чем в прошлый раз, мы через два часа после выхода из гавани достигли места с отметкой глубины около 150 метров.

13.50. Открыты краны затопления.

13.58. Начинается погружение.

13.59. Глубина 15 метров.

14.00. Глубина 30 метров, так глубоко «Бен Франклин» еще не погружался.

В открытом море вода на этой глубине изумительного синего цвета; солнечный свет сюда еще проникает, однако красные лучи его спектра уже поглощены. Рыб мы не увидели, но тут и там отчетливо выделялись крупинки планктона.

…Работает сонар — устройство, которое прощупывает лучом ультразвука толщу воды перед мезоскафом; если на нашем пути появится какое-нибудь препятствие, эхо тотчас предупредит нас об опасности. Сейчас мы наблюдаем в 100 метрах множество «целей». Мы еще не освоились с сонаром и не можем точно определить, что это за цели. Скорее всего рыба, и не исключено, что крупная — рыба-меч, марлин, барракуда — желанная добыча флоридских рыбаков. В иллюминаторы ничего не видно, но сверху передают, что вокруг нашего обеспечивающего судна «Грифон», престарелого траулера, временно предоставленного нам компанией «Рил Эйт», ходит акула.

Один из тиристорных преобразователей капризничает. Капитан предусмотрительно решает вернуться на поверхность, чтобы наладить его.

В 15.00 снова уходим под воду.

В 15.02 мы на глубине 30 метров. Дон Казимир получает с поверхности разрешение идти дальше, и «Бен Франклин» продолжает погружаться. 40 метров… 50 метров… 60 метров… 100 метров. Маленький крабик, всего несколько сантиметров в ширину, снует перед нашим иллюминатором. Каким огромным должен ему казаться океан! Плывут длинные цепочки планктона. Здесь намного темнее. Мы приближаемся к дну на глубине 165 метров. Кругом царит полный покой. Но садиться на грунт нам еще нельзя. Сперва мы обязаны всплыть на поверхность. Вот ведь досада! Во всяком случае мы убедились, что двери и стык двух главных секций не пропускают ни капли воды.

В 16.00 мы снова покачиваемся на поверхности. После часового перерыва в третий раз за день уходим под воду. Погружение длится около четверти часа; на этот раз «Бену Франклину» разрешено сесть на грунт.

Вода прозрачная, но сейчас уже довольно темно. Еще бы: зима, вторая половина дня. Все равно чудесный вид… Вокруг меня опять море, настоящее море, изумительная чистая вода. Много живности — тонконогие крабы шириной 10–15 сантиметров, маленькие каракатицы. Ощущается течение. Судя по компасу, нас сносит на юг. Приливно-отливное течение? Местное завихрение? (Гольфстрим совсем рядом.) Или противотечение, о котором сообщали некоторые наблюдатели, в том числе работавшие на борту батискафа «Алюминавт»? Трудно ответить на этот вопрос, трудно даже определить скорость потока, потому что у нас еще нет на борту нужного прибора. Дон Казимир считает — три узла, Эрвин Эберсолд — два. Инженер Алан ван Вееле, великий любитель точности, согласен с Доном Казимиром. Лично мне кажется, что скорость течения не больше ³/₄ узла, ну от силы один узел. Полчаса спустя его направление меняется. Теперь око идет с востока. Глубина по нашему стандартному манометру 160 метров. С поправкой на сжимаемость воды, а главное — на соленость получится около 152,4 метра. Ал ван Вееле установил точный манометр, работающий по принципу тензометра; иначе говоря, прибор регистрирует, как меняется электрическое сопротивление пластины в связи с ее механической деформацией, которая вызвана давлением воды. Способ этот позволяет определять глубину с точностью до нескольких сантиметров. Сейчас Ал докладывает, что центр мезоскафа находится на глубине 151,8 метра.